И началась великая борьба за бессмертную душу шофера.
- Эй вы, херувимы и серафимы! — сказал Остап, вызывая врагов на диспут.— Бога нет!
- Нет, есть,— возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
- Это просто хулиганство,— забормотал ксендз Кушаковский.
- Нету, нету,— продолжал великий комбинатор,— и никогда не было. Это медицинский факт.
- Я считаю этот разговор неуместным,— сердито заявил Кушаковский.
- А машину забирать — это уместно? — закричал нетактичный Балаганов.— Адам! Они просто хотят забрать «Антилопу».
Услышав это, шофер поднял голову и вопросительно посмотрел на ксендзов. Ксендзы заметались и, свистя шелковыми сутанами, попробовали увести Козлевича назад. Но он уперся.
- Как же все-таки будет с богом? — настаивал великий комбинатор. Ксендзам пришлось начать дискуссию. Дети перестали прыгать на одной ножке и подошли поближе.
— Как же вы утверждаете, что бога нет,— начал Алоизий Морошек задушевным голосом,— когда все живое создано им!..
- Знаю, знаю,— сказал Остап,— я сам старый католик и латинист. Пуэр, соцер, веспер, генер, либер, мизер, аспер, тенер.
Эти латинские исключения, зазубрешше Остапом в третьем классе мастной гимназии Илиади и до сих пор бессмысленно сидевшие в сто голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед.
- Сын мой,— сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа,— вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса господни свидетельствуют...
- Ксендз! Перестаньте трепаться! — строго сказал великий комбинатор.— Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка!
Диспут продолжался в таком же странном роде. Неубедительные, но веселые доводы Остапа влияли на Козлевича самым живительным образом. На щеках шофера забрезжил румянец, и усы его постепенно стали подниматься кверху.
— Давай, давай! — неслись поощрительные возгласы из-за спиралей’ и крестов решетки, где уже собралась немалая толпа любопытных.— Ты им про римского папу скажи, про крестовый поход.
Остап сказал и про папу. Он заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение, вспомнил ни к селу ни к городу Серафима Саровского и особенно налег на инквизицию, преследовавшую Галилея. Он так увлекся, что обвинил в несчастиях великого ученого непосредственно Кушаковского и Морошека. Это была последняя капля. Услышав о страшной судьбе Галилея, Адам Казимирович быстро положил молитвенник на ступеньку и упал в широкие, как ворота, объятия Балаганова. Паниковский терся тут же, поглаживая блудного сына по шероховатым щекам. В воздухе висели счастливые поцелуи.
- Пан Козлевич!—застонали ксендзы.— Доконд пан идзе? Опаментайсе, пан!
Но герои автопробега уже усаживались в машину.
— Вот видите,— крикнул Остап опечаленным ксендзам, занимая командорское место,— я же говорил вам, что бога нету. Научный факт. Прощайте, ксендзы! До свидания, патеры!
.
Итак, Бандеру выпустили из концентрационного лагеря для того, чтобы он начал сотрудничать. А он отказался (при этом его держали вроде как потому, что он отказывалия и до 1944 
