Моя подруга принесла мне рассказ Ведекинда “Mine-Haha” (или «Физическое воспитание маленьких девочек»). Она сказала, что рассказ идеально мне подойдет, - и действительно, он полностью меня устроил тем, что в нем был своего рода синтез всех тех вещей, которые меня интересовали, и в первую очередь - мир маленьких девочек. Это очень парадоксальная история, связанная с неким местом, которое является одновременно и тюрьмой и раем... К тому же весь текст был пронизан любовью к природе... Другой завораживающей стороной истории была её загадочность, которую можно интерпретировать по-разному, и сильная визуальная составляющая: замкнутое пространство – лесной парк, подземные ходы, театр. Эти элементы истории по-настоящему меня заворожили... Как только я прочла рассказ, я не могла больше ждать ни минуты. Я сказала себе: «Вот - фильм, который я хочу снять», - и запустила проект... Работа с текстом была очень вдохновенной и окрыляла меня при написании сценария. Тем не менее, на это у меня ушел год и еще полтора, чтобы утрясти детали. Мне пришлось адаптировать для экрана ряд сцен из рассказа, но это были в основном моменты, связанные с сюжетной линией. Помимо прочего я пыталась избежать раскрытия тайны... После того, как сценарий был завершен, много сил ушло на то, чтобы найти спонсора. В сценарии не было сцен насилия или чего-то возбуждающего, что могло бы ускорить финансирование... Но дело было не только в этом – проект в целом получился неординарным, так как в нём не предполагалось традиционно-повествовательного сюжета: зрители сами должны были угадывать суть... К тому же основные роли играли маленькие девочки, а не известные актрисы.
Я думаю, когда режиссёр делает фильм особенный и новаторский, он хочет удивить самого (или саму) себя, а также зрителей. У меня же и в мыслях не было, что этот проект должен быть каким-то многосложным или поражающим воображение. Основной задачей было - создать что-то притягательное и интригующее. Но я вовсе не помышляла кого-то поразить... Одно из моих главных ощущений было то, что в истории Ведекинда есть нечто визуально очень сильное, что обычно и питает кино. Это было как наваждение... Множество картин и звуков заполоняло моё воображение, и сценарий постепенно развивался. Я нащупывала нить истории очень интуитивно... Я не рационализировала вещи. Что толку в предугадывании реакции зрителей... Конечно, я могу представить себе зрительскую аудиторию, но это будет аудитория, которая включает меня и моих друзей. Никогда не знаешь, будут ли другие люди поражены или для них всё будет ясно и просто...
Я ожидаю, что зрители войдут в этот мир как в кукольный театр, так же как и я вошла в него, создавая этих маленьких девочек и это место, будто играя с куклами... Для меня это проникновение было очень чувственным – видимым, слышимым, ощутимым - и я хотела перенести это в фильм так, чтобы и зритель почувствовал то же самое – и словно бы путешествовал по этому девичьему миру... Я принципиально не брала на роли девочек с актерским опытом, так как полагала, что они привнесут наигранность и будут менее интересны и естественны. Так что мы искали девочек без опыта участия в съемках... В любом случае, во Франции совсем немного девочек-актрис, так что тут не было препятствий. Я искала девочек, у которых был опыт танца или гимнастики, то, что им пригодилось бы на съёмках. Я полагала, что это прибавит дисциплины и поможет им в работе перед камерой... Сложность была в том, что в съемках участвовали дети всех возрастов. Младшей было 6, а самой старшей - 11 или 12... И у каждого возраста - свои особенности. Конечно, труднее всего пришлось с самыми маленькими. Они не понимали, что такое съемки. Ведь не они выбрали быть там - за них всё решили родители. Мы же их отобрали и рассказали, чего от них ожидаем. Конечно, они верещали: «Да, мы хотим сниматься в кино». Но потом, я думаю, они были несколько огорошены самим процессом съемок... Мы использовали парадоксальный подход к ним. С одной стороны, я хотела запечатлеть естественную, спонтанную природу детей, их свежесть и непосредственность. Я хотела показать вещи, которые удивляют нас в детях, их спонтанные реакции. Но с другой стороны, я установила множество ограничений... Кадр, как правило, был статичным, так что они в основном находились внутри кадра вместо того, чтобы камера двигалась за ними. Съемка была ограничена рамкой кадра, и они были внутри. К тому же на них были костюмы, их волосы были уложены, так что все это не давало им быть самими собой. Но даже внутри этих ограничений я старалась оставлять им достаточно свободы, особенно это касалось диалогов. Я давала им как можно меньше фраз. Я не заставляла зубрить их наизусть. В последнюю минуту я бросала пару строк, которые им было легко запомнить. Если они ошибались, это было не страшно. Репетировать мы старались как можно меньше, так как девочки быстро уставали... Когда снимаешь детей, главное, чего у тебя в обрез, - это времени. После двух-трех часов им это надоедает, - долго работать не получается
Что меня сильно взволновало в этом коротком рассказе, и показалось визуально очень выигрышным - это красочное описание природы. Весь материал был чрезвычайно киногеничен. Это был первый импульс... А такие вещи, как костюмы, прически - были как бы вспомогательным элементом. Цвет бантиков, белые платьица – это так просто себе вообразить. И внутри всего этого столько чувственности... Этот насыщенный цветом мир должен был провоцировать ощущения гораздо сильнее, чем сам сюжет, который можно пересказать в двух словах... Поэтому, чтобы сделать фильм завораживающим, так важно было проработать именно визуальный аспект и как бы вдохнуть сценарий в живых персонажей, чтобы был эффект реально существующего пространства, и оно бы привлекало зрителя...
скрытый текст
....Мне очень повезло с оператором, великолепным Бенуа Деби. Он бельгиец, работал на нескольких картинах, включая «Необратимость» Гаспара Ноэ и «Игрока» Дарио Ардженто. Он согласился работать в довольно непривычной манере. Мы не использовали искусственное освещение, полагаясь только на дневной свет, который придавал фильму простоту, цельность и – как мне кажется - красоту... Не всегда было понятно, как работать таким образом, но благодаря Бенуа мы в этом преуспели.... Также он выстраивал кадр и производил съемку... Мы установили для него ряд ограничений. Например, не двигать камеру слишком часто, придерживаться статичного кадра, использовать Синемаскоп, перемещать камеру только в моменты быстрых движений актеров, например, когда девочки занимаются гимнастикой... Но основное правило было - удерживать кадр фиксированным, мы словно бы прикалывали бабочек к картонке, как в фильме это делает Эдит... Мне необходимы были яркие цвета, подобные Техниколоровским... Нам повезло, что бюджет позволял сделать это, и мы могли работать с эстетикой фильма как хотели. Синемаскоп, сочные цвета и дневное освещение были использованы, чтобы упростить работу с детьми, а также из чисто художественных соображений. Мы вдохновлялись картинами символистов, цитировали их, в особенности бельгийцев, но и англичан тоже. Мы ориентировались на живопись Магритта, снимая ночные сцены при свете дня... Это решение возникло из того соображения, что нам нельзя было снимать детей ночью. Так что ночь мы снимали днём, и я полагаю, получилось интересно – от этих сцен исходит сновидческий, гипнотический эффект...
Другой очень важный момент - это саундтрек. Я не хотела включать в фильм звуковую дорожку по ряду соображений. Во-первых, я считаю, что музыка в кино много диктует, она слишком ведет зрителя... А мы хотели, чтобы зритель ощущал тонкие эмоции - такие, которые можно обнаружить только в самом себе... Другая причина была в том, что музыка привязала бы фильм к определённому времени, а мы хотели оставаться вне времён... Следовательно, саундтрек должен был подстраиваться под это соображение. К тому же использование только природных звуков исходило из самого места съемки, выражало красоту окружающего пространства и вместе с тем делало его клаустрофобным. Это было одно из принципиальных решений - сделать изображение клаустрофобным. Например, мы никогда не показывали небо. Мы видим небо только в конце, над фонтаном и ни разу до этого. А рамка кадра «запирала» пространство и персонажей на крупных и средних планах...
То, что мне по-настоящему дорого в истории Ведекинда, - это пантеизм. Может, это что-то личное и касается только моего детства, но у меня такое впечатление, что дети и правда находятся в контакте с природой... Возможно отчасти потому, что детей принято брать с собой в парки или за город на выходные. Эта неразрывная связь с природой на протяжении всего детства очень важна для меня, она очень созидательная. Особо интригует та интуитивная, чувственная связь, которая - я верю - исходит в фильме от воды... Вода – успокаивающий элемент повествования. Кто-то сказал мне, что во время просмотра чувствовал себя комфортно и успокаивался только в те моменты, когда видел на экране воду... И я думаю, так и должно быть. Как будто тревожные импульсы, исходящие от школьных правил и учёбы, гасит спокойный и вольный ритм природы. К тому же это так визуально выигрышно – снимать воду и растущие в ней цветы, как фундаментальные основы фильма...
Я помню, что фильм Виктора Эрисе «Дух Улья», (а впрочем и «Юг» тоже, но в особенности «Дух улья») по-настоящему тронул меня своим медленным, задумчивым ритмом, методом съемки и тем фактом, что главная героиня – маленькая девочка, такая земная и практичная, но обладающая ещё и большим воображением... Робер Брессон сильно повлиял на меня, так же как и Дарио Ардженто, хоть они, по сути, и противоположности. А может быть, и нет…(смеётся)… В любом случае, когда я была подростком, я открыла для себя кино именно через фильмы ужасов, в частности через итальянские ужасники и особенно картины Ардженто. В огромной степени меня привлекало в них визуальное пиршество, наиболее явное в его ранних работах, их эротизм в сочетании с острым ощущением опасности... У Брессона мне нравились манера съемки, ритм, мощный экзистенциальный аспект, совсем необязательно христианский (вопросы веры не слишком меня занимали)... это ощущение иного измерения - не материального, явленного через самые простые вещи и повседневные жесты... Вот два режиссера, больше других повлиявшие на меня, несмотря на их кажущуюся противоположность...
Я никогда не ходила в закрытую школу, к сожалению. Я годами упрашивала своих родителей устроить меня в одну из них, но они не соглашались. И меня никогда не возили в гробу, но тем не менее, в фильме много автобиографичного... Я пыталась передать эмоции и ощущения, которые испытывают девочки в этом возрасте. Кто-то сказал мне, что подумал, будто мой фильм про то, кАк это – быть нормальной девочкой в нормальной школе, и при этом наколдовывать целый мир в своем воображении, вырабатывая некий опыт. В этом смысле - да, мой фильм полностью автобиографичен... Я думаю, реакция зрителей будет разной - у мужчин и у женщин. Конечно, женщина скорее идентифицирует себя с маленькой девочкой... Она воспримет фильм более непосредственно. Она вспомнит себя... С мужчинами дело обстоит сложнее, так как в фильме нет мужских персонажей... Я думаю, им придётся вызывать в памяти свои давние представления о маленьких девочках. Для кого-то это может стать проблемой, для кого-то нет. В зависимости от этого и реакция будет разной... И всё же я надеюсь, что фильм достаточно универсальный, чтобы привлечь и мужскую аудиторию. Его уже начали показывать на фестивалях, и я видела, что он провоцирует сильные реакции – от эйфории до отторжения. Одних отталкивает «недостаточно динамичный» сюжет. Другие же погружаются в этот мир с головой и исследуют его...
Я бы хотела и дальше использовать литературные тексты как основу для своих фильмов, - это чрезвычайно меня вдохновляет... Так гораздо меньше сомнений. Многие вещи приходят сами: эмоции, вдохновение для съемки, ощущение чего-то нового, в конце концов, сюжет – уже готов... Но специально я его не ищу и не зову «приди-приди». Просто знаю, что так легче начать. Текст побуждает к действию... Мой следующий фильм будет основан на оригинальном сценарии, я уже начала работу над ним, - так что оба пути возможны. Литература – основной источник вдохновения, но не единственный.
