«Пшеглёнд» от 26 июля 2009 года отважился заявить на обложке номера (sic!), что «ПНР – это тоже была Польша». Тема развивается дальше, где еженедельник задаёт нескольким видным деятелям каверзный вопрос: «Что из времён ПНР будут ценить будущие поколения?» Я прекрасно понимаю ужасное неприличие этого вопроса, которое заставляет отвечающего лавировать между действительностью воспоминаний и требуемой властями историко-политической корректностью. Прижатый к стене Марцин Круль* с явной неохотой признаёт, что «глядя с моей перспективы, я, конечно, ценю интеллектуальный уровень некоторых университетских факультетов, например, философии в 60-х годах, когда я учился, а также истории, социологии и других гуманитарных дисциплин, которые были на хорошем уровне».
Уж слишком скромное это определение – «хороший уровень» применительно, например, к историческим наукам, которые с Айненкелем, Гарлицким, Глейштором, Геремеком, Керстен, Косманом, Кулей, Лабудой, Маловистом, Самсоновичем, Тазбиром, Топольским, Зентарой... в 60-70-х годах переживали свой апогей. Марцин Круль также не вспоминает (в конце концов, это не его грядка) об астрофизике, математике, органической химии, лесных науках, орнитологии. Дальше он признаётся: «Однако можно ценить издание мировой классики, которую можно было купить за относительно небольшие деньги. За исключениями, которые изъяла цензура, почти вся классики вышла в этот период в издательствах ПиВ, «Чительник» или ПВН. Упомяну только «Библиотеку философов». Из других отраслей нужно оценить театр, кино – в меньшей степени».
Не буду цепляться к факту, что классику в те времена покупали не за «относительно небольшие деньги», а за гроши, так что каждый мог собрать библиотечку, от Сократа до Гуссерля и Хайдеггера. Дело тут в некоей причинно-следственной связи. Марцину Крулю не проходит через горло, что, может быть, этот страшный режим не уничтожал науку и искусство, а даже вкладывал в них суммы, о которых нынешние яйцеголовые могут только помечтать. Здесь мы стоим на границе честности. Ведь есть большая разница между намёками, что польская наука как-то так, в подполье, пережила ПНР, и признанием, что она была обласкана и финансировалась, конечно, не в такой степени, в какой нам хотелось, но несравнимо большей, чем сегодня.
...