Вот ещё одно слово.
Было -
решетка от решето и далее от праславянского *rеšеtо
Почему вдруг появились
"грати"?
Для сравнения:
болг. - решетка
белор. - рашотка
словацк. - mreže
чешск. - mříže
сербск. - решетка
хорв. - rešetka
Однако...
польск. – krata
Английский - grate
Итальянский - grata
Французский - grille
Немецкий - gitter
Спасибо Dr. H. Lecter, MD (
https://www.kharkovforum.com/showpost.php?p=22966728&postcount=104).
Читай Миколу Костомарова:
"Черти народной южнорусской истории"
"Это довольство привлекало в Киев и в Русскую землю с разных сторон жителей. Население Киева и Русской земли не было однородное: тут были и греки, и варяги, шведы и датчане, и поляки, и печенеги, и немцы, и ***ы, и болгаре. Эта пестрота народонаселения объясняет и предания о предложениях Владимиру принять ту или иную веру; если здесь можно искать исторической истины, то предлагавшие Владимиру веру были скорее жители Киева, чем иноземные апостолы. При Владимире, после его крещения, при Святополке и при Ярославе Киев быстро развивался и процветал. При веселой жизни и распущенности нравов киевляне не имели ничего строгого, подавляющего; оттого в Киев и Русскую землю сбегались — по известиям Дитмара — разного рода беглые рабы, тут они находили себе приют и пропитание. Вероятно, тут же себе находили люди рабочие хорошие заработки; охота строить здания, украшать дома призывала туда рабочих. В Киевской земле, менее чем где-нибудь, мог сохраниться чистый тип одной народности, когда люди всякого звания и ремесла скоплялись там отовсюду. Даже те, которые составляли княжескую дружину, — класс возвышавшийся над массою по значению и силе, — были не киевляне по происхождению, а пришельцы. Это показывается в былинах старого времени Владимирова цикла. Богатыри приезжают служить Владимиру — кто из Мурома, кто из Ростова, кто из Царегорода, или с берегов Дуная, из чуждых далеких стран. Все это дает повод воображать себе старый Киев в роде тех городов, где наплыв разнородных типов дает жителям вообще физиономию смеси. Даже и Киевская земля[45] была населена такою же смесью. При Владимире на левой стороне Днепра население увеличилось не посредством природного размножения народа и не подвижением его с правой стороны Днепра, а переселением из разных, более или менее отдаленных, стран русской системы. И нача — говорит наш летописец (под 988 г.) — ставши городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугне, и нача нарубати мужи лучшие от Словен,[46] и от Кривичь,[47] и от Чюди,[48] и от Вятичь,[49] и от сих насели грады. В 990 г. он населил Белгород[50] так же точно: «наруби в не от инех городов и много людий сведе в онь». И здесь заселился город таким же сводным народонаселением из разных стран и городов. (Что значит наруби? Вероятно, при своде народа для населения новых мест употреблялся какой-нибудь обычай делать зарубки, или заметки по жеребью). Таким образом, переселение в Русскую землю совершилось из Белоруссии, из Средней России, из Новгородской земли и, наконец, из Чуди. Нельзя думать, чтобы это было первое заселение левой стороны, ибо мы знаем, что там жили уже народы, и притом летописец влагает в уста Владимиру слова: «се мал город около Киева», т. е. мало городов, и поэтому он призвал и переселил лучших людей из чужих народов — не земледельцев, не смердов, но способных к оружию. Это должно было способствовать образованию в некотором смысле высшего сословия, потому что в тот век люди, посвященные военным занятиям и обороне края, должны были пользоваться уважением и преимуществами пред простым народом; а военные — мужи города — были люди разного происхождения и, следовательно, составляли сами по себе общество отдельное от массы народа и не связанное с ним этнографическим единством и местными преданиями."
.
"Галич получил значение старейшего города, и князь галицкий, как будто силою обстоятельств, сам доходил к достоинству старейшего князя. Певец Игорев, современник, так характеризовал Ярослава: Галицкы Осмомысле Ярославле! высоко сидиши на своем злотокованном столе; подпер горы угорские своими железными полкы, заступив королевы путь, затворив Дунаю ворота, меча времены чрез облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стрелявши с огня злата стола за землями. Ясно из этого, что современники считали галицкого князя могущественным. Галицкая земля, то есть принадлежавшая Галичу, была обширная и заключала в себе плодородные пространства по Днестру, Сану и Пруту до гор. Дунайское устье было в руках Галича. Вероятно, Бессарабия и берега черноморские принадлежали ему, потому что уже было свободное плавание с Дуная и Днестра по морю и въезд в днепровское устье. Было много условий зажиточностей обитателей. Почва Червоной Руси способна для земледелия и скотоводства; реки, в то время судоходные, вели к сообщению с Дунаем и морем. Это способствовало торговле с Югом. Кроме хлеба, скота и кож, которые отпускала Червоная Русь, важнейшим туземным продуктом была соль из Бакуты. На Черном море у галичан была пристань Олешье, при устье Днепра; там образовался склад для торговли с Югом, оттуда товары шли по Днестру и снабжали города, густо лежащие один за другим вдоль этой реки. Но положение Галицкой земли в отношении политической самостоятельности было очень опасно; двое соседей каждочасно готовы были наложить руки на Червоную Русь, — поляки, уже издавна то овладевавшие ею, то терявшие ее, и угры. Быть может, эти обстоятельства сближали Галич с греческим миром; так одному царевичу греческому дали в управление несколько городов Червонорусской земли."
.
Южная Русь не была отрезана и от Запада. Брачные союзы князей с домами королей шведских, немецких, французских, венгерских и польских указывают на близкие и частые сношения Киева с Западною Европою. Еще в те времена не укоренилась религиозная неприязнь к западной церкви; греки не без труда старались населить ее. Киев был такой город, где многое можно было узнать и увидеть, там было средоточие торговли; много было в Киеве купцов, бывавших в далеких сторонах. Вениамин Тудельский встречал их не только в Константинополе, но в отдаленной Александрии, кто странствовал ради торговли, а кто из религиозных целей; — во всяком случае в Киеве Немало было таких, которые видывали чужие земли и чужих людей, знали чужую речь. С другой стороны, в Киеве толпилось множество иностранцев: там можно было встретить и немцев из различных городов, и итальянцев, и греков, и магометан, и иудеев. Не удивительно, что, живя в Киеве, можно было выучиваться нескольким иноземным языкам, как это сделал князь Всеволод Ярославич, отец Мономаха. Из летописцев нам известно, что Владимир, креститель Руси, и сын его Ярослав заводили училища, а последний и книгохранилище; Ярослав собирал от себя грамотных людей, приказывал им списывать книги, другим поручал делать переводы с греческих. Мы не можем сказать — какой процент жителей пользовался тоща этими средствами просвещения, но видим, что в Киеве были люди по тогдашнему времени образованные, что там существовала литературная и умственная жизнь, а чтение пользовалось высоким уважением. "
Так чому б тут не бути слів, які не було в церковнослов"янському та ще й запозиченому з одного з болгарських діалектів?
Далі:
Костомаров Микола
Южная Русь в конце XVI века:
Славянский язык со своими архаизмами делался предметом смеха и для самих русских. И православные ревнители не могли в защиту его сказать ничего такого, что примиряло бы с ним возникшую потребность научного просвещения. "По диавольскому навождению,- говорит один монах того времени[54] [55],- славянский язык обмерзел многим; его не любят и хулят; но он есть плодоноснейший и любимейший Богом язык человеческий именно за то, что нет на нем ни грамматики, ни риторики, ни диалектики, ни прочих коварств диавольского тщеславия: этот язык приводит к Богу простым прилежным чтением без всяких ухищрений: он созидает в нас простоту и смирение". Западное просвещение щеголяло тогда изобилием умственного развития и смеялось над скудостью славянства, а православие не запиралось в этом, но в свою очередь указывало на литературу и науку как на греховное дело. "Соблюдайте,- говорит тот же монах,- соблюдайте ваших детей от яда. Истинно вам говорю: кто с духом любви прильнет к этим поганым мечтательным догматам, тот наверное погрешит в вере и отпадет от благочестия; что с нами и делается, как только вы начали лакомиться на латинскую мерзкую прелесть! Не лучше ли тебе изучить часословец, псалтырь, октоих, апостол, евангелие и другие церковные книги и быть простым богоугодником и приобресть вечную жизнь, чем постигнуть Аристотеля, Платона и прослыть в сей жизни мудрым философом, а потом отойти в геенну? Рассуди сам: лучше ни аза не знать, да к Христу достигнуть, а Христос любит блаженную простоту и в ней обитель себе творит и упокоевается". Если православные духовные, увлекаясь требованиями века, обращались к западной науке,- тотчас встречали обличение сторонников старины: "вот,- вопияли они,- вместо евангельской проповеди и апостольской науки водворяются поганые учители: Аристотели да Платоны и другие подобные им машкарники и комедийники".
.
Негде было священникам приобретать воспитание, приличное их званию; они оставались в крайнем невежестве, и не могло быть речи о поучении народа. До такого презрения дошло звание пресвитера, говорит православный писатель Захария Копыстенский[65], что честный человек стыдился вступать в него, и трудно было сказать, где чаще бывал пресвитер: в церкви или в корчме. Неудивительно, что даже самое богослужение от неведения искажалось, так что не стало в обрядах единообразия.
Большею частью духовные не имели ровно ничего священного, кроме одежды во время богослужения да сноровки кое-как с грехом пополам отслужить обедню, в которой ничего не понимали, ибо славянскому языку им негде было выучиться, и священник невольно еретическим образом объяснял непонятные слова писания. Один из современников выражается в таких чертах о невежестве духовенства, как высшего, так и низшего[66] [67]: Некоторые из наших пастырей разумного стада Христова едва достойны быть пастухами ослов! Не пастыри они, а волки хищные, не вожди их начальники, а львы голодные, пожирающие овец своих. О, несчастное стадо! Как может быть учителем такой пастырь, который сам ничему не учился и не знает, чем он обязан богу и ближнему, когда он с детских лет занимался не изучением св. писания, а не свойственными духовному званию занятиями: кто из корчмы, кто из панского двора, кто из войска, кто проводил время в праздности, а когда не стало на что есть и во что одеться и нужда ему шею согнула, отогда он начинает благовествовать, а сам не смыслит, что такое благовествование и как за него взяться. Церковь наша наполнена на духовных местах мальчишками, недоростками, грубиянами, нахалами, гуляками, обжорами, подлипалами, ненасытными сластолюбцами, святопродавцами, несправедливыми судьями, обманщиками, фарисеями, коварными иудами!
Так от зверни увагу, що ще в 16 столітті на Україні церковнослов"янської мови (запозиченої з одного з діалектів болгарської), яка стала основою так званого "русскаво" язика, народ України не знав.
То ж не дивно, що в українській мові є і німецькі, і ітілійські, і польські, і яких тільки не було.
Народ вибирав ті лексичні одиниці, які йому було більш зручно вживати.
Щоб зрозуміти, про що тут мова, читайте всю гілку.
С 1068 по 1073 год пробыл Изяслав в Киеве, сначала под прикрытием ляхов; нелюбовь к нему киевлян не могла охладеть после варварских поступков сына. Впрочем, что касается до него лично, то его не считали виноватым: он был простоумным. Этим неуважением к князю воспользовался князь Святослав черниговский, и Изяслав должен был бежать в другой раз. Четыре года он странствовал по Европе. В Майнце он просил защиты у императора, которого признавал верховным главою государей; сын его потом в Риме ходатайствовал пред папою о возвращении отцу его права.
Между Русью и Западною Европою в те времена еще не существовало той стены, которая возникла позже; Русь и Западная Европа принадлежали еще к одной политической семье; сношения были частые и близкие.
І тільки тоді, коли Богдан Хмель продав Україну московщині, була побудована стіна, яку до цього часу Україна не може пробити.