Сейчас общался с приятелем, он, оказывается, хорошего друга похоронил.
Я стою на краю онемевшей от боли страны
На пологом холме, где от ветра колышутся сосны,
И в слепящих, как выстрелы, бликах кровавой луны
Вижу лица недавно ушедших. Небесная сотня.
Я пытаюсь понять для себя, как же вышло, что тот,
Над которым годами смеялись в «Вечернем квартале»,
Дал спецназу приказ расстрелять безоружный народ.
Может, дело лишь в том, что мы все слишком долго молчали?
Кто-то тихо молчал, кто-то громче, но все же молчал.
А другие – от Рады до НАНУ, в Минфине и МИДе –
Жали руку, хвалили, сдували пушинки с плеча,
А за кадром дрались за места в пищевой пирамиде.
Охраняли, кормили, дарили, боялись, кляли,
Припадали к стопам и в сторонке брезгливо плевали,
Ненавидели, оды слагали, подарки несли,
И молчали, молчали, молчали. Молчали. Молчали…
Я стаю на границе страны, превращенной в Майдан.
Я – один из. Мы даже не численность. Мы – поголовье.
Завтра будет весна, и киоски появятся там,
Где сегодня смывают остатки майдановской крови.
