Притягнув з політики
Так шел по лесу близ Авдеевки Прохорчук Евген, отрок Викторов,
Семсть девятого году-племени, православнутый на всю голову.
Зрел елдяшечки из железушка, в туесок совал медну проволку,
С трансформатора зело тырену,
В кузовок он клал бязь латунную, - все годилося для Евгения,
Чтобы сдать в амбар на цветметушко, получить рублев да упитися
Водкой русскою да наркотиком, цыганвой поди неразбавленным,
Помянуть дружка Моторолушку, радикалами уязвленного.
Русь великая, изначальная, полюбихося добру молодцу.
Так шел по лесу близ Авдеевки Прохорчук Евген, отрок Викторов,
Громко песню пел православную про великую Новороссию,
Про Победы день, да про Хуйла, да про люту смерть хунты киевской,
Балалайкою бысть подмахивал да матрешечкой погромыхивал.
Видит отрок - из тьмы египетской, радикальное и фашистское,
Вышло идолище поганое да базарит с ним по-украински
Про садок и хату какую-то, про хрущей, гудящих над вишнями.
"Ах ты идолище поганое, радикальное и фашистское!
Не пойму твоей мовы мерзкой я, ветеранам я поклоняюся! -
Закричал Евген, отрок Викторов. - Сад твой вырублю, с хаты вынесу
Бязь латунную да елдяшечки, медну проволку да пожиточки,
И насру вокруг вишни крестиком, и хрущей твоих, тварей редкостных,
Зашибу, как стерха галимого зашиб батюшка наш возлюбленный".
Испугалося добра молодца злое идолище поганое,
Убежал Перун в тьму египетску, чтоб Турчинову там поплакаться.
Закричал "ура!" витязь доблестный, но бухать ему не судилося:
Прибежали вдруг из святилища звери лютые, радикальные,
Из дивизии пятьдесят седьмой, все язычники майданутые.
Ох ты гой-еси, добрый молодец, Прохорчук Евген, отрок Викторов!
Загорелася жопа русская, жопа русская, православная!
Балалайка в ней под углом торчит, три матрешечки, две елдяшечки,
Медна проволка, бязь латунная, и сапог торчит правосековский.
Ножки русские с корнем вырваны, на дубу висят, колыхаются,
Ручки русские переломаны, а глаза склевал коршун плюшевый.
На спине лежит сало жирное, а спина лежит на святилище, под языческою бандурою.
Голова в кустах славит Хуйла, воткнут в рот ее кол осиновый,
Получается неразборчиво, ведь не только кол в этот рот воткнут.
...Догорел Евген, отрок Викторов, что шел по лесу близ Авдеевки,
Не дождалась мать сына русского, и в цветметушке нету выручки,
И березынька наклонилася, а хрущи гудят пуще прежнего.
И стоит Перун, ухмыляется, упивается жертвой лютою,
Страшной молнией по Кремлю стучит, люди русские только крестятся.
Невдомек им всем, что случилося, на синоптиков обижаются,
А виной всему - жертва страшная, "Правым сектором" принесенная.
На Москву идет бог язычески