Активисты красноярского проекта nebo.community обратились в инстаграме к губернатору Александру Уссу (он только что завел там страницу) с просьбой адаптировать детей к перманентной экологической катастрофе и смогу Красноярска. В частности, общественники предложили запретить выводить десадовцев и школьников на воздух в периоды неблагоприятных метеоусловий (НМУ, он же режим черного неба, или безветрия). Усс согласился, поручения даны министрам образования и экологии.
Самообладание обычно очень терпеливых сибиряков подорвали не столько новогодние каникулы, когда детей можно из дома не выпускать, сколько первые учебные дни, совпавшие с НМУ первой степени опасности (10–13 января).
Красноярск в который раз вырывался в мировые лидеры в мониторинге AirVisual, фиксирующем сиюминутное состояние воздуха в крупных городах планеты.
В нависающую над Красноярском газовую пелену новогодние салюты еще продолжали запускать, но выглядело это как в анекдоте о бомбардировке деревни Большое Говнищево. Там, помните: у-у-у, хлюп — и тишина. А тут небо столь же эффективно, как грязи и болота, принимало фейерверки: звук есть, а радости нет. Не видать, какой расцветки была ракета.
Даже звездную вершину главной городской елки разглядеть можно было с трудом, но тут сами виноваты: она традиционно самая высокая, причем не только в галактике и России — судя по всему, можно заявлять о лидерстве в Сверхскоплении Девы. Так повелось с незапамятных времен, и самые-самые фаллические символы от мэрии к празднику Обрезания Господня не связаны с интимными комплексами мэров, поскольку перебывало их много, а у нас по-прежнему ставят самый большой.
А больше гордиться особо и нечем — краевые и городские власти, спрятав неведомо куда все свое имеющееся достоинство, привычно лежат под крупными корпорациями, зарабатывающими на смоге и здоровье красноярцев сотни миллиардов в год. И обращение экоактивистов выглядит на этом фоне вполне логично: если власти (включая российские и лично Путина, бравшегося развязывать красноярский экологический кризис) не могут выполнять собственные законы и оградить миллионный Красноярск от выбросов корпораций, то красноярцам надо учиться жить при смоге и умирать.
Активисты так и пишут: «Если у нас нет возможности свободно дышать, нам надо учиться жить с черным небом».
То есть иметь дело не с причинами, а со следствиями, не бороться, а приспосабливаться. При этом активисты ссылаются на опыт башкирского Сибая (там «дорожную карту по устранению экологической угрозы» приняли год назад).
Это не капитулянство называется, это трезвость. Общественники замечают, что ранее через помощника Усса уже оставляли эту просьбу, но «так и не смогли добиться понимания» и поэтому размещают просьбу в открытом доступе.
До этого и депутат горсовета Сергей Шахматов предлагал мэру Сергею Ерёмину запретить в НМУ занятия физкультурой на воздухе в школах и детсадах, а также «прогулки на улицах» учащихся (депутат не уточнил, следует ли отменять вовсе занятия в школах и детсадах, ведь дети идут в школы и сады именно по улицам).
Между тем власти уже давно движутся в указанном направлении. Цель и идеал этого поступательного движения давно обозначен Данелией: «Пацаки! Почему не в намордниках? Приказ господина ПЖ — всем пацакам надеть намордники. И радоваться» (если кто забыл: господин ПЖ — это правитель планеты Плюк в галактике Кин-дза-дза, носит голубые штаны).
И «однозначные рекомендации» (формулировка Усса) о запрете прогулок и занятий на воздухе в дни НМУ даны руководству школ и детсадов еще в 2018-м; сейчас их, видимо, повторят и усилят. А в 2016-м по инициативе «Русала» (главного загрязнителя воздуха Красноярска и главного же бенефициара смога) краевой минздрав, Роспотребнадзор (и его Екатеринбургский центр профилактики и охраны здоровья рабочих промпредприятий) выполнили «проект по внедрению медико-профилактических технологий управления химически обусловленным риском для здоровья детского населения Красноярска».
Выводы из него: «Основными источниками химического риска от воздействия токсичных веществ (бенз(а)пирен, свинец, алюминий, кадмий, фтор, мышьяк, ртуть, медь) являются: атмосферный воздух (с вкладом до 39% у детей и до 75% — у взрослых) и продукты питания (с вкладом до 58% у детей и до 24% — у взрослых)».
При исследовании химнагрузки в организованных детских коллективах Советского района (где, в частности, находится КрАЗ, крупнейший в мире алюминиевый завод, работающий по технологиям столетней давности, лишь частично и немного улучшенным) установлено превышение референсных уровней ряда загрязняющих веществ. С грязным воздухом боролись особым питанием: с целью «повышения адаптационного потенциала к химическому загрязнению для Красноярска разработан специальный биопрофилактический комплекс, содержащий пектин, поливитаминно-полиминеральные препараты, добавки йода, железа и кальция, а также рыбий жир». Комплекс «успешно испытали» в трех детских коллективах, три года назад «оздоровительные мероприятия» применили и к детсадовцам Октябрьского района.
И, как отметили в Роспотребнадзоре, «необходимо расширять такие частно-государственные проекты». Какие «такие»?
Чтобы КрАЗ плавил детское здоровье на чушки по-прежнему на два миллиарда долларов в год, поручая чиновникам придумать еще какой-нибудь паллиатив, лишь бы ему не переходить на технологию обожженных анодов?
Теперь уж вряд ли. В начале 2019 года в управление КрАЗом и всей российской алюминиевой промышленностью и сибирской гидроэнергетикой вступило казначейство США, а ему не до витаминок красноярским детям.
А витаминки все же лучше, чем ничего. Второй основной сотворец красноярского смога и его же бенефициар — три ТЭЦ, сжигающие бурые канско-ачинские угли. Это хозяйство СГК, главный акционер — Андрей Мельниченко, гендиректор — Степан Солженицын (сын Александра Исаевича). Так СГК не то что рыбий жир и витаминки детям, по ее исполнительным листам судебные приставы пошли арестовывать игрушки и мебель в детсадах и школах — по долгам за коммуналку.
В целом к детям демонстрируется тот же подход, что к зэкам в системе ФСИН: «Новая» писала о жизни колоний под факелом Красноярского алюминиевого завода. Так вот, все недавно освободившиеся заключенные, их родня, жители окрестных районов говорили мне одно: «Им бы хоть молоко за вредность давали».
Управление химическими рисками в сегодняшней России состоит не в минимизации этих рисков, а в адаптации к ним народа. Не в ограничении аппетитов корпораций и исполнении законов, а в регулировании процессов втягивания и привыкания населения РФ к помойке, на которой ему приходится жить. Это давно уже тренд, напомню лишь еще один яркий эпизод: родина научила дышать под водой и отращивать жабры. Красноярские министры и чиновники, осваивая бюджеты и выполняя программу освоения Нижнего Приангарья и достройки Богучанской ГЭС и Богучанского алюминиевого завода, утвердили генпланы прекрасных подводных поселков. Для бегущих под волнами. Спустя несколько лет после пуска БоГЭС и затопления ангарской долины куратор внутренней политики Кремля нулевых Сурков поведал миру о «глубинном народе» — очевидно, тех самых деревнях с «солью земли русской» в самой глубине России, на дне Ангары. Их тихих песен из «глубинки» не слышит никто, а уж понимание если и придет когда, то поздно и «не к тем, кто может что-то сделать»; бывшему куратору Суркову повезло.
Теперь не борьба с лесными пожарами, а управление ими, не борьба с химическими рисками, а тоже — управление оными. По смыслу так, конечно, правильней. Но для населения пока звучит непривычно.
Ничего, привыкают. 15 января в Красноярске открылось, наконец, первое паллиативное отделение для неизлечимо больных детей. Из комментариев под обращением общественников: «Как дышать становится нечем, так физрук в нашей школе детей на улицу выводит бегать. У них там, может, совместный с властями план уничтожить детей?»; «Также просим в режим НМУ отменить работу, ведь мы молодое поколение, и нам ещё растить детей, МЫ ХОТИМ ЖИТЬ!» А стендаперы вещают, что это только на первый взгляд кажется несправедливым, что люди вдыхают грязный отравленный воздух. Если посмотреть с другой стороны, то их специально для этого выращивают.И что Красноярск может гордиться своей почти уникальностью: воздух на выдохе чище, чем на вдохе.
