ВАТОН. Не хочу потрясений, Сократ. Уйдет Сатрап, и что будем делать? Страшно и зябко от такой мысли. Все повалится, придет в запустение. Ох, помню я суровые девяностые в пятом веке до нашей эры. Не приведи, боги, повторения.
СОКРАТ. Да и сейчас не лучше, козий сыр-то уже не козий.
ВАТОН. Потому что кругом враги, Сократ, и надо затянуть пояса и терпеть.
СОКРАТ. Как долго?
ВАТОН. Тут уж не знаю. Говорят – год.
СОКРАТ. А скажи-ка, друг, отчего у нас стали кругом враги? Не припомню я никаких врагов прежде, чем мы оттяпали Крит у Лакедемона.
ВАТОН. Как можешь так говорить!? Кощунство это, Сократ, богохульство и святотатство! Известно всем, что Крит – наш! Когда-то Тезей убил там Минотавра, а оттого там теперь – сакральные земли. И я отныне могу плыть галерой на Крит в отпуск.
СОКРАТ. А что мешало это делать прежде? Разве спартанцы тебя туда не пускали?
ВАТОН. Пускали. Однако ж мысль, что еду я в родное отечество, греет мне сердце.
СОКРАТ. Сердце-то греет, да урчит твое пузо. Морской союз установил блокаду, и нет теперь там зерна.
ВАТОН. Да, худо. Проклятые, завидуют нам!
СОКРАТ. Что ж нам завидовать? И в Афинах теперь голодно.
ВАТОН. Таков наш особый путь.
СОКРАТ. Да разве это было б, не будь Сатрапа?
ВАТОН. Опасные речи говоришь. Уйдет Сатрап – конец Афинам.
СОКРАТ. А как он помрет, тоже будет конец?
ВАТОН. Тоже.
СОКРАТ. Выходит, рано или поздно конец Афинам непременно будет, ведь не вечно же ему жить?
ВАТОН. Выходит.
СОКРАТ. Что ж делать? Коли и так худо, и так худо, не погнать ли его теперь? Не лучше ль отдать судьбу полиса в руки самих граждан, чем полагаться на одного, даже семи пядей во лбу? А Сатрап не шибко и умён.
ВАТОН. Молчи, не ровен час донесут.
СОКРАТ. Кто ж? Нас только двое.
ВАТОН. Сам и донесу, испугаюсь и донесу.
СОКРАТ. Ну, коли так.
ВАТОН. Страшно, Сократ. Уйдет Сатрап – все повалится, придет в запустение. Ох, помню я суровые девяностые в пятом веке до нашей эры. Не приведи, боги, повторения…
З Новим Роком пані та панове! 
