За эти 28 дней Джеймс много раз видел тот самый поезд, из которого его вытолкнули на этот вокзальчик, но он ни разу больше тут не тормозил. Зато каждый день останавливался паровоз, под который он чуть не попал - багатая публика в нем морщила носы и, кто-то брезгливо, а кто и хохоча, кидали мелкую монету, которую Джеймс потом собирал с путей. Никто не говорил, сколько он еще должен, но вечером отбирали все. Кормить его, конечно, кормили и дней через десять мальчик даже не задумывался, что собственно в его покореженной миске и кем оно раньше было. Странным образом ему уже казалось, что он на самом деле нищенка Анна, что жить Анне так совсем невыносимо и что хорошо бы Анне броситься под паровоз. Но что-то не позволяло это сделать. Может быть засаленный картонный билет, спрятанный в драном кармане его нынешнего костюма, а может быть слова какой-то девчонки с розовым личиком, которая тыкала в него белым пальчиком из окна шикарного купе и верещала: "ПапА, смотри какой смешной старик на рельсах!"
Старик! Джеймс так себя и чувствовал, лет на 90, таким грузом придавили его последние 28 дней, но где-то там все еще был жив мальчишка, который упрямо надеялся, что выход есть.