СТАЛИН И БЛОНДИНКИ
Ирине Роженко
Мы опять встречаемся поздно. Зачем в этих глазах необыкновенные облака? Девушка молчит, но ответ мне понятен, я чувствую вздох: “Так мои глаза выше”. Выше – это когда блондинки. Темно и не видно – это, когда Сталин.
– Здравствуй, Ириночка! Давай присядем.
– Давай. Кафе?
– Здесь поблизости есть один недорогой ресторанчик. Лучше там. Закажем кофе с тортиком. Хочешь?
– Но это же – блондинки, как любишь повторять ты. А Сталин будет?
– Да. Поговорим серьезно.
Я и моя заоблачная высь Ирина подходим к расцвеченному зелеными неоновыми тросточками и шляпками уютному ресторану. Садимся, заказываем. Пьем кофе. Смотрим – облака в облака. Это – блондинки.
– Знаешь, Ира, я устал воевать. Вчера, как на допросе, был на презентации. Одна из многих презентаций провинциального нашего искусства. Набил морду критику. Никакого эффекта! Не получилось даже скандала. Он – кот. Я – поэт. И я ушел с чьими-то крыльями за пазухой. Думал – вдохновлюсь. Нет.
– Из-за чего был шум?
– Он доказывал окружающим то, чего доказывать не надо. Он говорил: “Вы – лохи. Вы проворонили такой город! Такой театр! Такую поэзию! Кино!” Было столетие какого-то культурного центра. И он распинался.
– А ты?
– Я патриот, моя дорогая. Когда во время войны, а сейчас мысли, чувству, вообще – человечности, объявлена война, так вот, когда во время войны рядом с солдатом идет священник и говорит: “Не убий” – это *****изм. Тем более, мой критик был расчетлив. Ему платили.
– А тебе?
– Мне платишь ты. Необыкновенными облаками. Это – блондинки. Я зол. Это – Сталин.
Ирина допила и доела свою порцию, взяла сумочку, поднялась. Я тоже выхожу из-за столика.
– Знаешь, Ириночка, когда ты отвернешься, и привязанность наша друг к другу ослабнет, помни вот что. В жизни очень много простых людей. Много простого. Но это не есть добро. Это – Сталин. Тебя угостят красивым ужином, угостят глазами и предадут. Добро непросто дается. Ты легковерна. Ты временна. Ты можешь пропасть. Не верь. Даже религия, созданная тобой, если ты способна создать свою религию, скоро окажется лишней. Жизнь – чередование Сталина и блондинок. Завтра у тебя появятся дети. Тебе захочется простоты. Уюта. Наши облака разойдутся. Но я всегда на войне. Это мой выбор. Творчество и осмысление чего бы то ни было, хотя бы даже нашей встречи высокой, но провинциальной, но столичной, в то же время, – это война.
– Я запуталась. Проведешь меня до маршрутки?
Я хотел бы и дальше. Конечно.
Мы идем по свежему после дождя городу. Дышим полной грудью. Любим друг друга. На ходу.
– А что такое война, Сережа?
– Сталин. Война – это вдох. Любовь – выдох. Блондинки. Так дышит время. И мы вместе со временем. Если я не добьюсь в этой жизни успеха, я проиграю. Любовь, которая окажется в такие дни или вечера рядом со мной, будет несчастлива. Если мне в сражении за свое место и свою правду удастся победить, то это обязательно уничтожит кого-нибудь. Частично, незаметно, но этот человек потеряется, погибнет. Жизнь жестока. Священники рядом не нужны. Нужны друзья, способные тебя понять вовремя.
– Моя маршрутка.
– До встречи, Ира!
Больше встреч не было.
2008
