Re: Жертва "черных риелтеров", кандидат технических наук, **** Национального союза писателей Украины, Сергей Отводенко.
Мой рассказ из цикла "Здесь, на Земле" для моей книги "Здесь, посреди заревых пропаж".
И Я СТАНОВЛЮСЬ ВЕСЕЛЫМ МАЛЬЧИКОМ С ДЛИННЫМИ РУКАВАМИ
I
Кладбища бывают разными: старинными, где каждый памятник и каждая эпитафия достойны внимания; закрытыми, читай – забытыми, и потому давно предназначенными городским архитектором под снос; родными, где лежат твои любимые и близкие люди; действующими, где так много свежевырытых страшных пристанищ… О, бренность бытия, хрупкость и странность жизни! Что же сулят путь здесь и путь последний? Что предстоит? Забвение ли? Память? Листва, листва, лужи, снег… Молчит природа. Молчит многозначительно и печально в святости преломленных лучей породившего ее Мира.
Восемнадцатое кладбище Харькова – глинистая низина, мрачная, со свежими могилами. Ряды этих могил пополняются чуть ли не ежедневно. Расположено оно на полпути к аэропорту. Вот так могут сочетаться полет и финал. Именно на этом кладбище был похоронен Сергей Чадромцев, мой светлый друг на протяжении семи лет.
Нельзя сказать, что мы были очень близки. Но какой-то духовный мостик все эти семь лет был нерушим.
Познакомились мы в компании, на достаточно гламурном банкете после кинофестиваля. Речь шла о кино, об актерах, о зоо- и правозащите. Сергей ко всему этому относился тогда очень серьезно. Хотел играть, был моделью на показах. И как-то вскользь, помню, сказал о грусти неизбывной. Любовь… Девушки… Трогало его и печалило что-то очень сильно. Это было заметно. Молодой, подтянутый, стильный парень с щемящей нотой в глазах.
Банкет закончился, гости разошлись.
Я получал от Сережи электронные письма и живые приглашения на разные мероприятия. Иногда это были просмотры кино, иногда модельные показы и разного рода fasion-мероприятия. Я, в свою очередь приглашал его на вечера поэзии. Держался он скромно, но целенаправленно и достаточно твердо, организуя что-либо.
Харьков – город разнообразный, здесь всегда повседневность переплетается с искусством. В людях живет потаенная сила творчества. И даже обыватели любознательны. Харьков не любит своих кладбищ. Он жив здесь и сейчас.
Напретендовавшись на подиум, Сергей занялся зоозащитой, наивно полагая, что его авангард разбудит в душах какое-то милосердие. Защита зеленых насаждений. Что может быть бесполезнее и светлее?
Проходили годы, я получал от него письма, заметки, стихи. Неизменно он поздравлял меня со всеми заметными праздниками. Однажды он уехал в Сибирь. Решил испытать на себе тяготы новой работы и нового климата. Занялся строительством, писал о впечатлениях. Через полгода вернулся. Снова поехал в сибирские края. После этих поездок начала проявляться в нем какая-то мужицкая жилка, но, по-прежнему, романтика сути души никуда не исчезла. Рассказы его были трогательны, а стихи возвышенны. Встречались мы лишь изредка.
Сергей играл на флейте. Я все хотел, чтобы он поиграл на каком-нибудь из организованных мною вечеров поэзии. Он отказывался, однажды ответил:
– Мне пришлось продать флейту.
Увы, жизнь жестока. Самые радужные надежды подчас обращаются в пустоту и одиночество. Надо, конечно, жить. Было бы для кого…
В Харькове много церквей, замечательных, собирающих Солнце, храмов. Купола, лепнина, хоры. Людям хочется Бога. Но много у нас и другого рода религии, всюду собираются секты. Не знаю, неизбежен ли среди людей тоталитаризм, но во многих протестантских заведениях это именно так. И под маской творчества прячутся хорошие деньги. Деньги. Какова им цена? День? Жизнь?..
II
Сергей Чадромцев повесился второго апреля 2017 года, в двенадцать часов дня. О его смерти я узнал из Фейсбука, совершенно неожиданно и случайно, и лишь недели через полторы после его смерти. Для меня это известие стало громом средь ясного неба. Вначале я не поверил чьему-то посту на его страничке. Пост этот гласил: “ну вот, Сергей и отправился в мир тех тонких материй, о которых так долго мечтал…” Шутка? Если шутка, то злая. “Откликнись, Сергей!” – написал я. Молчание. ******* в тридцать три? Как?..
III
Что же предшествовало этой смерти? В феврале Семнадцатого мы договорились встретиться в центре города, давно не виделись. Встретились. Пошли в художественную галерею. Я поразился тому, как Сергей сдал.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо. Сахарный диабет. Колю инсулин.
Галерея вся была украшена рождественскими мотивами. Во что еще остается верить художнику зимой? Мы говорили о верности и неверости. Девушка Сергея, Лиора, уехала с кем-то в Америку… О, вечная печаль любви! Все времена, любая сторона света подвластны ей. Обреченность. Недолгий восторг. Видно было, что Сережа очень тоскует, мечется, что потерял и не найдет.
Потом была следующая галерея, потом хотели выпить кофе, да не нашли подходящего банкомата. Говорили о войне и патриотизме…
Это была предпоследняя наша встреча.
Последняя была иной. Начало марта. Мы с Сергеем направляемся в офис Игоря Парфенова, того самого режиссера кино, в гостях у которого мы познакомились когда-то. Сергей подарил мне и Игорю по керамической подвеске. Закончили вечер общения в рок-клубе. Тогда я заметил, что пил он только пепси-колу и ничего не ел.
IV
Весной и летом Семнадцатого я несколько раз встречался с мамой Сережи. Мы ездили к нему на кладбище. У Сергея – стандартный деревянный крест и зеленый флаг. Флаг этот уныло трепался на тихом ветру неизбежности и невозвратности. Я почитал матери стихи, чуть постояли, вернулись к ней домой. Повсюду были разбросаны вещи Сергея, в коридоре на тумбочке стоял его большой портрет времен модельных начинаний.
– Угостить тебя чаем?
– Да, Валентина, пожалуйста. Вы знаете, я хотел бы отредактировать и предложить издательству книгу стихов и эссе Сергея. Это будет факт памяти. Давайте поработаем в этом направлении?
– Да, давай. Но редактировать буду я.
– Попробуйте.
Я знал, что у Сергея с его мамой накануне ухода происходили серьезные конфликты. У Валентины был молодой любовник – на год моложе сына. Сергей его неоднократно выгонял из дому. За пять минут до смерти он позвонил матери и спросил:
– Гуляете?
– Гуляем…
И петля на шее была затянута.
В другой раз я перебирал его рукописи сидя у Валентины на полу на кухне, ибо вся мебель так и оставалась завалена вещами.
– Здесь многое нужно дошлифовывать, но вот эта вещь мне нравится с ходу. Посмотрите.
Иронические записки Сергея были посвящены модельному салону, примеркам и гримеркам. Озаглавлено всё это было просто и ясно: “И я становлюсь веселым мальчиком с длинными рукавами”.
– Безумный Пьеро был Ваш сын.
– Как же я теперь без него-то?..
Книгу мы так и не выпустили. Жизнь моя наворачивала круги с адовой скоростью.
декабрь 2018, декабрь 2020