-- Господин Воробьянинов!-закричал он.--Почет дорогому
гостю!
-- Ну, как дела?
-- Плохи дела,-ответил гробовых дел мастер.
-- Что же так?
-- Клиента ищу. Не идет клиент.
-- "Нимфа" перебивает?
-- Куды ей! Она меня разве перебьет? Случаев нет. После
вашей тещеньки один только "Пьер и Константин" перекинулся.
-- Да что ты говоришь? Неужели умер?
-- Перекинулся, Ипполит Матвеевич. На посту своем
перекинулся. Брил аптекаря нашего Леопольда и перекинулся. Люди
говорили -- разрыв внутренности произошел, а я так думаю, что
покойник от этого аптекаря лекарством надышался и не выдержал.
-- Ай-яй-яй,-- бормотал Ипполит Матвеевич,ай-яй-яй! Ну,
что ж, значит, ты его и похоронил?
-- Я и похоронил. Кому же другому? Разве "Нимфа", туды ее
в качель, кисть дает?
-- Одолел, значит?
-- Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не
выбили. Милиция отняла. Два дня лежал, спиртом лечился.
-- Растирался?
-- Нам растираться не к чему.
-- А сюда тебя зачем принесло?
-- Товар привез.
-- Какой же товар?
-- Свой товар. Проводник знакомый помог провезти задаром в
почтовом вагоне. По знакомству.
Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль
Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями,
иные-так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был
большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
-- Восемь штук,-сказал Безенчук самодовольно,-- один к
одному. Как огурчики.
-- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров
довольно.
-- А гриб?
-- Какой гриб?
-- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москва гриб
свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал
перевели. Вот я и. решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством,
вмешался:
-- Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует.
-- В Париже?
-- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут
некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если
Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься
лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих
гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади,
несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись" люди бодро
держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись.
Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и
прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими
гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым
неугасимым огнем.
