...
На столе возвышалась уже сама четвертная бутыль, а все участники веселья сидели, подперев взлохмаченные головы, и дружно тянули вполголоса: "Там в степи-и глухой за-амерзал ямщик…", и из бледных арийских глаз Фрица катились крупные слезы. Андрей присоединился было к хору, но тут раздался стук в дверь. Он открыл — какая-то закутанная в платок женщина в нижней юбке и ботинках на босу ногу спросила, здесь ли дворник. Андрей растолкал Вана и объяснил ему, где Ван находится и что от него требуется. "Спасибо, Андрей!" — сказал Ван, внимательно его выслушав и, вяло шаркая подошвами, удалился. Оставшиеся допели ямщика, и дядя Юра предложил выпить, "щоб дома не журились", но тут выяснилось, что Фриц спит и чокаться поэтому не может. "Ну, все, — сказал дядя Юра. — Это, значит, будет последняя…" Но прежде, чем они выпили по последней, Изя Кацман, ставший вдруг странно серьезным, исполнил соло еще одну песню, которую Андрей не совсем понял, а дядя Юра, кажется, понял вполне. В этой песне был рефрен "Аве, Мария!" и совершенно жуткая, словно с другой планеты, строфа:
Упекли пророка в республику Коми,
А он и перекинься башкою в лебеду,
А следователь-хмурик получил в месткоме
Льготную путевку на месяц в Теберду…
Когда Изя ****** петь, некоторое время было молчание, а затем дядя Юра вдруг со страшным треском обрушил пудовый кулак на столешницу, длинно и необычайно витиевато выматерился, после чего схватил стакан и припал к нему без всяких тостов.
...