Мужики, как оно там, когда за 40?
- Автор теми Egyensúlyi
- Дата створення
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Согласен.
Ещё и дульце завальцевали основательно.
Не катит.
Энергии для выталкивания пули надо гораздо меньше, чем для расхерачивания в лоскуты гильзы.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Забавная вещица.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома.
Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания. Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не всё понравилось.
Всё-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3-х до 4-х». Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочёл это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моём организме, может быть, она на волоске висит — и вдруг приходится читать такие слова. Я сказал мужчине, который меня записывал:
— Что вы, — говорю, — товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Всё-таки, — говорю, — больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или как там его, — лекпом, — удивился, что я ему так сказал, и говорит:
— Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идёт от жара, а тоже, — говорит, — наводит на всё самокритику. Если, — говорит, — вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трёх до четырёх выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
— Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за своё нахальство. Разве, — говорю, — можно больным такие речи слушать? Это, — говорю, — морально подкашивает силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
— Пойдёмте, — говорит, — больной, на обмывочный пункт.
Но от тех слов меня тоже передёрнуло.
— Лучше бы, — говорю, — называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, — говорю, — красивей и возвышает больного. И я, — говорю, — не лошадь, чтоб меня обмывать.
Медсестра говорит:
— Даром что больной, а тоже, — говорит, — замечает всякие тонкости. Наверно, — говорит, — вы не выздоровеете, что во всё нос суёте.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться. И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных. Я говорю сестре:
— Куда же вы меня, собаки, привели — в дамскую ванну? Тут, — говорю, — уже кто-то купается.
Сестра говорит:
— Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на неё не обращайте внимания. У неё высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
Я говорю:
— Старуха не реагирует, но я, может быть, пока реагирую. И мне, — говорю, — определённо неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
— Я, — говорит, — первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у неё, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчёт не принимает и всё видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит её в этом мире лишних пять минут. Нет, — говорит, — я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере, тогда им всё по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подаёт голос:
— Вынимайте, — говорит, — меня из воды, или, — говорит, — я сама выйду и всех тут вас распатроню.
Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться. И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть. И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всём поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, бельё. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это — нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие — в маленьких.
И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство. Но поскольку у меня температура всё больше повышалась, то я не стал об тех предметах спорить.
А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем. Я говорю сестрице:
— Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я, — говорю, — каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.
Та говорит:
— Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял?
Я поднял крик, чтоб пришёл главный врач, но вместо него вдруг пришёл этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял сознание.
Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три. Сестричка говорит мне: — Ну, — говорит, — у вас прямо двужильный организм. Вы, — говорит, — сквозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, — говорит, — если вы не заразитесь от своих соседних больных, то, — говорит, — вас можно будет чистосердечно поздравить с выздоровлением.
Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием — коклюшем.
Сестричка говорит:
— Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.
В общем, вскоре организм взял своё, и я снова стал поправляться. Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на коже пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: «Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдёт».
А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришёл и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жён больных, и весь персонал с ног сбился. Фельдшер говорит:
— У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.
Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой. Супруга говорит:
— Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: «По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа».
Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошёл.
И теперь хвораю дома.
Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания. Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не всё понравилось.
Всё-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3-х до 4-х». Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочёл это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моём организме, может быть, она на волоске висит — и вдруг приходится читать такие слова. Я сказал мужчине, который меня записывал:
— Что вы, — говорю, — товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Всё-таки, — говорю, — больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или как там его, — лекпом, — удивился, что я ему так сказал, и говорит:
— Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идёт от жара, а тоже, — говорит, — наводит на всё самокритику. Если, — говорит, — вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трёх до четырёх выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
— Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за своё нахальство. Разве, — говорю, — можно больным такие речи слушать? Это, — говорю, — морально подкашивает силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
— Пойдёмте, — говорит, — больной, на обмывочный пункт.
Но от тех слов меня тоже передёрнуло.
— Лучше бы, — говорю, — называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, — говорю, — красивей и возвышает больного. И я, — говорю, — не лошадь, чтоб меня обмывать.
Медсестра говорит:
— Даром что больной, а тоже, — говорит, — замечает всякие тонкости. Наверно, — говорит, — вы не выздоровеете, что во всё нос суёте.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться. И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных. Я говорю сестре:
— Куда же вы меня, собаки, привели — в дамскую ванну? Тут, — говорю, — уже кто-то купается.
Сестра говорит:
— Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на неё не обращайте внимания. У неё высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
Я говорю:
— Старуха не реагирует, но я, может быть, пока реагирую. И мне, — говорю, — определённо неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
— Я, — говорит, — первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у неё, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчёт не принимает и всё видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит её в этом мире лишних пять минут. Нет, — говорит, — я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере, тогда им всё по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подаёт голос:
— Вынимайте, — говорит, — меня из воды, или, — говорит, — я сама выйду и всех тут вас распатроню.
Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться. И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть. И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всём поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, бельё. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это — нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие — в маленьких.
И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство. Но поскольку у меня температура всё больше повышалась, то я не стал об тех предметах спорить.
А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем. Я говорю сестрице:
— Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я, — говорю, — каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.
Та говорит:
— Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял?
Я поднял крик, чтоб пришёл главный врач, но вместо него вдруг пришёл этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял сознание.
Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три. Сестричка говорит мне: — Ну, — говорит, — у вас прямо двужильный организм. Вы, — говорит, — сквозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, — говорит, — если вы не заразитесь от своих соседних больных, то, — говорит, — вас можно будет чистосердечно поздравить с выздоровлением.
Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием — коклюшем.
Сестричка говорит:
— Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.
В общем, вскоре организм взял своё, и я снова стал поправляться. Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на коже пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: «Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдёт».
А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришёл и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жён больных, и весь персонал с ног сбился. Фельдшер говорит:
— У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.
Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой. Супруга говорит:
— Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: «По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа».
Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошёл.
И теперь хвораю дома.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
евреи
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
В 1888 году в водах Новой Зеландии появился серый дельфин, которому дали имя Пелорус Джек. 25 лет он проводил суда через пролив Кука, выполняя функции лоцмана. Ни один корабль, который сопровождал дельфин, не налетел на мель или на скалы.
При этом Пелорус Джека не интересовали парусники и яхты, он сопровождал только пароходы. Если в проливе одновременно появлялись два корабля, дельфин выбирал более быстрый.
В 1904 году с борта судна «Пингвин» был произведён выстрел в Пелорус Джека. После этого дельфин пропал на несколько недель, но затем снова появился в проливе и вернулся к своему занятию. Однако с тех пор Пелорус Джек игнорировал «Пингвина», по-прежнему сопровождая другие суда. Когда «Пингвин» заходил в пролив, дельфин исчезал.
Легенда связывает эту историю с крушением «Пингвина» в проливе Кука через несколько лет — это станет самой масштабной морской катастрофой в Новой Зеландии в XX веке.
После истории с «Пингвином» по просьбам жителей колонии был принят закон об охране животного. Закон имел пятилетний срок действия и продлевался в течение жизни Пелорус Джека.
Пелорус Джек исчез в апреле 1912 года. О его исчезновении ходили разные слухи, наиболее распространена была версия гибели от рук гарпунёров норвежской китобойной флотилии, не знавших о существовании закона о его охране. Исследователи полагают более вероятной смерть дельфина от старости.
Пелорус Джек стал героем нескольких книг для детей, стихотворений и песен, его изображение воспроизводилось на открытках: «Единственная рыба в мире, охраняемая законом парламента».
При этом Пелорус Джека не интересовали парусники и яхты, он сопровождал только пароходы. Если в проливе одновременно появлялись два корабля, дельфин выбирал более быстрый.
В 1904 году с борта судна «Пингвин» был произведён выстрел в Пелорус Джека. После этого дельфин пропал на несколько недель, но затем снова появился в проливе и вернулся к своему занятию. Однако с тех пор Пелорус Джек игнорировал «Пингвина», по-прежнему сопровождая другие суда. Когда «Пингвин» заходил в пролив, дельфин исчезал.
Легенда связывает эту историю с крушением «Пингвина» в проливе Кука через несколько лет — это станет самой масштабной морской катастрофой в Новой Зеландии в XX веке.
После истории с «Пингвином» по просьбам жителей колонии был принят закон об охране животного. Закон имел пятилетний срок действия и продлевался в течение жизни Пелорус Джека.
Пелорус Джек исчез в апреле 1912 года. О его исчезновении ходили разные слухи, наиболее распространена была версия гибели от рук гарпунёров норвежской китобойной флотилии, не знавших о существовании закона о его охране. Исследователи полагают более вероятной смерть дельфина от старости.
Пелорус Джек стал героем нескольких книг для детей, стихотворений и песен, его изображение воспроизводилось на открытках: «Единственная рыба в мире, охраняемая законом парламента».
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Этими и многими другими словами в народе издавна принято называть бутылку водки разных объемов.
В середине 1980-х годов в этот лингвистический ряд органично вписалось еще одно определение. Когда на полках советских магазинов внезапно появилась бутылка белой объемом 0.75 литра, находчивый люд тут же окрестил ее... Сабонисом! В то время советский баскетбол переживал один из лучших периодов в своей истории, поэтому неудивительно, что фамилия лучшего баскетболиста поколения, обладавшего к тому же недюжинным ростом (222 см), ушла в народ, став именем нарицательным.
На фото 1988 года - Олимпийский чемпион, чемпион мира, чемпион Европы, трехкратный чемпион СССР Арвидас Сабонис в Кремлевском дворце съездов на приеме советской Олимпийской команды у Михаила Горбачева. На этой встрече Сабонис лично попросил главу государства отпустить его играть за рубежом. Как итог, 1989 году Сабонис перешел из "Жальгириса" в испанский "Вальядолид".
В середине 1980-х годов в этот лингвистический ряд органично вписалось еще одно определение. Когда на полках советских магазинов внезапно появилась бутылка белой объемом 0.75 литра, находчивый люд тут же окрестил ее... Сабонисом! В то время советский баскетбол переживал один из лучших периодов в своей истории, поэтому неудивительно, что фамилия лучшего баскетболиста поколения, обладавшего к тому же недюжинным ростом (222 см), ушла в народ, став именем нарицательным.
На фото 1988 года - Олимпийский чемпион, чемпион мира, чемпион Европы, трехкратный чемпион СССР Арвидас Сабонис в Кремлевском дворце съездов на приеме советской Олимпийской команды у Михаила Горбачева. На этой встрече Сабонис лично попросил главу государства отпустить его играть за рубежом. Как итог, 1989 году Сабонис перешел из "Жальгириса" в испанский "Вальядолид".
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.09.2005
Повідом.: 11264
Реєстрація: 04.09.2005
Повідом.: 11264