Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Мужики, как оно там, когда за 40?
- Автор теми Egyensúlyi
- Дата створення
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
"Ненавижу магазины.
Творог обезжиренный, а ты нет.
Горошек молодой, а ты нет.
Овощи свежие, а ты нет.
Оливки из Греции, а ты из Мухосранска". (С)
Еще годик войны и не будет мужчин.
Будут яйца в музеях болтаться.
И тогда сотни женщин ворвутся туда,
Чтобы только за них подержаться.
Творог обезжиренный, а ты нет.
Горошек молодой, а ты нет.
Овощи свежие, а ты нет.
Оливки из Греции, а ты из Мухосранска". (С)
Еще годик войны и не будет мужчин.
Будут яйца в музеях болтаться.
И тогда сотни женщин ворвутся туда,
Чтобы только за них подержаться.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Реєстрація: 04.12.2019
Повідом.: 20187
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
В общем, подтвердили то, о чём уже давно талдычат вирусологи о коронаврусе и витамине "д". С этой точки зрения карантинные меры "самоизоляции" выглядят просто диверсией.
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Згадаємо про відому працю француза Гійома де Боплана, військового інженера, який переважно прожив 1631-1648 рр. на наших землях і написав «Description d'Ukranie, qui sont plusieurs provinces du Royaume de Pologne. Contenues depuis les confins de la Moscovie, iusques aux limites de la Transilvanie», видану 1660 р., яка стала одним із найбільш докладних і повних описів українських земель іноземцем. Вирізки за темою з цієї праці нижче наводжу у перекладі
Книга про Україну мовою оригіналу
Український переклад
Козаки високі на зріст, жваві, енергійні, люблять ходити в гарному одязі...частіше вбираються досить скромно. Вони відзначаються міцним від природи здоров'ям, навіть мало схильні до такої пошесті, розповсюдженої по всій Польщі, яку медики називають ковтун (Buca), бо все волосся у тих, хто нею вражений, сплутується, жахливо переплітаючись докупи; місцеві жителі називають її гостець [gosches|cosches]. Мало хто з козаків помирає від хвороби, хіба що в глибокій старості, бо більшість гине почесною смертю на війні.
Через те, що ми говоримо про руських (русинів), або козаків, скажемо все, що у нас збереглося у пам'ятні, зокрема дещо про їх способи діяти в різних обставинах і випадках. Я бачив козаків, що слабували на пропасницю, які, щоб видужати, не вживали ніяких інших ліків, крім півзаряду пороху, розчиненого у півмірці горілки; добре розмішавши, вони випивали це, а потім лягали спати і ранком вставали в найкращому здоров'ї. У мене був фурман, який робив це кілька разів і часто видужував від цих ліків, які ні лікарі, ні аптекарі ніколи не мають і на думці. Я бачив також інших, які брали попіл, змішували з горілкою на зразок вищенаведеного і випивали з подібними ж наслідками.
Говорячи про відвагу козаків, цілком доречним буде розповісти і про їхні звичаї та заняття. Отож, ви дізнаєтесь, що серед цього народу зустрічаються люди, досвідчені у всіх взагалі необхідних для життя ремеслах: теслі для будівництва жител і човнів, стельмахи, ковалі, зброярі, кожум'яки, римарі, шевці, бондарі, кравці і т. д.
Вони дуже вмілі у виготовленні селітри, якої в цих краях дуже багато, і виготовляють прекрасний гарматний порох. Жінки займаються прядінням льону і вовни, з яких роблять полотно і тканини для щоденного вжитку. Всі уміють добре обробляти землю, сіяти, жати, випікати хліб, готувати різні м'ясні страви, варити пиво, мед, горілку, робити брагу тощо. Немає також серед них жодного, якого б віку, статі чи становища він не був, хто б не намагався перевершити свого товариша у пиятиці і гульні. Немає серед християн і таких, котрі б настільки, як вони, призвичаїлися не дбати про завтрашній день.
Зрештою, правду сказати, вони взагалі розуміються на усіх ремеслах, хоча одні бувають більш вдатними, ніж інші у тих чи інших заняттях; трапляються й такі, чиї знання у порівнянні з загалом значно ширші. Одне слово, всі вони досить розумні, але зосереджуються лише на корисному і необхідному, головним чином на тому, що пов'язане з сільським життям.
Вони сповідують грецьку віру, яку по-своєму називають руською ... Шляхта поміж ними дуже небагаточисленна, наслідує польську і, схоже, соромиться того, що належить до іншої, аніж римська, віри, щоденно переходячи до неї, хоча вся знать і всі ті, що титулуються князями, вийшли з грецької віри...
Зате, я гадаю, навряд чи жоден інший народ у світі давав би собі стільки волі у питті, як вони, бо не встигають протверезіти, як одразу (як-то кажуть) починають лікуватися тим, від чого постраждали. Однак усе це тільки під час дозвілля, бо коли вони воюють або коли задумують якусь справу, то вкрай тверезі. Окрім одягу, в них немає нічого простацького. Вони дотепні, кмітливі, винахідливі і щедрі, не прагнуть до великого багатства, але надзвичайно люблять свою свободу, без якої не уявляють життя: саме через це вони такі схильні до бунтів та повстань проти місцевих вельмож, як тільки відчують утиски. Тому рідко минає 7-8 років без того, щоб вони не бунтувалися і не піднімалися проти них.
Вони надзвичайно міцні статурою, легко переносять спеку і холод, голод і спрагу, невтомні на війні, мужні, сміливі, а швидше нерозважливі, бо не дорожать власним життям. Де найбільше вони проявляють спритності та доблесті, так це б'ючись у таборі під прикриттям возів... Якби вони були такі ж доблесні верхи, як і на землі, то, гадаю, були б непереможними.
Через те, що ми говоримо про руських (русинів), або козаків, скажемо все, що у нас збереглося у пам'ятні, зокрема дещо про їх способи діяти в різних обставинах і випадках. Я бачив козаків, що слабували на пропасницю, які, щоб видужати, не вживали ніяких інших ліків, крім півзаряду пороху, розчиненого у півмірці горілки; добре розмішавши, вони випивали це, а потім лягали спати і ранком вставали в найкращому здоров'ї. У мене був фурман, який робив це кілька разів і часто видужував від цих ліків, які ні лікарі, ні аптекарі ніколи не мають і на думці. Я бачив також інших, які брали попіл, змішували з горілкою на зразок вищенаведеного і випивали з подібними ж наслідками.
Говорячи про відвагу козаків, цілком доречним буде розповісти і про їхні звичаї та заняття. Отож, ви дізнаєтесь, що серед цього народу зустрічаються люди, досвідчені у всіх взагалі необхідних для життя ремеслах: теслі для будівництва жител і човнів, стельмахи, ковалі, зброярі, кожум'яки, римарі, шевці, бондарі, кравці і т. д.
Вони дуже вмілі у виготовленні селітри, якої в цих краях дуже багато, і виготовляють прекрасний гарматний порох. Жінки займаються прядінням льону і вовни, з яких роблять полотно і тканини для щоденного вжитку. Всі уміють добре обробляти землю, сіяти, жати, випікати хліб, готувати різні м'ясні страви, варити пиво, мед, горілку, робити брагу тощо. Немає також серед них жодного, якого б віку, статі чи становища він не був, хто б не намагався перевершити свого товариша у пиятиці і гульні. Немає серед християн і таких, котрі б настільки, як вони, призвичаїлися не дбати про завтрашній день.
Зрештою, правду сказати, вони взагалі розуміються на усіх ремеслах, хоча одні бувають більш вдатними, ніж інші у тих чи інших заняттях; трапляються й такі, чиї знання у порівнянні з загалом значно ширші. Одне слово, всі вони досить розумні, але зосереджуються лише на корисному і необхідному, головним чином на тому, що пов'язане з сільським життям.
Вони сповідують грецьку віру, яку по-своєму називають руською ... Шляхта поміж ними дуже небагаточисленна, наслідує польську і, схоже, соромиться того, що належить до іншої, аніж римська, віри, щоденно переходячи до неї, хоча вся знать і всі ті, що титулуються князями, вийшли з грецької віри...
Зате, я гадаю, навряд чи жоден інший народ у світі давав би собі стільки волі у питті, як вони, бо не встигають протверезіти, як одразу (як-то кажуть) починають лікуватися тим, від чого постраждали. Однак усе це тільки під час дозвілля, бо коли вони воюють або коли задумують якусь справу, то вкрай тверезі. Окрім одягу, в них немає нічого простацького. Вони дотепні, кмітливі, винахідливі і щедрі, не прагнуть до великого багатства, але надзвичайно люблять свою свободу, без якої не уявляють життя: саме через це вони такі схильні до бунтів та повстань проти місцевих вельмож, як тільки відчують утиски. Тому рідко минає 7-8 років без того, щоб вони не бунтувалися і не піднімалися проти них.
Вони надзвичайно міцні статурою, легко переносять спеку і холод, голод і спрагу, невтомні на війні, мужні, сміливі, а швидше нерозважливі, бо не дорожать власним життям. Де найбільше вони проявляють спритності та доблесті, так це б'ючись у таборі під прикриттям возів... Якби вони були такі ж доблесні верхи, як і на землі, то, гадаю, були б непереможними.
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
Український переклад
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Диалог с москвичом к 9 Мая:
- Никак не пойму, чьи @банутые мне более омерзительны: ****ы, с их уравниловкой бывших бандеровцев с ветеранами Великой Отечественной или *****ы с их победобесием.
- По мне, так наши круче. Потому, что ваши просто предали память, а наши сделали из этой памяти шоу.
Фото 1966 года.
Я ТАКИХ ещё помню.
Что-то, сцуко, на плакатах, приуроченных к великой дате, их не наблюдается...
- Никак не пойму, чьи @банутые мне более омерзительны: ****ы, с их уравниловкой бывших бандеровцев с ветеранами Великой Отечественной или *****ы с их победобесием.
- По мне, так наши круче. Потому, что ваши просто предали память, а наши сделали из этой памяти шоу.
Фото 1966 года.
Я ТАКИХ ещё помню.
Что-то, сцуко, на плакатах, приуроченных к великой дате, их не наблюдается...
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
вот, что такое война
голод и мор. нет ни электричества, ни газа, ни даже воды
это когда все вокруг умерли и ты - сирота и никому не нужен. И бояться следует всех, в том числе своего же государства
вот так мне рассказывали те мои, кто пережил ту войну.
ах да, это - хлебушек, закатанный в банки. Теми, кто пережил. И потом ныкал жратву по всем кладовочкам. Не потому даже, что ждал снова, а потому что - психика искалечена голодом.
голод и мор. нет ни электричества, ни газа, ни даже воды
это когда все вокруг умерли и ты - сирота и никому не нужен. И бояться следует всех, в том числе своего же государства
вот так мне рассказывали те мои, кто пережил ту войну.
ах да, это - хлебушек, закатанный в банки. Теми, кто пережил. И потом ныкал жратву по всем кладовочкам. Не потому даже, что ждал снова, а потому что - психика искалечена голодом.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
вот, что такое война
голод и мор. нет ни электричества, ни газа, ни даже воды
это когда все вокруг умерли и ты - сирота и никому не нужен. И бояться следует всех, в том числе своего же государства
вот так мне рассказывали те мои, кто пережил ту войну.
ах да, это - хлебушек, закатанный в банки. Теми, кто пережил. И потом ныкал жратву по всем кладовочкам. Не потому даже, что ждал снова, а потому что - психика искалечена голодом.
Взошло яркое солнце, и все утро путник, спотыкаясь и падая, шел к кораблю на блистающем море. Погода стояла прекрасная. Это началось короткое бабье лето северных широт. Оно могло продержаться неделю, могло кончиться завтра или послезавтра.
После полудня он напал на след. Это был след другого человека, который не шел, а тащился на четвереньках. Он подумал, что это, возможно, след Билла, но подумал вяло и равнодушно. Ему было все равно. В сущности, он перестал что-либо чувствовать и волноваться. Он уже не ощущал боли, желудок и нервы словно дремали, однако жизнь, еще теплившаяся в нем, гнала вперед. Он очень устал, но жизнь в нем не хотела гибнуть, и потому, что она не хотела гибнуть, человек все еще ел болотные ягоды и пескарей, пил кипяток и следил за больным волком, не спуская с него глаз.
Он шел по следам другого человека, того, который тащился на четвереньках, и скоро увидел конец его пути: обглоданные кости на мокром мху, сохранившем следы волчьих лап. Он увидел туго набитый мешочек из оленьей кожи – такой же, какой был у него, – разорванный острыми зубами. Он поднял этот мешочек, хотя его ослабевшие пальцы не в силах были удержать такую тяжесть. Билл не бросил его до конца. Ха-ха! Он еще посмеется над Биллом. Он останется жив и возьмет мешочек на корабль, который стоит посреди блистающего моря. Он засмеялся: хрипло, страшно, словно ворона прокаркала, – и больной волк вторил ему, уныло подвывая. Человек сразу замолчал. Как же он будет смеяться над Биллом, если эти бело-розовые чистые кости – все, что осталось от Билла?
Он отвернулся. Да, Билл его бросил, но он не возьмет золота и не станет ****** кости Билла. А Билл стал бы, будь на его месте, размышлял он, тащась дальше.
Он набрел на маленькое озерко и, наклонившись над ним в поисках пескарей, отшатнулся, словно ужаленный: увидел свое лицо, отраженное в воде. Это отражение было так страшно, что пробудило даже его отупевшую душу. В озерке плавали три пескаря, но оно было велико и он не мог вычерпать его до дна; попробовал поймать рыб ведерком, но в конце концов бросил эту мысль – побоялся, что от усталости упадет в воду и утонет. По этой же причине он не отважился плыть по реке на бревне, хотя бревен было много на песчаных отмелях.
В этот день он сократил на три мили расстояние между собой и кораблем, а на следующий день – на две мили; теперь он полз на четвереньках, как Билл. К концу пятого дня до корабля все еще оставалось миль семь, а он теперь не мог пройти и мили в день. Бабье лето еще держалось, а он то полз на четвереньках, то падал без чувств, и по его следам все так же тащился больной волк, кашляя и чихая. Колени человека были содраны до живого мяса и ступни тоже, и, хотя он оторвал две полосы от рубашки, чтобы обмотать их, красный след тянулся за ним по мху и камням. Оглянувшись как-то, он увидел, что волк с жадностью лижет этот кровавый след, и ясно представил себе, каков будет его конец, если он сам не убьет волка. И тогда началась самая жестокая борьба, какая только бывает в жизни: больной человек на четвереньках и больной волк, ковылявший за ним, – оба они, полумертвые, тащились через пустыню, подстерегая друг друга.
Будь то здоровый волк, человек не стал бы так сопротивляться, но ему было неприятно думать, что он попадет в утробу этой мерзкой твари, почти падали. Ему стало противно. У него снова начинался бред, сознание туманили галлюцинации, и светлые промежутки становились все короче и реже.
Однажды он пришел в чувство, услышав чье-то дыхание над самым ухом. Волк отпрыгнул назад, споткнулся и упал от слабости. Это было смешно, но человек не улыбнулся. Он даже не испугался. Страх уже не имел над ним власти. Но мысли его на минуту прояснились, и он лежал, раздумывая. До корабля оставалось теперь мили четыре, не больше: он видел его совсем ясно, протирая затуманенные глаза; видел и лодочку с белым парусом, рассекавшую сверкающее море, – но ему не одолеть эти четыре мили. Он это знал и относился к этому спокойно. Он знал, что не проползет и полумили. И все-таки ему хотелось жить. Было бы глупо ******* после всего, что он перенес. Судьба требовала от него слишком много. Даже умирая, он не покорялся смерти. Возможно, это было чистое безумие, но и в когтях смерти он бросал ей вызов и боролся с ней.
Он закрыл глаза и бесконечно бережно собрал все свои силы. Он крепился, стараясь не поддаваться чувству дурноты, затопившему, словно прилив, все его существо. Это чувство поднималось волной и мутило сознание. Временами он словно тонул, погружаясь в забытье и силясь выплыть, но каким-то необъяснимым образом остатки воли помогали ему снова выбраться на поверхность.
Он лежал на спине неподвижно и слышал, как хриплое дыхание волка приближается к нему. Оно ощущалось все ближе и ближе, время тянулось без конца, но человек не пошевельнулся ни разу. Вот дыхание слышно над самым ухом. Жесткий сухой язык царапнул его щеку, словно наждачной бумагой. Руки у него вскинулись кверху – по крайней мере он хотел их вскинуть, – пальцы согнулись как когти, но схватили пустоту. Для быстрых и уверенных движений нужна сила, а силы у него не было.
Волк был терпелив, но и человек был терпелив не меньше. Полдня он лежал неподвижно, борясь с забытьем и сторожа волка, который хотел его съесть и которого он съел бы сам, если бы мог. Время от времени волна забытья захлестывала его, и он видел долгие сны, но все время, и во сне и наяву, ждал, что вот-вот услышит хриплое дыхание и его лизнет шершавый язык.
Дыхания он не услышал, но проснулся оттого, что шершавый язык коснулся его руки. Человек ждал. Клыки слегка сдавили его руку, потом давление стало сильнее – волк из последних сил старался вонзить зубы в добычу, которую так долго подстерегал. Но и человек ждал долго, и его искусанная рука сжала волчью челюсть. И в то время как волк слабо отбивался, а рука так же слабо сжимала его челюсть, другая рука протянулась и схватила волка. Еще пять минут, и человек придавил волка всей своей тяжестью. Его рукам не хватало силы, чтобы задушить волка, но человек прижался лицом к волчьей шее и его рот был полон шерсти. Прошло полчаса, и человек почувствовал, что в горло ему сочится теплая струйка. Это было мучительно, словно ему в желудок вливали расплавленный свинец, и только усилием воли он заставлял себя терпеть. Потом человек перекатился на спину и уснул.
На китобойном судне «Бедфорд» ехали несколько человек из научной экспедиции. С палубы они заметили какое-то странное существо на берегу. Оно ползло к морю, едва передвигаясь по песку. Ученые не могли понять, что это такое, и, как подобает естествоиспытателям, сели в шлюпку и поплыли к берегу. Они увидели живое существо, но вряд ли его можно было назвать человеком. Оно ничего не слышало, ничего не понимало и корчилось на песке, словно гигантский червяк. Ему почти не удавалось продвинуться вперед, но оно не отступало и, корчась и извиваясь, ползло вперед шагов на двадцать в час.
Через три недели, лежа на койке китобойного судна «Бедфорд», человек со слезами рассказывал, кто он такой и что ему пришлось вынести. Он бормотал что-то бессвязное о своей матери, о Южной Калифорнии, о домике среди цветов и апельсинных деревьев.
Прошло несколько дней, и он уже сидел за столом вместе с учеными и капитаном в кают-компании корабля. Он радовался изобилию пищи, тревожно провожал взглядом каждый кусок, исчезавший в чужом рту, и его лицо выражало глубокое сожаление. Он был в здравом уме, но чувствовал ненависть ко всем сидевшим за столом. Его мучил страх, что еды не хватит. Он расспрашивал о запасах провизии повара, юнгу, самого капитана. Они без конца успокаивали его, но он никому не верил и тайком заглядывал в кладовую, чтобы убедиться собственными глазами.
Стали замечать, что он поправляется, толстеет с каждым днем. Ученые качали головой и строили разные теории. Стали ограничивать его в еде, но он все раздавался в ширину, особенно в поясе.
Матросы посмеивались. Они знали, в чем дело. А когда ученые стали следить за ним, им тоже стало все ясно. После завтрака он прокрадывался на бак и, словно нищий, протягивал руку кому-нибудь из матросов. Тот ухмылялся и подавал ему кусок морского сухаря. Человек жадно хватал кусок, глядел на него, как скряга на золото, и прятал за пазуху. Такие же подачки, ухмыляясь, давали ему и другие матросы.
Ученые промолчали и оставили его в покое. Но они осмотрели потихоньку его койку. Она была набита сухарями. Матрац был полон сухарей. Во всех углах были сухари. Однако человек был в здравом уме. Он только принимал меры на случай голодовки – вот и все. Ученые сказали, что это должно пройти. И это действительно прошло, прежде чем «Бедфорд» стал на якорь в гавани Сан-Франциско.
После полудня он напал на след. Это был след другого человека, который не шел, а тащился на четвереньках. Он подумал, что это, возможно, след Билла, но подумал вяло и равнодушно. Ему было все равно. В сущности, он перестал что-либо чувствовать и волноваться. Он уже не ощущал боли, желудок и нервы словно дремали, однако жизнь, еще теплившаяся в нем, гнала вперед. Он очень устал, но жизнь в нем не хотела гибнуть, и потому, что она не хотела гибнуть, человек все еще ел болотные ягоды и пескарей, пил кипяток и следил за больным волком, не спуская с него глаз.
Он шел по следам другого человека, того, который тащился на четвереньках, и скоро увидел конец его пути: обглоданные кости на мокром мху, сохранившем следы волчьих лап. Он увидел туго набитый мешочек из оленьей кожи – такой же, какой был у него, – разорванный острыми зубами. Он поднял этот мешочек, хотя его ослабевшие пальцы не в силах были удержать такую тяжесть. Билл не бросил его до конца. Ха-ха! Он еще посмеется над Биллом. Он останется жив и возьмет мешочек на корабль, который стоит посреди блистающего моря. Он засмеялся: хрипло, страшно, словно ворона прокаркала, – и больной волк вторил ему, уныло подвывая. Человек сразу замолчал. Как же он будет смеяться над Биллом, если эти бело-розовые чистые кости – все, что осталось от Билла?
Он отвернулся. Да, Билл его бросил, но он не возьмет золота и не станет ****** кости Билла. А Билл стал бы, будь на его месте, размышлял он, тащась дальше.
Он набрел на маленькое озерко и, наклонившись над ним в поисках пескарей, отшатнулся, словно ужаленный: увидел свое лицо, отраженное в воде. Это отражение было так страшно, что пробудило даже его отупевшую душу. В озерке плавали три пескаря, но оно было велико и он не мог вычерпать его до дна; попробовал поймать рыб ведерком, но в конце концов бросил эту мысль – побоялся, что от усталости упадет в воду и утонет. По этой же причине он не отважился плыть по реке на бревне, хотя бревен было много на песчаных отмелях.
В этот день он сократил на три мили расстояние между собой и кораблем, а на следующий день – на две мили; теперь он полз на четвереньках, как Билл. К концу пятого дня до корабля все еще оставалось миль семь, а он теперь не мог пройти и мили в день. Бабье лето еще держалось, а он то полз на четвереньках, то падал без чувств, и по его следам все так же тащился больной волк, кашляя и чихая. Колени человека были содраны до живого мяса и ступни тоже, и, хотя он оторвал две полосы от рубашки, чтобы обмотать их, красный след тянулся за ним по мху и камням. Оглянувшись как-то, он увидел, что волк с жадностью лижет этот кровавый след, и ясно представил себе, каков будет его конец, если он сам не убьет волка. И тогда началась самая жестокая борьба, какая только бывает в жизни: больной человек на четвереньках и больной волк, ковылявший за ним, – оба они, полумертвые, тащились через пустыню, подстерегая друг друга.
Будь то здоровый волк, человек не стал бы так сопротивляться, но ему было неприятно думать, что он попадет в утробу этой мерзкой твари, почти падали. Ему стало противно. У него снова начинался бред, сознание туманили галлюцинации, и светлые промежутки становились все короче и реже.
Однажды он пришел в чувство, услышав чье-то дыхание над самым ухом. Волк отпрыгнул назад, споткнулся и упал от слабости. Это было смешно, но человек не улыбнулся. Он даже не испугался. Страх уже не имел над ним власти. Но мысли его на минуту прояснились, и он лежал, раздумывая. До корабля оставалось теперь мили четыре, не больше: он видел его совсем ясно, протирая затуманенные глаза; видел и лодочку с белым парусом, рассекавшую сверкающее море, – но ему не одолеть эти четыре мили. Он это знал и относился к этому спокойно. Он знал, что не проползет и полумили. И все-таки ему хотелось жить. Было бы глупо ******* после всего, что он перенес. Судьба требовала от него слишком много. Даже умирая, он не покорялся смерти. Возможно, это было чистое безумие, но и в когтях смерти он бросал ей вызов и боролся с ней.
Он закрыл глаза и бесконечно бережно собрал все свои силы. Он крепился, стараясь не поддаваться чувству дурноты, затопившему, словно прилив, все его существо. Это чувство поднималось волной и мутило сознание. Временами он словно тонул, погружаясь в забытье и силясь выплыть, но каким-то необъяснимым образом остатки воли помогали ему снова выбраться на поверхность.
Он лежал на спине неподвижно и слышал, как хриплое дыхание волка приближается к нему. Оно ощущалось все ближе и ближе, время тянулось без конца, но человек не пошевельнулся ни разу. Вот дыхание слышно над самым ухом. Жесткий сухой язык царапнул его щеку, словно наждачной бумагой. Руки у него вскинулись кверху – по крайней мере он хотел их вскинуть, – пальцы согнулись как когти, но схватили пустоту. Для быстрых и уверенных движений нужна сила, а силы у него не было.
Волк был терпелив, но и человек был терпелив не меньше. Полдня он лежал неподвижно, борясь с забытьем и сторожа волка, который хотел его съесть и которого он съел бы сам, если бы мог. Время от времени волна забытья захлестывала его, и он видел долгие сны, но все время, и во сне и наяву, ждал, что вот-вот услышит хриплое дыхание и его лизнет шершавый язык.
Дыхания он не услышал, но проснулся оттого, что шершавый язык коснулся его руки. Человек ждал. Клыки слегка сдавили его руку, потом давление стало сильнее – волк из последних сил старался вонзить зубы в добычу, которую так долго подстерегал. Но и человек ждал долго, и его искусанная рука сжала волчью челюсть. И в то время как волк слабо отбивался, а рука так же слабо сжимала его челюсть, другая рука протянулась и схватила волка. Еще пять минут, и человек придавил волка всей своей тяжестью. Его рукам не хватало силы, чтобы задушить волка, но человек прижался лицом к волчьей шее и его рот был полон шерсти. Прошло полчаса, и человек почувствовал, что в горло ему сочится теплая струйка. Это было мучительно, словно ему в желудок вливали расплавленный свинец, и только усилием воли он заставлял себя терпеть. Потом человек перекатился на спину и уснул.
На китобойном судне «Бедфорд» ехали несколько человек из научной экспедиции. С палубы они заметили какое-то странное существо на берегу. Оно ползло к морю, едва передвигаясь по песку. Ученые не могли понять, что это такое, и, как подобает естествоиспытателям, сели в шлюпку и поплыли к берегу. Они увидели живое существо, но вряд ли его можно было назвать человеком. Оно ничего не слышало, ничего не понимало и корчилось на песке, словно гигантский червяк. Ему почти не удавалось продвинуться вперед, но оно не отступало и, корчась и извиваясь, ползло вперед шагов на двадцать в час.
Через три недели, лежа на койке китобойного судна «Бедфорд», человек со слезами рассказывал, кто он такой и что ему пришлось вынести. Он бормотал что-то бессвязное о своей матери, о Южной Калифорнии, о домике среди цветов и апельсинных деревьев.
Прошло несколько дней, и он уже сидел за столом вместе с учеными и капитаном в кают-компании корабля. Он радовался изобилию пищи, тревожно провожал взглядом каждый кусок, исчезавший в чужом рту, и его лицо выражало глубокое сожаление. Он был в здравом уме, но чувствовал ненависть ко всем сидевшим за столом. Его мучил страх, что еды не хватит. Он расспрашивал о запасах провизии повара, юнгу, самого капитана. Они без конца успокаивали его, но он никому не верил и тайком заглядывал в кладовую, чтобы убедиться собственными глазами.
Стали замечать, что он поправляется, толстеет с каждым днем. Ученые качали головой и строили разные теории. Стали ограничивать его в еде, но он все раздавался в ширину, особенно в поясе.
Матросы посмеивались. Они знали, в чем дело. А когда ученые стали следить за ним, им тоже стало все ясно. После завтрака он прокрадывался на бак и, словно нищий, протягивал руку кому-нибудь из матросов. Тот ухмылялся и подавал ему кусок морского сухаря. Человек жадно хватал кусок, глядел на него, как скряга на золото, и прятал за пазуху. Такие же подачки, ухмыляясь, давали ему и другие матросы.
Ученые промолчали и оставили его в покое. Но они осмотрели потихоньку его койку. Она была набита сухарями. Матрац был полон сухарей. Во всех углах были сухари. Однако человек был в здравом уме. Он только принимал меры на случай голодовки – вот и все. Ученые сказали, что это должно пройти. И это действительно прошло, прежде чем «Бедфорд» стал на якорь в гавани Сан-Франциско.
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Реєстрація: 08.11.2009
Повідом.: 40343
Я родился и рос при советской власти,
И меня учили, что не в деньгах счастье,
Потому-то их у меня и нету,
Что усвоил с детства я мудрость эту.
Не любил богатых всю жизнь до дрожи,
С детства сытые мне их противны рожи,
И откуда свалилось на них богатство,
В результате какого такого гадства?
Жил один такой тут у нас в подъезде,
На шикарной тачке, собака, ездил,
Не сказать, чтоб сильно его любили,
Слава богу, во вторник его убили.
Если честно сказать, мне не жалко гада,
Потому что, б**дь, воровать не надо,
А воруешь если, то будь скромнее
И султана не корчь из себя Брунея.
Но не буду втирать тут своим ребятам,
Будто сам не хотел бы я стать богатым.
И хотя с деньгами покамест лажа,
Я хочу быть богатым и очень даже.
А зачем, ты спросишь, нужны мне бабки?
Чтобы в кроличьей той не ходить мне шапке,
Чтобы бабе шубу купить из норки,
Чтоб у дочи хата была в Нью-Йорке.
Чтобы с новою телкою каждый вечер,
Чтоб соседи кланялись мне при встрече,
Чтоб в таком же ездить автомобиле,
Чтоб в такой же вторник меня убили. (Иртеньев)
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Реєстрація: 25.04.2019
Повідом.: 3706
Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Журнал «Крокодил», №12, апрель 1986 года
Статус: Офлайн
Реєстрація: 12.12.2009
Повідом.: 5330
Реєстрація: 12.12.2009
Повідом.: 5330