Что увидела Молли Суини?
«Научиться видеть это не то, что научиться новому языку.
Научиться видеть — это все равно, что научиться говорить на родном языке.»
Дени Дидро
Любовь пополам с цинизмом, идеализм вперемежку с безверием, возможность смотреть и неспособность видеть, и вечно вымощенная добрыми намерениями дорога в ад. Пьеса Брайена Фрила напоена жизнью и истекает жизнью, как старые трагедии истекают кровью.
Премьера "Молли Суини" состоялась в Дублине в Гейт Театре в 1994 году, затем с успехом шла на сценах Лондона, Парижа, Милана, Нью-Йорка. В 1995 пьеса получила пять престижных литературных премий. Наш спектакль - первый опыт постановки драматургии Фрила в России.
Одним из главных претендентов на «Золотую маску» стал спектакль петербургского МДТ
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
«Молли Суини». Наверное, это самая аскетичная постановка в репертуаре Малого драматического. Три актера на сцене. Минимум действия. Статичные мизансцены. Нарочитое отсутствие музыки. Идеальный вариант «театра у микрофона». И все-таки «Молли Суини» надо именно видеть. Имя Брайена Фрила мало что говорит русской театральной публике. При том что знатоки ставят его в один ряд с Джойсом, Йитсом, Беккетом и другими классиками ирландской литературы, а пьесы его идут по всему миру. Я бы и не стал так уж переживать по поводу собственной отсталости (в конце концов, сколько раз расхваленные иноязычные шедевры оказывались в русских переводах и в исполнении наших артистов унылой данью обременительной просвещенности), если бы не Лев Додин. В «Молли Суини» он набрел на свою территорию. Он открыл в ирландском драматурге то, что любит больше всего: характеры, метафизику, национальную почву. И неважно, что ухоженные газоны Бэллибега — вымышленной страны, где живут все герои Фрила, — так мало похожи на дикие просторы выдуманной абрамовской деревни, которую Додин вспахал вдоль и поперек в своих легендарных спектаклях «Дом» и «Братья и сестры».
Земля-то — она всюду одна, и люди, в общем-то, тоже похожи. Страдают люди, мучаются, мучают сами, любят, ненавидят, сходят с ума, умирают… И все это на каком-то немыслимо крупном плане, который, казалось, существует только в кино, причем документальном. Без грима, без щадящих фильтров, без операторских изысков… Поток жизни, который сокрушает экран и сцену, с которым лучше оставаться один на один, не доверяясь услугам интерпретаторов и переводчиков. Додин так и поступил. Его режиссура — это искусство «медленного чтения». Но в «Молли Суини» он не просто читает Фрила, а как будто заново осваивает буквы в алфавите. Видно, что ему это мучительно, и его актерам — трудно, и зрителям тоже на первых порах нелегко вслушиваться в бесконечные монологи, доискиваясь сути в ворохе второстепенных подробностей и случайных оговорок. Но сидим три часа как пришитые, слушаем, смотрим. И эти совместные усилия, как ни странно, рождают какое-то приподнятое чувство. Наверное, оно знакомо настоящим меломанам, когда они внимают какому-нибудь Бранденбургскому концерту с клавиром в руках, считывая по нотам каждый пассаж. Ощущение горы, которую одолеваешь не один. Ощущение подъема и какой-то радости — несмотря на беспросветный мрак рассказанного сюжета.
«Молли Суини» — это история прозрения, которое ни к чему хорошему не привело. Почти слепая от рождения, Молли — чистый и прелестный цветок сорока лет — вдруг решила зачем-то прозреть. Точнее, решила не она, а ее муж, лоботряс и *****, которому ужасно захотелось, чтобы его Молли стала такой же, как все. Но она не была как все. Вот в чем дело. Операцию сделали. Зрение частично вернулось, но то, что увидела Молли, ей так не понравилось, что она от горя сошла с ума и оказалась в сумасшедшем доме. Такая вот грустная, в общем, история, которая будет разворачиваться на фоне бесконечной ночи.
Ночь — это состояние души героев, метафора жизни, где не бывает дневного света. Ночью происходят все главные признания. Ночь опасна для зрячих, но она и убежище для слепых, потому что уравнивает всех в правах. Художник Давид Боровский воздвиг на месте оркестровой ямы бассейн, облицованный кафелем. Сделал он это, то ли откликнувшись на слова Молли о ее страсти к воде, то ли в насмешку над увлечениями Додина «водными процедурами» в его предыдущих спектаклях. Но на этот раз бассейн в МДТ окажется пуст, только дно чуть присыпано опавшими листьями. По ходу спектакля Молли будет то и дело вспоминать, как плавала там, наслаждаясь хлорированным привольем, а когда безумие сомкнет над ней свои воды, она спустится на кафельное дно и будет стоять там в своем красном плаще, подставив лучу прожектора невидящие, отрешенные глаза.
Этот пустой бассейн и еще кресла с высокими спинками, наподобие тех, что ставят на северных пляжах, оберегая отдыхающих от ветра, дождя и зноя, кресла-норы, кресла-коробы, — собственно, и вся сценография, не рассчитанная на эффектные режиссерские ходы и запоминающиеся мизансцены. Трое сидят в креслах и говорят. Не общаются друг с другом, а именно говорят в зал, забыв о всякой четвертой стене, как будто ее никогда и не существовало. Каждый про свое, про себя, слыша только себя одного. А Молли? Молли не более чем повод для нового монолога.
Сергей Курышев в роли мужа Фрэнка великолепен. Это артист с потенциалом Марлона Брандо. Животный магнетизм и абсолютная непредсказуемость в любых самых тривиальных обстоятельствах делают его неотразимым даже в проходной роли. А Фрэнк Суини, прямо скажем, не самая великая роль для артиста такого масштаба. Роль-поддержка, роль-аккомпанемент многословным страданиям главной героини. И даже из нее Курышев умудряется извлечь какую-то ликующую ноту извечной мужской привычки подчинять себе и ломать чужую жизнь… Молли Суини — грандиозная роль для любой большой актрисы. Странно, что наши звезды не набросились на нее раньше. Тут тебе и слепота, и любовь, и прозрение, и сумасшествие. Играй, что хочешь! Наверное, останавливали непроходимые монбланы фриловского текста, которые одним только бенефисным напором не одолеешь. То, что это удалось Татьяне Шестаковой, — главная победа Льва Додина. Он создает вокруг актрисы энергетическое поле такой мощи и напряжения, что ей просто ничего не остается, как играть истово и точно. Эти истовость и точность помогают ей избежать слезливого мелодраматизма, неизбежного в истории про Молли Суини. У Шестаковой весь спектакль будут сухие глаза. Глаза трагедии. Мы так и не узнаем, что же увидела Молли, что ее так страшно испугало: некрасивые люди, некрасивые цветы, некрасивая жизнь, от которой захотелось спрятаться обратно в слепоту или бежать в безумие? Додин не дает ответа. Мы просто запомним хрупкую маленькую женщину в красном, эту несчастную Офелию из Бэллибега, безжизненно застывшую на фоне пустого бассейна, где ей не дали ни поплавать, ни утонуть.
Ведомости
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
magnet:?xt=urn:btih:EZ7LGIIYZPIJZEWME5KLYP7JDD4QDQHR