ДнепроГЭС, 1932. Плотина ДнепроГЭС
Задачей ДнепроГЭС было обеспечить народное хозяйство дешёвой электроэнергией, а также сделать Днепр полностью судоходным и способствовать проекту орошения полей юга Украины. Стройка вызвала огромный энтузиазм — массы людей добровольно отправлялись на великую стройку, идя на немалые лишения (об этом ниже) — не всегда, правда, полностью осознавая свои перспективы. Хотя, несмотря на духовный подъем, «стройка века» вызывала энтузиазм далеко не у всех. «Классик соцреализма» Фёдор Гладков хорошо описал этот подъем в «Письмах о Днепрострое»: «Они, одушевлённые своим делом люди, держали экзамен на первоклассных строителей гидротехнического сооружения… Они — советские инженеры — вкладывают всю душу в это создание циклопов! Ведь отвечают перед страной, перед миром за каждый шаг, за каждую формулу, за каждый выплеск цемента именно они, советские инженеры. О них будет говорить не человек этого дня, а культурная история».
Любое строительство начинается с проекта. Согласно официальной версии, автором проекта ДнепроГЭС был Иван Гаврилович Александров, глава Днепростроя. На практике… на практике начинается история несоветская и неофициальная. И в ней Советским Союзом была нанята компания американца, полковника Хью Линкольн Купера, прославившегося возведением нескольких дамб в США. Летом 1926 года целая группа инженеров из «Купер Компани» прибыла на берега Днепра и… начала обследовать выбранный советским правительством и Днепростроем участок на предмет его пригодности для сооружения ГЭС. Затем американцы ознакомились с проектом Александрова и — совсем в британских традициях — выразили некоторые сомнения вместо того, чтобы его раскритиковать. После этих сомнений (в 1927) Александрову пришлось отправиться в США, в тур по проектным бюро, плотинам и электростанциям. Там же, в США, было заказано и строительное оборудование на сумму в 1,5 миллиона долларов (на кредитные средства, США же и предоставленные). Дополнительно была заказана строительная техника и в Германии (включая специальные уникальные камнедробильные машины). В общем, западные экономики обеспечивали всё необходимое для строительных работ — от строительной техники и автомобилей до разборных столовых и прачечных. Выполнение работ было поручено «Купер Компани» и «Сименс А.Г.». Правда, американцы и немцы фигурировали в конструкторских бюро и на стройплощадках под скромным наименованием консультантов. Как автор проекта фигурировал И. Г. Александров, главным инженером считался Б. Е. Веденеев, а начальником строительства А. В. Винтер. Управляли они процессом в меру своих возможностей — даже в советском панегирике, посвящённом Винтеру, занятная фраза: «На Днепре знали — за внешней грубостью, невероятной требовательностью, за властностью начальника Днепростроя нет ничего личного»… Хотя, полагаю, для подчинённых Винтера в подобной манере поведения занятного было мало.
Полковник Купер на фоне плотины ДнепроГЭС
Затем оборудование. Оно тоже имело весьма малое отношение к достижениям советской промышленности. Изготовление и установку турбин, генераторов и трансформаторов производили «Дженерал Электрик», «Ньюпорт Ньюс Шипбилдинг» и «Драйдок Компани» (последние две изготавливали 4 турбины, «Дженерал электрик» — турбину и генераторы и ещё пять турбин изготавливались на ленинградской «Электросиле» под надзором той же «Дженерал Электрик»). В общем, единственным чисто советским произведением на ДнепроГЭС был один из двух мостов.
В 1927 году началось строительство. В фундамент ГЭС была заложена пафосная табличка: «1927 года, 8 ноября, в день десятилетия Великой Октябрьской революции, во исполнение заветов вождя мирового пролетариата В. И. Ленина, усилиями трудящихся масс первого в мире рабочего государства Союза Советских Социалистических Республик заложена правительствами СССР и УССР Днепровская гидроэлектростанция, мощностью 650 тыс. лошадиных сил — могучий рычаг социалистического строительства СССР». Грубо это было 478000 киловатт — около 1/5 от двух с половиной миллионов киловатт, которые должны были дать построенные за пятилетку электростанции.
Но соцреализм — это соцреализм; а реальность не была такой радужной. Даже сама идея ДнепроГЭС не получила единодушного одобрения среди специалистов: начиная от сомнений в необходимости электростанции вообще и заканчивая вопросами к её рентабельности (которые высказывал, например, Пётр Пальчинский — один из авторов плана ГОЭЛРО, **** Центрального совета экспертов и Научно-технического совета Главного экономического управления и Герой Труда, расстрелянный в 1929 году за организацию заговора против Советской власти и вредительство) — вполне обоснованными, кстати. Отношение же «обывателя» к Днепрострою часто было ещё более отрицательным и несколько недоуменным: «…могучая электрическая установка, которую задумали, не рассчитав ещё, кого, собственно, она будет обслуживать; теперь Кржижановский, академик и творец «науки проектирования», придумывает разные производства, между прочим добычу алюминия, для которой сырье будут возить из-под… Петербурга!! [строительство Днепровского алюминиевого завода было начато в 1930 году]» (И. И. Шитц).
И перейдём от политической и экономической реальностей к реальности бытовой. А эта реальность… она была действительно тяжёлой. Конечно, недавние крестьяне (между 1928 и 1932 годом количество промышленных рабочих увеличилось фактически вдвое — и большинство этого нового пролетариата было выходцами из деревни) были привычны к лишениям, но даже для них жизнь была не сахар. Столкнувшись с действительностью жизни «победившего класса» они бежали со стройки на стройку в поисках хоть более-менее приличных условий труда, существования и оплаты, пока… введение в декабре 1932 года внутренних паспортов и прописки не прекратило эти несознательные метания.
Бежали недаром и не из баловства. Техническое оснащение строительства тоже не всегда было на высоте. Хотя… зависит от того, с какой стороны взглянуть; Илья Эренбург, например, смог на отсутствие строительной техники взглянуть с правильной, соответствующей генеральной линии партии, точки зрения — в его «Дне втором» начальник строительства объясняет немецкому инженеру, почему котлованы копают не экскаваторы, а крестьяне с лопатами: «В Германии мы должны расплачиваться валютой. У нас другая экономика. Да и нервы другие. А главное, помимо расчёта, у нас имеется… Как бы вам это объяснить?.. Официально это называется «энтузиазмом» Одним словом, замечательная страна! Поживёте ещё год-другой, тогда и поймёте!» Первые полгода «великой стройки» она осуществлялась «старыми русско-украинскими методами» — при помощи лошадей, телег, кирок и лопат. Никто не хотел ждать, пока из-за границы прибудет заказанная советским правительством строительная техника.
О безопасности никто даже не думал — на социалистических стройках того времени происходили совершенно макабрические случаи: например в Магнитогорске из-за ненадёжности лесов некий клепальщик свалился в трубу, не смог выбраться и ночью замёрз там насмерть. Тем более проблема безопасности труда решалась просто и без лишних расходов: ближайший «бывший» (инженер или управленец с сомнительной дореволюционной биографией) обвинялся во вредительстве и шёл под суд.
Стенд с показателями соревнования ударников правого и левого берега Днепростроя (1930 г.)
С контролем качества тоже не особо церемонились. Темп — это было главным. Левый берег Днепра соревновался с правым берегом Днепра; обязательства следовали за обязательствами как ****** на аукционе (только вместо увеличения сумм — уменьшение сроков); на план сверху — отвечали контрпланом снизу. В итоге бетон, который нужно было изготовлять в течение месяца, укладывался за 10-12 дней. Иностранные консультанты, конечно, были не в восторге от подобного нарушения технологии — но что значило их мнение по сравнению с боевитыми «большевистскими темпами»? В этом плане, правда, Днепрострою ещё повезло — американским инженерам ещё удавалось (хоть и не всегда) убедить «генералов великой армии» (так называли руководителей чудо-строек) выливать несоответствующий стандартам качества бетон; а вот, например, на Кузнецкстрое от контроля качества практически отказались.
Жилищные условия… Они мало отличались от условий на любой советской стройке того времени. В 1929 году вышел альбом типовых проектов жилых зданий для городского поселкового строительства. Основой жилищного строительства были общежития и секционные семейные дома — в них должно было жить 98% населения образцового советского посёлка. Каждая комната (теоретически) была рассчитана на проживание 2-3 человек. Но это в идеале и при постоянном проживании. На стройках в лучшем случае жили в бараках (перенаселённых), в худшем — в таких же перенаселённых палатках и шалашах (зимой 1932/33 г. в Магнитогорске от холода погибло больше 3000 человек, обитавших в палатках). И к этому ещё добавлялись попытки разнообразных активистов коллективизировать быт… Ситуация с рабочими помещениями вполне соответствовала ситуации с жилыми. Когда днепростроевские инженеры подали заявку о предоставлении им отдельного помещения для работы, рабочий комитет отреагировал просто: «Мы вам дворянских клубов создавать не будем».
Не лучше было с едой — как по уже упоминавшейся выше причине (необходимость продажи хлеба за границу для получения валюты), так и по причине отвратительной организации и логистики. Слово уже цитировавшемуся Микояну: «…мы имеем перебои в снабжении в ряде городов. В особенности трудности с окружающим потребительские города крестьянством, которое, не получая от нас достаточного снабжения хлебом и не успев убрать свой урожай, бросилось в города за хлебом. Из-за этого несколько дней были большие очереди даже в Ленинграде. В ряде других городов очереди за это время стали чуть ли не бытовым явлением. В некоторых же городах всякими обходными путями была введена нормированная продажа хлеба, вынужденная его недостатком. К этому прибавляется нехватка в коровьем масле (в маслозаготовках мы имеем кризис и за текущий год заготовили не более п[рошлого] [года]), отсутствие растительного масла, недолов сельдей и нехватка их на рынке, и нехватка круп, что сильно отражается на деле снабжения рабочих». В результате даже «классик соцреализма» Гладков не сумел обойти вопрос с качеством питания на стройке: «Я бываю на фабрике-кухне и меня тошнит от одного вида гнусного ядева. Я бываю на участках работ, туда пища привозится в термосах. Эта синяя болтушка смердит трупом и выгребной ямой. Рабочие предпочитают только хлеб с водой».
На самом деле Гладков — случайно или намеренно — хорошо уловил суть «строек века»: «Днепрострой — это микрокосм всей нашей страны со всеми её особенностями и противоречиями. Это — как капля, в которой отражаются все сложнейшие процессы жизни Союза Республик». Была, правда, маленькая проблема — этот микрокосм мало соответствовал лаковой пропагандистской картинке.
«Днепрострой построен» — советский пропагандистский плакат
Первый ток ДнепроГЭС дала 1 мая 1932 года. Торжественное открытие гидроэлектростанции состоялось 10 октября 1932 года. Мощность первой очереди составляла 62 тысячи киловатт (что за год должно было составить 543 миллиона кВт*ч — и это должно было составить около 4% от 13,5 миллиардов киловатт, производимых в СССР в 1932 году). «Правда» (от 8 октября 1932 года) написала от лица днепростроевцев: «Великая победа на Днепре в такие короткие сроки, — одно из самых блестящих подтверждений правильности генеральной линии нашей партии, правильности взятых ею большевистских темпов индустриализации нашей страны». И — в той же «Правде» (от 11 октября 1932 г.) — через несколько дней появились исполненные пафоса слова Калинина: «Сегодня великий праздник всех трудящихся Советского Союза. Сегодня открыта Днепровская гидростанция. На это сооружение, которое является для современной техники чудом искусства, мы потратили огромные материальные ресурсы, затратили много сил и энергии, много труда».
Ни полковник Купер, ни «Виккерс-Армстронг» не упоминались. На самом деле им ещё повезло — стандартная политика Советского государства по отношению к иностранным бизнес-партнёрам была, мягко говоря, циничной: предполагалось, что сперва они вложат средства в развитие какого-то проекта, ну а потом… потом иностранцев под каким-либо предлогом можно будет вышвырнуть. Например, британское золотодобывающее предприятие «Лена-Голдфилдс» в 1925 году получило пятидесятилетнюю концессию на построенный ими же до революции горнодобывающий комплекс (добыча золота, добыча и выплавка цветных металлов) — причём концессия была выдана на довольно жёстких условиях: вложение в развитие предприятий 22 миллионов рублей; постройка нескольких заводов; добыча в количестве не менее семи тонн золота в год, выплавка не менее миллиона тонн меди в год и т. п. Обязательные британцы вышли на запланированные показатели уже в 1926 году (и это было 30% общесоюзной добычи золота!), а в 1930… по скромному выражению советских историков «…между концессией и советскими органами возник серьёзный конфликт, который привёл к прекращению деятельности предприятия».
Стоила ли овчинка выделки? Это, конечно, тема не для скромной публицистической заметки, а для целой книги (или даже множества книг, которые, при этом, уже написаны). В какой-то мере да — пользу ДнепроГЭС отрицать невозможно. Но я не могу избавиться от ощущения, что при других обстоятельствах (а точнее, при отсутствии обстоятельства под названием «советская власть») развитие бывших территорий Российской империи происходило бы намного эффективнее. К уровню ВВП 1913 года СССР вернулся только в 1933 году (и ДнепроГЭС был этому немалым подспорьем) — позже этого уровня в Европе достигли только Болгария и Румыния. При этом Германия вышла на этот уровень в 1926-м, не менее значительно пострадавшие от войны Польша, Бельгия и Франция — в 1926-м, 1922-м и (опять) 1922-м соответственно. Темпы роста? Действительно, СССР показывал в конце 1920-х — 1930-х годах высокие темпы роста ВВП на душу населения (4,87% в 1929-1938); но они не того же порядка, что и темпы роста, демонстрируемые в то же время Финляндией (3,09%); и намного ниже, чем в Польше (5,24%), Франции (5,16%) или в Чехословакии (5,04%) в 1920-1929 гг. К тому же, подобные ускорения экономисты сейчас обозначают как «догоняющий рост» — объясняя на бытовом уровне, это соответствует поступлению выпускника вуза (получавшего стипендию) на взрослую работу: в прошлом году он получал стипендию в 100 долларов, а в этом уже получает минимальную зарплату в 200 долларов — колоссальный рост в два раза, но ведь всё равно средняя зарплата по учреждению, в котором он работает, —$350…
Обычно я не размещаю список использованной литературы, но, учитывая то, что любой текст, упоминающий советскую действительность без должного восхваления, вызывает наплыв странных личностей с какими-то дикими аргументами а-ля Шариков, на этот раз размещу: не надо со мной спорить, господа советские, спорьте с исследованиями, дневниками, мемуарами — пишите рецензии, опровергайте приведённые факты, создавайте свои исследования; в общем делом занимайтесь, а не словоблудием в комментариях.
Итак, список литературы:
«A History of the Soviet Union, 1917-1991», Geoffrey Hosking.
«Soviet Economic Facts 1917-1981», Roger A. Clarke and Dubravko J. I. Matko.
«The Cambridge Economic History of Modern Europe. Volume 2. 1870 — to Present», edited by Stephen Broadberry and Kevin H. O’Rourke.
«The Economic Transformation of the Soviet Union, 1913-1945», edited by R. W. Davies.
«Western Technology and Soviet Economic Development 1917 to 1930», Antony C. Sutton.
«День второй», Илья Григорьевич Эренбург.
«Дневник «Великого Перелома», (март 1928 — август 1931)», Иван Иванович Шитц.
«За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941», Елена Александровна Осокина.
«Индустриализация СССР. 1929-1932 гг. Документы и материалы».
«Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы» Сюзанна Шатенберг.
«Иностранный капитал в России и СССР», Александр Герасимович Донгаров.
«Ископаемое топливо. Факты против вымысла», Алекс Эпштейн.
«История Украинской ССР. Том 7. Украинская ССР в период восстановления народного хозяйства (1921–1925)», под редакцией Ю. Ю. Кондуфора.
«Кладбище соцгородов: градостроительная политика в СССР (1928-1932 гг.)», М. Г. Меерович, Е. В. Конышева, Д. С. Хмельницкий.
«Письма о Днепрострое», Федор Васильевич Гладков.
«Политическая экономия сталинизма», Пол Грегори
«Советское руководство. Переписка. 1928-1941».
«СССР: от разрухи к мировой державе», Джузеппе Боффа.
«Утопия у власти», Михаил Яковлевич Геллер, Александр Моисеевич Некрич.
«Червоний виклик. Книга 2», Станіслав Кульчицький
Источник :
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
