🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
Хелицеры
🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- Автор теми Театр Вампиров
- Дата створення
Статус:
Offline
Реєстрація: 23.02.2006
Повідом.: 668
Реєстрація: 23.02.2006
Повідом.: 668
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #23
Уважаемая тишина, извините, что обращаюсь, но мне кажется этим вопросом вам не на форуме интересоваться надо. Сомневаюсь, что человвек захочет рассказывать Вам о личном, тем более здесь. Успехов Вам в Вашем нелёгком деле )))
Korvin
Привіт!
Статус:
Offline
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #26
И снова не ждал продолжения дискуссии.
Ну что ж, тем интересней.
И раз уж так подняли тему, то, господа, вам последний рассказик. Там есть про стенку. Надеюсь, вам понравится.
Вампиром собираюсь только стать. Клан - Тореадор, скорее всего.
Я так понимаю, что ты, Witcher, этим заведуешь, так что я рад, что ты с моим творчеством знаком.
Тишина. Жду ответа. Куда угодно.
И господа, если есть у людей вопросы глубже и продуманней, чем "как дела", я с удовольствием на них отвечу. Мне это очень интересно. Не нужно останавливать. Все правильно. Хорошо?
Ну что ж, тем интересней.
И раз уж так подняли тему, то, господа, вам последний рассказик. Там есть про стенку. Надеюсь, вам понравится.
Вампиром собираюсь только стать. Клан - Тореадор, скорее всего.
Я так понимаю, что ты, Witcher, этим заведуешь, так что я рад, что ты с моим творчеством знаком.
Тишина. Жду ответа. Куда угодно.
И господа, если есть у людей вопросы глубже и продуманней, чем "как дела", я с удовольствием на них отвечу. Мне это очень интересно. Не нужно останавливать. Все правильно. Хорошо?
Korvin
Привіт!
Статус:
Offline
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #27
Глаза
I push my fingers into my eyes,
It’s the only thing,
That slowly stops the ache,
But it’s made of all
The things I have to take…
Slipknot, “Duality”
Часть I
Слепые
Я разбитой головой рисую на стене. Я рисую кровь и рифмы. Мне больно. Это муки творчества. Обессиленный падаю на пол. Смотрю на все снизу. Мне нравится. Там часть меня. Тот жидкий и красный – это тоже я. Но никто не должен видеть меня таким – потемневшим и засохшим. Это секрет.
В моем теле движется колючая проволока. Она оставляет глубокие борозды внутри меня, но они не болят. Я просто знаю, что они есть. Мое лицо становится горячим и красным. Я кукла, глотающая кипяток. А ноги – наоборот. Они холодные, как будто я свесил их с подоконника. Воздух осыпается с потолка и оседает в моем горле. Я сглатываю часть, но его уже слишком много, чтобы просто дышать. Он прилип к горлу изнутри. Я догадываюсь, что он желтый. Из глаз не решаются вытечь слезы. Они потеряли мое тепло, став холодными и чужими. Теперь я чувствую их особенно мокро.
Во мне третий день живет какое-то новое чувство. И я не знаю, что это. Не знаю до такой степени, что не могу это описать. Мне не с чем сравнивать. Хотя, знаешь, как бьется в гробу человек, которого похоронили заживо? Вот где-то так, как я себе это представляю… И оно тоже в груди! Причем я уже знаю, что оно легко становится агрессией и злобой. Так легко направлять его в эту сторону! Но я уверен, что это чувство нужно для чего-то другого… Но мне тревожно. Я чувствую то, с чем никогда раньше не сталкивался. Это даже не любовь… Я не знаю…
Часть II
Задумчивые
Есть ли такие слова, когда холодно, или когда вообще нет смысла что-то произносить? Я помню столько всего сказанного мне, что чувствую трепет, злость и открытое окно, за которым ночь. Время от времени задергиваю, чтобы меня никто не видел. Моя безопасность, мое спокойствие…
И кто-то влетает внутрь с вопросом, за которым нет ничего кроме бессмысленности его рождения… Но метко и липко сажает его на грудь, а чаще всего - на лицо. И уже ничего не можешь думать. Как взрыв, убивший все, или заполнивший все…
Глупость, ненужность, неоправданность.
Я помню, как человек, с которым я хочу еще раз поговорить, остался среди моих упущенных шансов на другую личность. Я кусаю нижнюю губу, чтобы отодрать от нее кусок старой кожи… А еще один человек молчит. И еще один… И еще… Они все молчат.
Я говорю: «Я ждал тебя». А она вся в черном, и спешит куда-то, и снег…
Я говорю: «Ты мне снилась». А у нее нет времени спрашивать «Как?»
Я ухожу и ищу слова, чтобы были огни фонарей, черный цвет, немного злости, недоработанная роль и, наверное, все. Все остальное. (Киваю).
А еще есть недописанные картины. Их нужно увидеть.
И закрыть окно. Потому что голова уже не болит от запахов. Выветрилось.
Такой робкий ветер... Но, я не хочу о нем говорить.
Лучше ночь - это завтрашний день, который я не хочу.
Я вдруг знаю, почему я так люблю сны. Потому что завтра наступает всегда после них - когда-нибудь потом.
И хорошо. Без окончания.
Часть III
Карие
Я нашел кусочек мяса - теплого и кровоточащего. Оно трогательно сидело у тротуара, и я по запаху понял, что ему плохо и одиноко.
- Как тебя зовут? - спросил я, но оно жалобно не шевелилось в ответ.
Я бережно взял его в ладони, оно обрадовалось и весело затрепыхалось в моих руках. Но вскоре затихло - согрелось и уснуло.
Я принес его домой, положил на коврик у холодильника и налил в мисочку молока. Когда оно проснется, наверное, захочет есть.
- Как же тебя назвать? - полушепотом спросил я скорее себя, чем его. Но так ничего подходящего и не пришло в голову.
Вечером оно проснулось и жизнерадостно сидело на коврике. Я погладил его и почти услышал, как оно заурчало от удовольствия…
Вот так мы с ним и жили до тех пор, пока оно не заболело. Нам обоим было очень больно. Я еще помню, что за окном в тот день летали птицы. А я закрылся в своей комнате, обхватил голову руками, упал на пол и свернулся, словно то молоко на кухне… Я не знаю… Я… Если я дам ему имя… Ведь оно скоро умрет, это неизбежно и от меня здесь ничего не зависит… И если я назову его, то оно станет куда большей частью меня, чем сейчас, и умрет, и я потеряю куда больше, куда больнее. Я не хочу, и я боюсь боли… Но ведь я люблю его! Когда я касаюсь этого теплого, я ощущаю, что есть еще кто-то живой, трепетный кроме меня, и более того, он здесь, рядом со мной… И касаясь, я понимаю, что оно слышит меня, а это куда больше, чем нужно, чтобы быть счастливым… А без имени мне будет так просто его забыть, и на кухне будет пахнуть как прежде… Я открою окно, я не спрыгну - я проветрю… Но ведь люблю! И пусть будет имя, да, пусть будет имя! Но такое, чтоб навечно, чтоб все и навсегда, и чтоб тоже тепло и трепетно, и не одиноко…
И улыбнулся. Мне еще никогда не было так спокойно. И, распластавшись, так и заснул на полу.
Потом, уже утром, я понял, что опоздал - на коврике лежал мертвый кусочек мяса. Я завернул его в газету и закопал в посадке недалеко от дома. Уходя, обернувшись, я подумал, что следующей весной уже не найду, где находится его могилка… Но шел домой.
И теперь я даже рад, что все так случилось, потому что мне кажется, что все было правильно.
Часть IV
Закрытые
Я бегу по дороге, завязанной лентой Мебиуса, каждый раз спотыкаясь о бесформенное тело, распятое лаской и поцелуями, нависаю над ним, заглядываю в глаза, и оттуда на меня смотришь ты…
Ты вырастаешь до пределов моих видений, обнимаешь мою шею белизной теплых клыков, я узнаю, как мои чувства вырываются наружу, вытекая через рот цветной тошнотой от переполняемых эмоций…
Ты смеешься, впитываешь в себя мою алую соленую жидкость, она размазывается по твоему милому лицу, и оно становится еще прекраснее в этих закатных оттенках и пятнах…
Я дико хохочу, но слышу судорожный хрип и не понимаю, почему ты вытягиваешь из меня что-то склизкое и липкое как слезы, почему танцуешь, кружась вокруг себя, наматывая…
Часть V
Ясные
Когда от реальности не спасают сны – мне хочется кричать.
Но это особый крик. Ему нравится быть во мне и биться из стороны в сторону, как бы давая понять, что он созрел для того, чтобы вырваться наружу. И тогда я готов крикнуть, дать бой, восстать. Я набираю в легкие воздуха – и крик застревает в горле. Он упирается, хватается за стенки и лезет назад. И тогда вместо крика – сдавленный хрип. А крик возвращается обратно и на некоторое время успокаивается.
Мой крик играет со мной, но он – умнее меня. Я – безрассуден. Я готов поддаться внезапному порыву. Он – нет. Он знает, что, будучи на свободе он разбудит тех, кто спит. А когда они проснутся – они не будут думать обо мне. Они будут злы и раздражены. Всё.
И стоит мне сказать им, что со мной, они примут это за слабость. И как слабого – разотрут меня. Как плевок. И они будут правы.
Они судят меня так, как они захотят. Я сужу их так, как они говорят…
Это так страшно. Когда глаза привыкают к темноте – видеть над собой потолок. И чем дольше в темноте – тем ближе потолок…
Мне остается только терпеть. Тихо терпеть. Жалостливо.
А однажды мне кто-то скажет: «Пойдем, полетаем! У меня есть камень. Я подарю его тебе».
…И я буду рад. У меня есть подарок, а значит не все так плохо. Меня не забыли, меня любят и хотят помочь.
…И я буду смотреть на этот камень. Это будет мой символ. И я построю вокруг него свой маленький храм. Я возведу четыре стены, и буду жить.
А еще кто-то мне скажет: «Ты хочешь уйти? Протяни мне свои руки. Я дам тебе гвоздей!» Он забьет гвозди в протянутые руки, приколачивая к стенам моего храма крышу.
А я буду жить, и думать, как же мне хорошо. У меня есть друзья и символ, четыре уютных стены и крыша. Почти что гроб.
И я буду так рад…
Часть VI
Усталые
Обезумевшее небо плакало черными птицами, роняя кровавое солнце за край.
Пять пальцев моей руки были полусогнуты и расслаблены.
До этого я касался этими пальцами листьев, оставляя ровный кровоточащий след.
Кровь падала туда же, куда и солнце, но не доставала до края и впитывалась в землю.
Боль и ветер создавали впечатление реальности происходящего, и я верил своим открытым глазам.
Когда солнце зашло, я пил боль из своих пальцев, но выпил кровь. Это значит, я перестал умирать.
Теперь я живу, наверное, вечно, и эта мысль заставляет меня снова касаться острых листьев.
Но пальцы мои прозрачны, и они ласково проникают во все, что доставляло до этого боль, и вот уже я ясно ощущаю во рту сладостный привкус яда.
Я плюю в небо, и слюна прилипает где-то там бледной плоской и круглой кляксой, с серыми разводами яда.
А те, кто не я, показывают на кляксу пальцами – непрозрачными, лишними – и им становится страшно.
А есть и те, кому хорошо, как и мне. Это те, кто я. Но они не вспоминают меня. Они тоже плюют в небо, но их кляксы падают. Они не знают, что для того чтобы кляксы летели вверх, на землю должна капать кровь - одновременно.
Вот так. Только так.
Часть VII
Наивные
Когда у птицы много крыльев - она… Где-то шесть или семь… Она учится летать.
В другую сторону. Да.
Вон смотри!
И я не вижу. Но так хочу!
А знаешь, я вчера шел по улице и упал. Люди на меня смотрят оттуда с высоты - и мимо идут. А я лежу - их не вижу, нет. У меня лицо в снегу. Я лежу, а они где-то глазами надо мной, а ботинками совсем рядом скрипят. Но все равно как птицы. Вот только птиц я люблю…
А они… Не знаю.
Ее вспомню. Она, ведь, тоже люди. Причем тут какие-то птицы? Человек! (Чувствуешь?) Много… В ней так много… Только зачем это мне?
Или она… Мимолетом встречаю, но глаза другие! Зачем мне в них смотреть?
Или вот… Так хочу сказать спасибо, но не знаю, как произнести. Ведь никто мне не говорил - искренне и не там, где ждал. Но цветы не цветут, а стоят дорого те, что срезаны.
Только их шаги я узнаю. Я стремительно жду их - сейчас, на паркете, вообще.
А люди носят ботинки. По три, по четыре пары… Чтобы след от себя был заметнее.
Закопался в землю - поднялся.
Сел на скамейку. Здесь красиво.
Достал батон. Половину. И зря вы на меня так смотрите. А вдруг не зря его крошу. Вдруг, они все-таки существуют - шестикрылые...
Вадим Гололобов aka Korvin, 2006
I push my fingers into my eyes,
It’s the only thing,
That slowly stops the ache,
But it’s made of all
The things I have to take…
Slipknot, “Duality”
Часть I
Слепые
Я разбитой головой рисую на стене. Я рисую кровь и рифмы. Мне больно. Это муки творчества. Обессиленный падаю на пол. Смотрю на все снизу. Мне нравится. Там часть меня. Тот жидкий и красный – это тоже я. Но никто не должен видеть меня таким – потемневшим и засохшим. Это секрет.
В моем теле движется колючая проволока. Она оставляет глубокие борозды внутри меня, но они не болят. Я просто знаю, что они есть. Мое лицо становится горячим и красным. Я кукла, глотающая кипяток. А ноги – наоборот. Они холодные, как будто я свесил их с подоконника. Воздух осыпается с потолка и оседает в моем горле. Я сглатываю часть, но его уже слишком много, чтобы просто дышать. Он прилип к горлу изнутри. Я догадываюсь, что он желтый. Из глаз не решаются вытечь слезы. Они потеряли мое тепло, став холодными и чужими. Теперь я чувствую их особенно мокро.
Во мне третий день живет какое-то новое чувство. И я не знаю, что это. Не знаю до такой степени, что не могу это описать. Мне не с чем сравнивать. Хотя, знаешь, как бьется в гробу человек, которого похоронили заживо? Вот где-то так, как я себе это представляю… И оно тоже в груди! Причем я уже знаю, что оно легко становится агрессией и злобой. Так легко направлять его в эту сторону! Но я уверен, что это чувство нужно для чего-то другого… Но мне тревожно. Я чувствую то, с чем никогда раньше не сталкивался. Это даже не любовь… Я не знаю…
Часть II
Задумчивые
Есть ли такие слова, когда холодно, или когда вообще нет смысла что-то произносить? Я помню столько всего сказанного мне, что чувствую трепет, злость и открытое окно, за которым ночь. Время от времени задергиваю, чтобы меня никто не видел. Моя безопасность, мое спокойствие…
И кто-то влетает внутрь с вопросом, за которым нет ничего кроме бессмысленности его рождения… Но метко и липко сажает его на грудь, а чаще всего - на лицо. И уже ничего не можешь думать. Как взрыв, убивший все, или заполнивший все…
Глупость, ненужность, неоправданность.
Я помню, как человек, с которым я хочу еще раз поговорить, остался среди моих упущенных шансов на другую личность. Я кусаю нижнюю губу, чтобы отодрать от нее кусок старой кожи… А еще один человек молчит. И еще один… И еще… Они все молчат.
Я говорю: «Я ждал тебя». А она вся в черном, и спешит куда-то, и снег…
Я говорю: «Ты мне снилась». А у нее нет времени спрашивать «Как?»
Я ухожу и ищу слова, чтобы были огни фонарей, черный цвет, немного злости, недоработанная роль и, наверное, все. Все остальное. (Киваю).
А еще есть недописанные картины. Их нужно увидеть.
И закрыть окно. Потому что голова уже не болит от запахов. Выветрилось.
Такой робкий ветер... Но, я не хочу о нем говорить.
Лучше ночь - это завтрашний день, который я не хочу.
Я вдруг знаю, почему я так люблю сны. Потому что завтра наступает всегда после них - когда-нибудь потом.
И хорошо. Без окончания.
Часть III
Карие
Я нашел кусочек мяса - теплого и кровоточащего. Оно трогательно сидело у тротуара, и я по запаху понял, что ему плохо и одиноко.
- Как тебя зовут? - спросил я, но оно жалобно не шевелилось в ответ.
Я бережно взял его в ладони, оно обрадовалось и весело затрепыхалось в моих руках. Но вскоре затихло - согрелось и уснуло.
Я принес его домой, положил на коврик у холодильника и налил в мисочку молока. Когда оно проснется, наверное, захочет есть.
- Как же тебя назвать? - полушепотом спросил я скорее себя, чем его. Но так ничего подходящего и не пришло в голову.
Вечером оно проснулось и жизнерадостно сидело на коврике. Я погладил его и почти услышал, как оно заурчало от удовольствия…
Вот так мы с ним и жили до тех пор, пока оно не заболело. Нам обоим было очень больно. Я еще помню, что за окном в тот день летали птицы. А я закрылся в своей комнате, обхватил голову руками, упал на пол и свернулся, словно то молоко на кухне… Я не знаю… Я… Если я дам ему имя… Ведь оно скоро умрет, это неизбежно и от меня здесь ничего не зависит… И если я назову его, то оно станет куда большей частью меня, чем сейчас, и умрет, и я потеряю куда больше, куда больнее. Я не хочу, и я боюсь боли… Но ведь я люблю его! Когда я касаюсь этого теплого, я ощущаю, что есть еще кто-то живой, трепетный кроме меня, и более того, он здесь, рядом со мной… И касаясь, я понимаю, что оно слышит меня, а это куда больше, чем нужно, чтобы быть счастливым… А без имени мне будет так просто его забыть, и на кухне будет пахнуть как прежде… Я открою окно, я не спрыгну - я проветрю… Но ведь люблю! И пусть будет имя, да, пусть будет имя! Но такое, чтоб навечно, чтоб все и навсегда, и чтоб тоже тепло и трепетно, и не одиноко…
И улыбнулся. Мне еще никогда не было так спокойно. И, распластавшись, так и заснул на полу.
Потом, уже утром, я понял, что опоздал - на коврике лежал мертвый кусочек мяса. Я завернул его в газету и закопал в посадке недалеко от дома. Уходя, обернувшись, я подумал, что следующей весной уже не найду, где находится его могилка… Но шел домой.
И теперь я даже рад, что все так случилось, потому что мне кажется, что все было правильно.
Часть IV
Закрытые
Я бегу по дороге, завязанной лентой Мебиуса, каждый раз спотыкаясь о бесформенное тело, распятое лаской и поцелуями, нависаю над ним, заглядываю в глаза, и оттуда на меня смотришь ты…
Ты вырастаешь до пределов моих видений, обнимаешь мою шею белизной теплых клыков, я узнаю, как мои чувства вырываются наружу, вытекая через рот цветной тошнотой от переполняемых эмоций…
Ты смеешься, впитываешь в себя мою алую соленую жидкость, она размазывается по твоему милому лицу, и оно становится еще прекраснее в этих закатных оттенках и пятнах…
Я дико хохочу, но слышу судорожный хрип и не понимаю, почему ты вытягиваешь из меня что-то склизкое и липкое как слезы, почему танцуешь, кружась вокруг себя, наматывая…
Часть V
Ясные
Когда от реальности не спасают сны – мне хочется кричать.
Но это особый крик. Ему нравится быть во мне и биться из стороны в сторону, как бы давая понять, что он созрел для того, чтобы вырваться наружу. И тогда я готов крикнуть, дать бой, восстать. Я набираю в легкие воздуха – и крик застревает в горле. Он упирается, хватается за стенки и лезет назад. И тогда вместо крика – сдавленный хрип. А крик возвращается обратно и на некоторое время успокаивается.
Мой крик играет со мной, но он – умнее меня. Я – безрассуден. Я готов поддаться внезапному порыву. Он – нет. Он знает, что, будучи на свободе он разбудит тех, кто спит. А когда они проснутся – они не будут думать обо мне. Они будут злы и раздражены. Всё.
И стоит мне сказать им, что со мной, они примут это за слабость. И как слабого – разотрут меня. Как плевок. И они будут правы.
Они судят меня так, как они захотят. Я сужу их так, как они говорят…
Это так страшно. Когда глаза привыкают к темноте – видеть над собой потолок. И чем дольше в темноте – тем ближе потолок…
Мне остается только терпеть. Тихо терпеть. Жалостливо.
А однажды мне кто-то скажет: «Пойдем, полетаем! У меня есть камень. Я подарю его тебе».
…И я буду рад. У меня есть подарок, а значит не все так плохо. Меня не забыли, меня любят и хотят помочь.
…И я буду смотреть на этот камень. Это будет мой символ. И я построю вокруг него свой маленький храм. Я возведу четыре стены, и буду жить.
А еще кто-то мне скажет: «Ты хочешь уйти? Протяни мне свои руки. Я дам тебе гвоздей!» Он забьет гвозди в протянутые руки, приколачивая к стенам моего храма крышу.
А я буду жить, и думать, как же мне хорошо. У меня есть друзья и символ, четыре уютных стены и крыша. Почти что гроб.
И я буду так рад…
Часть VI
Усталые
Обезумевшее небо плакало черными птицами, роняя кровавое солнце за край.
Пять пальцев моей руки были полусогнуты и расслаблены.
До этого я касался этими пальцами листьев, оставляя ровный кровоточащий след.
Кровь падала туда же, куда и солнце, но не доставала до края и впитывалась в землю.
Боль и ветер создавали впечатление реальности происходящего, и я верил своим открытым глазам.
Когда солнце зашло, я пил боль из своих пальцев, но выпил кровь. Это значит, я перестал умирать.
Теперь я живу, наверное, вечно, и эта мысль заставляет меня снова касаться острых листьев.
Но пальцы мои прозрачны, и они ласково проникают во все, что доставляло до этого боль, и вот уже я ясно ощущаю во рту сладостный привкус яда.
Я плюю в небо, и слюна прилипает где-то там бледной плоской и круглой кляксой, с серыми разводами яда.
А те, кто не я, показывают на кляксу пальцами – непрозрачными, лишними – и им становится страшно.
А есть и те, кому хорошо, как и мне. Это те, кто я. Но они не вспоминают меня. Они тоже плюют в небо, но их кляксы падают. Они не знают, что для того чтобы кляксы летели вверх, на землю должна капать кровь - одновременно.
Вот так. Только так.
Часть VII
Наивные
Когда у птицы много крыльев - она… Где-то шесть или семь… Она учится летать.
В другую сторону. Да.
Вон смотри!
И я не вижу. Но так хочу!
А знаешь, я вчера шел по улице и упал. Люди на меня смотрят оттуда с высоты - и мимо идут. А я лежу - их не вижу, нет. У меня лицо в снегу. Я лежу, а они где-то глазами надо мной, а ботинками совсем рядом скрипят. Но все равно как птицы. Вот только птиц я люблю…
А они… Не знаю.
Ее вспомню. Она, ведь, тоже люди. Причем тут какие-то птицы? Человек! (Чувствуешь?) Много… В ней так много… Только зачем это мне?
Или она… Мимолетом встречаю, но глаза другие! Зачем мне в них смотреть?
Или вот… Так хочу сказать спасибо, но не знаю, как произнести. Ведь никто мне не говорил - искренне и не там, где ждал. Но цветы не цветут, а стоят дорого те, что срезаны.
Только их шаги я узнаю. Я стремительно жду их - сейчас, на паркете, вообще.
А люди носят ботинки. По три, по четыре пары… Чтобы след от себя был заметнее.
Закопался в землю - поднялся.
Сел на скамейку. Здесь красиво.
Достал батон. Половину. И зря вы на меня так смотрите. А вдруг не зря его крошу. Вдруг, они все-таки существуют - шестикрылые...
Вадим Гололобов aka Korvin, 2006
Статус:
Offline
Реєстрація: 05.05.2005
Повідом.: 739
Реєстрація: 05.05.2005
Повідом.: 739
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #32
Госпаде, когда ж из тебя выльется вся желчь?Olny сказав(ла):Korvin, если ты думаешь, что это творчество, то ты ошибаешься. Это бесцветный скучный поток сознания, даже не поток сознания, а с трудом вытянутая из себя срань.
Корвин: прочитала присланный файлик.Очень.очень.очень здорово.Очень чувственно.
Хотела бы када-нить познакомитсо с тобой в реале.
Статус:
Offline
Реєстрація: 26.11.2003
Повідом.: 2892
Реєстрація: 26.11.2003
Повідом.: 2892
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #33
тоже прочел
у всех подобных рассказов есть одна общая беда - отсутсвие смысла.... (хотя если мне его кто-нибудь покажет, я буду только рад)
а если это не брать во внимание и просто прочувствовать, то все классно.......... но для чувств... мне больше нарвится слшуать музыку....
у всех подобных рассказов есть одна общая беда - отсутсвие смысла.... (хотя если мне его кто-нибудь покажет, я буду только рад)
а если это не брать во внимание и просто прочувствовать, то все классно.......... но для чувств... мне больше нарвится слшуать музыку....
Статус:
Offline
Реєстрація: 17.02.2006
Повідом.: 689
Реєстрація: 17.02.2006
Повідом.: 689
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #34
Ага, смысла нет, а что касается чувств.. Не знаю, что ты почувствовал, но я во время чтения таких рассказов чувствую, что мой мозг обтягивается какой-то мерзкой слизьюNeFor сказав(ла):тоже прочел
у всех подобных рассказов есть одна общая беда - отсутсвие смысла.... (хотя если мне его кто-нибудь покажет, я буду только рад)
а если это не брать во внимание и просто прочувствовать, то все классно.......... но для чувств... мне больше нарвится слшуать музыку....
Korvin
Привіт!
Статус:
Offline
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
Реєстрація: 17.03.2006
Повідом.: 14
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #39
Спасибо вам огромное!
Если честно, то изначально ждал такого человека, который обзовет все сранью и обоснует.
Пока только обозвали сранью. Что ж, это тоже не плохо.
И это - не отписка обиженного влюбленного в себя автора. (И не вздумайте так сильно во мне ошибиться!) Я действительно очень рад.
Текст - действительно поток сознания, потому как смыслом его является изображение сознания героя. Героя, который категорически уходит от изначально введенной в него реальности и создает свою. Или, если хотите, воспринимает ее по-своему. Зачастую это именуется психическим расстройством. Как ось рассказа - эпизод о кусочке мяса, найденном на улице. Это центр, в котором лежат все причины. По сути, это история, почему все так с ним случилось. В подтверждение метапфоры время от времени появляется мимолетный образ одной (трех) девушек. То есть, любовь, господа.
Вот так. Причины я вам дал. Мир и его восприятие изображено. Что еще?
Да, осталось обьяснить, почему "глаза".
Они, как избито известно, зеркало души. Поэтому начальные состояния души даются в названиях глав. Там уже читатель себе строит одну ему понятную картинку.
Ну, и эпиграф, который все разжовывает. В котором, по сути, и лежит весь текст.
Вот так. И проблема таких текстов - это отсутствие сюжета, а не смысла.
Хотя, можно спорить.
И знаете что, мне кажется, что текст удался. Если возникло ощущение того, что мозг обтягивается мерзкой слизью, значит я добился именно того, чего хотел - погружения в сознание главного героя. А там, если честно, кроме вот такой вот слизи не так уж и много чего намешано.
Надеюсь, я достаточно полно расписал вам этот текст.
И это очень хорошо, что он вам не нравится.
Еще раз спасибо.
Мавка.
Без проблем. Можно и встретится в реале. Это не так уж и сложно.
Если честно, то изначально ждал такого человека, который обзовет все сранью и обоснует.
Пока только обозвали сранью. Что ж, это тоже не плохо.
И это - не отписка обиженного влюбленного в себя автора. (И не вздумайте так сильно во мне ошибиться!) Я действительно очень рад.
Текст - действительно поток сознания, потому как смыслом его является изображение сознания героя. Героя, который категорически уходит от изначально введенной в него реальности и создает свою. Или, если хотите, воспринимает ее по-своему. Зачастую это именуется психическим расстройством. Как ось рассказа - эпизод о кусочке мяса, найденном на улице. Это центр, в котором лежат все причины. По сути, это история, почему все так с ним случилось. В подтверждение метапфоры время от времени появляется мимолетный образ одной (трех) девушек. То есть, любовь, господа.
Вот так. Причины я вам дал. Мир и его восприятие изображено. Что еще?
Да, осталось обьяснить, почему "глаза".
Они, как избито известно, зеркало души. Поэтому начальные состояния души даются в названиях глав. Там уже читатель себе строит одну ему понятную картинку.
Ну, и эпиграф, который все разжовывает. В котором, по сути, и лежит весь текст.
Вот так. И проблема таких текстов - это отсутствие сюжета, а не смысла.
Хотя, можно спорить.
И знаете что, мне кажется, что текст удался. Если возникло ощущение того, что мозг обтягивается мерзкой слизью, значит я добился именно того, чего хотел - погружения в сознание главного героя. А там, если честно, кроме вот такой вот слизи не так уж и много чего намешано.
Надеюсь, я достаточно полно расписал вам этот текст.
И это очень хорошо, что он вам не нравится.
Еще раз спасибо.
Мавка.
Без проблем. Можно и встретится в реале. Это не так уж и сложно.
Статус:
Offline
Реєстрація: 17.02.2006
Повідом.: 689
Реєстрація: 17.02.2006
Повідом.: 689
- 🔴 10:02 Повітряна тривога в Харків.обл.
- #40
Что ж, срнанью назвал, теперь буду обосновывать
Состояние сознания.. Такое состояние мне очень знакомо (хоть я и не без пяти минут вампир). Такое состояние называется слабость. Наше различие в том, что мне состояние слабости не очень-то нравится и даже когда я садо-мазохистки начинаю размазывать эту слабость по себе, мне не приходит в голову это записывать . Слабость вообще довольно часто изображается (особенно в наше декадентское время ), но как? Слабость плюс еще-что-то. А если описывать ОДНУ слабость, то надо делать это поинтересней. Я поэтому и написал, что это "с трудом вытянутая из себя срань", что выписывание таких состоятний, по-моему так и делается . Скажи, действительно, что ты чувствовал когда это писал? Тебе было мерзко? .
Состояние сознания.. Такое состояние мне очень знакомо (хоть я и не без пяти минут вампир
). Такое состояние называется слабость. Наше различие в том, что мне состояние слабости не очень-то нравится и даже когда я садо-мазохистки начинаю размазывать эту слабость по себе, мне не приходит в голову это записывать . Слабость вообще довольно часто изображается (особенно в наше декадентское время ), но как? Слабость плюс еще-что-то. А если описывать ОДНУ слабость, то надо делать это поинтересней. Я поэтому и написал, что это "с трудом вытянутая из себя срань", что выписывание таких состоятний, по-моему так и делается . Скажи, действительно, что ты чувствовал когда это писал? Тебе было мерзко? .