- 🔴 21:27 Повітряна тривога в м. Харків та Харківська територіальна громадаСлідкуйте за подальшими повідомленнями.#м_Харків_та_Харківська_територіальна_громада
- #121
Художественно-анимационные фильмы-фантазии Ирины Евтеевой
«Клоун» — анимационная фантазия по мотивам «Snow show» мима и клоуна Вячеслава Полунина о человеческом одиночестве, о грусти, любви и смерти, мечтах и снах, о том, что она - жизнь - проходит.
Фильм инспирирован образами поэзии и эпохи Владимира Маяковского. Он словно живой «зрительный нерв», болезненно отзывающийся на фетишизацию поэта как главаря толпы и успокаивающийся только лишь на нежных интонациях Маяковского-лирика. В живой ткани фильма органично сочетаются и взаимопроникают родственные и совершенно полярные фактуры: ожившие рисунки на стекле, хроника. Фрагменты из картины «Барышня и хулиган» (с участием поэта), аппликация, фотография, живые лица… /А.Артюх /
Жил-был Маяковский, трагический поэт. Убив себя, сделался памятником, источающим мраморную слизь. Значит, это было кому-нибудь нужно. Стихи его стали зубрить в школах, слизь смешалась со скукой. Ирина Евтеева сделала фильм о Маяковском со странным названием «Лошадь, скрипка и… немного нервно». Не хвалебную или разгромную (в духе новых веяний) биографию, а феерическую визуальную фантазию. Ее бессловесный фильм – попытка найти визуальный эквивалент поэтическому слову Маяковского. Это не экранизация избранных стихов поэта, не антология на экране. Скорее, дверь в мир ПОЭТА. Любовь, хорошее отношение к лошадям и прочим тварям, заводной энтузиазм, заводной энтузиазм (чьей рукой заведен?), пафос и боль, мрамор, сковавший сердце – все это переплетается в фильме… /С.Анашкин/
Художественно-анимационный фильм-фантазия Ирины Евтеевой по мотивам "Маленьких трагедий" Александра Сергеевича Пушкина.
В "Маленьких трагедиях" основные общечеловеческие, вечные конфликты получают специфическую интерпретацию: сталкиваются вещи, идеи и люди. Это мир "сдвинутый", здесь все на изломе: неподвижное движется, любовь торжествует на гробах, тонкое эстетическое чувство приводит к убийству, а пиры оказываются пирами смерти.
Каждая из трех частей фильма выполнена в своей стилистике. История "Скупого рыцаря" - это царство гобеленов, в котором проза Пушкина обретает приглушенный колорит произведений средневекового ткачества. Здесь герои появляются из гобелена и исчезают в бесконечном полотне, превращаясь в вышитые на нем фигурки.
Судьба Дон Гуана, напротив, раскрашена яркими цветами солнечной Испании. Герои "Каменного гостя" смотрятся, как красочные пятна - красные, черные, золотые. Такой представляется Испания, когда читаешь Байрона, Сервантеса, Мериме или Пушкина.
"Моцарт и Сальери" похожа на акварельные наброски: чуть размытые контуры, пастельные цвета и ощущение чего-то светлого и чистого, несмотря на коварство. Все-таки дело здесь не в смерти, а в бессмертии.
А "Пир во время чумы", по мнению режиссера, присутствует в каждой из трех трагедий. Поэтому именно мотив пира проходит сквозной темой через три картины, разные стилистически, но связанные общим смыслом. Здесь пир - символ нарушенной границы, отсутствия гармонии и чрезмерности желаний.
«Петербург» повествует об анимационном путешествии героя в кинематографическом пространстве старых фильмов, о наводнении образами, маскараде, метели, о стражах города, о проекциях, которые отражают подчас трагические события. Компьютерщик Алексей попадает не в реальное прошлое Петербурга, а входит буквально в пространство старых фильмов и вступает в контакт с его героями. Желание героя обрести себя (свое время) заново через прошлое, рисование во время съемки, изменяющее и по иному трактующее смысл известных эпизодов, диалог с уже запечатленными кадрами становится сюжетным ходом и смыслом картины.
"Моей целью было создание некоего пространства, которого нет на самом деле. Собственно говоря, города-то нет. Это мираж, который наводнен образами. Некоторые из них смывает, другие остаются, третьи меняются до неузнаваемости."
«Вечные вариации» - фантастическая драма, своеобразная феерическая, визуальная фантазия на тему живописного ощущения давней оппозиции: мгновения и вечности. Любовь, о которой идет речь во всех трех фильмах, присутствует и в непреодолимом мгновении («Фауст»), и в быстротекущей вечности («Демон») и в трагическом их несовпадении («Тезей»). В первом фильме цикла я пытаюсь выявить в изображении атмосферу русского романтизма начала ХХ века, так блистательно отображенного Врубелем. Естественно, две фамилии – Врубеля и Лермонтова, должны образовать силовое и драматическое поле этого замысла. Особенно Врубеля, так как его время, «серебряный» век, проецируется на повествование. Но постановка не станет прямой экранизацией живописного и стихотворного «Демона», или его музыкальных интерпретаций. Это скорее экранизация некого круга ассоциация, позволяющая снять фильм о времени и любви. О том, что прошло и не вернется, но останется навсегда. Второй фильм – «Тезей» мыслился как живописная экранизация цветаевской трагедии «Ариадна», в основе которой, миф о Тезее и Ариадне. Тезей, приносящий в жертву свою любовь, отрекающийся от любимой, ради ее будущей счастливой судьбы богини, совершает своего рода духовный подвиг. Несовпадение любимого с любимой перерастает в тему разминовения любящего с самой любовью и в третьем, завершающем фильме цикла - «Фауст». Кроме актерского воплощения и живописных аллюзий в этом фильме используется прием кукольного театра.
Философская притча по мотивам произведений Э.Т.А.Гофмана повествует о мире Зазеркалья, населенном огненными саламандрами и черными драконами, сотворенном неким крылатым духом, который не только вдохнул жизнь, но и оставил Талисман, способный эту жизнь поддержать. Хранитель Талисмана во время схватки с силами тьмы роняет его в бездну и вынужден пуститься на поиски, равно как и носитель зла – дракон. Теперь судьба мира зависит от того, в чьих руках раньше окажется Талисман.
…Проникновение в художественный мир Гофмана феноменально. Переплетение лиризма и демонизма, изощренность фантазии, навязчивое, параноидальное повторение одних и тех же мотивов – если вы хотите прикоснуться к «виртуально реальному» Гофману, чуждому, по выражению Белинского, «пошлой рассудочной ясности и определенности», лучшего провожатого, чем Евтеева не сыскать…
…Да и определение мультфильм – большущая натяжка, пользуемая от невозможности найти подходящую жанрово-видовую дефиницию. Даже более современный синоним мультипликации – анимация не может объять всего используемого Евтеевой инструментария. Это синтез игрового и документального кино, коллажей, рисунков, раскрашенных и тонированных фотографий, рисованной и кукольной анимации…
Ирины Евтеевой сказав(ла):
«Клоун» — анимационная фантазия по мотивам «Snow show» мима и клоуна Вячеслава Полунина о человеческом одиночестве, о грусти, любви и смерти, мечтах и снах, о том, что она - жизнь - проходит.
Фильм инспирирован образами поэзии и эпохи Владимира Маяковского. Он словно живой «зрительный нерв», болезненно отзывающийся на фетишизацию поэта как главаря толпы и успокаивающийся только лишь на нежных интонациях Маяковского-лирика. В живой ткани фильма органично сочетаются и взаимопроникают родственные и совершенно полярные фактуры: ожившие рисунки на стекле, хроника. Фрагменты из картины «Барышня и хулиган» (с участием поэта), аппликация, фотография, живые лица… /А.Артюх /
Жил-был Маяковский, трагический поэт. Убив себя, сделался памятником, источающим мраморную слизь. Значит, это было кому-нибудь нужно. Стихи его стали зубрить в школах, слизь смешалась со скукой. Ирина Евтеева сделала фильм о Маяковском со странным названием «Лошадь, скрипка и… немного нервно». Не хвалебную или разгромную (в духе новых веяний) биографию, а феерическую визуальную фантазию. Ее бессловесный фильм – попытка найти визуальный эквивалент поэтическому слову Маяковского. Это не экранизация избранных стихов поэта, не антология на экране. Скорее, дверь в мир ПОЭТА. Любовь, хорошее отношение к лошадям и прочим тварям, заводной энтузиазм, заводной энтузиазм (чьей рукой заведен?), пафос и боль, мрамор, сковавший сердце – все это переплетается в фильме… /С.Анашкин/
Художественно-анимационный фильм-фантазия Ирины Евтеевой по мотивам "Маленьких трагедий" Александра Сергеевича Пушкина.
В "Маленьких трагедиях" основные общечеловеческие, вечные конфликты получают специфическую интерпретацию: сталкиваются вещи, идеи и люди. Это мир "сдвинутый", здесь все на изломе: неподвижное движется, любовь торжествует на гробах, тонкое эстетическое чувство приводит к убийству, а пиры оказываются пирами смерти.
Каждая из трех частей фильма выполнена в своей стилистике. История "Скупого рыцаря" - это царство гобеленов, в котором проза Пушкина обретает приглушенный колорит произведений средневекового ткачества. Здесь герои появляются из гобелена и исчезают в бесконечном полотне, превращаясь в вышитые на нем фигурки.
Судьба Дон Гуана, напротив, раскрашена яркими цветами солнечной Испании. Герои "Каменного гостя" смотрятся, как красочные пятна - красные, черные, золотые. Такой представляется Испания, когда читаешь Байрона, Сервантеса, Мериме или Пушкина.
"Моцарт и Сальери" похожа на акварельные наброски: чуть размытые контуры, пастельные цвета и ощущение чего-то светлого и чистого, несмотря на коварство. Все-таки дело здесь не в смерти, а в бессмертии.
А "Пир во время чумы", по мнению режиссера, присутствует в каждой из трех трагедий. Поэтому именно мотив пира проходит сквозной темой через три картины, разные стилистически, но связанные общим смыслом. Здесь пир - символ нарушенной границы, отсутствия гармонии и чрезмерности желаний.
⚠ Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент та не бачать рекламу.
"Моей целью было создание некоего пространства, которого нет на самом деле. Собственно говоря, города-то нет. Это мираж, который наводнен образами. Некоторые из них смывает, другие остаются, третьи меняются до неузнаваемости."
«Вечные вариации» - фантастическая драма, своеобразная феерическая, визуальная фантазия на тему живописного ощущения давней оппозиции: мгновения и вечности. Любовь, о которой идет речь во всех трех фильмах, присутствует и в непреодолимом мгновении («Фауст»), и в быстротекущей вечности («Демон») и в трагическом их несовпадении («Тезей»). В первом фильме цикла я пытаюсь выявить в изображении атмосферу русского романтизма начала ХХ века, так блистательно отображенного Врубелем. Естественно, две фамилии – Врубеля и Лермонтова, должны образовать силовое и драматическое поле этого замысла. Особенно Врубеля, так как его время, «серебряный» век, проецируется на повествование. Но постановка не станет прямой экранизацией живописного и стихотворного «Демона», или его музыкальных интерпретаций. Это скорее экранизация некого круга ассоциация, позволяющая снять фильм о времени и любви. О том, что прошло и не вернется, но останется навсегда. Второй фильм – «Тезей» мыслился как живописная экранизация цветаевской трагедии «Ариадна», в основе которой, миф о Тезее и Ариадне. Тезей, приносящий в жертву свою любовь, отрекающийся от любимой, ради ее будущей счастливой судьбы богини, совершает своего рода духовный подвиг. Несовпадение любимого с любимой перерастает в тему разминовения любящего с самой любовью и в третьем, завершающем фильме цикла - «Фауст». Кроме актерского воплощения и живописных аллюзий в этом фильме используется прием кукольного театра.
Философская притча по мотивам произведений Э.Т.А.Гофмана повествует о мире Зазеркалья, населенном огненными саламандрами и черными драконами, сотворенном неким крылатым духом, который не только вдохнул жизнь, но и оставил Талисман, способный эту жизнь поддержать. Хранитель Талисмана во время схватки с силами тьмы роняет его в бездну и вынужден пуститься на поиски, равно как и носитель зла – дракон. Теперь судьба мира зависит от того, в чьих руках раньше окажется Талисман.
…Проникновение в художественный мир Гофмана феноменально. Переплетение лиризма и демонизма, изощренность фантазии, навязчивое, параноидальное повторение одних и тех же мотивов – если вы хотите прикоснуться к «виртуально реальному» Гофману, чуждому, по выражению Белинского, «пошлой рассудочной ясности и определенности», лучшего провожатого, чем Евтеева не сыскать…
…Да и определение мультфильм – большущая натяжка, пользуемая от невозможности найти подходящую жанрово-видовую дефиницию. Даже более современный синоним мультипликации – анимация не может объять всего используемого Евтеевой инструментария. Это синтез игрового и документального кино, коллажей, рисунков, раскрашенных и тонированных фотографий, рисованной и кукольной анимации…
. Не зря я археолог. 
.
