...
Мы уделили достаточно внимания внутриполитическим успехам Гитлера, перейдем к его внешнеполитическим победам, которые точно так же были обусловлены скорей слабостью его противников, чем его собственной силой. Точно так же, как в 1930 году он застал республику, созданную в 1919-м, уже умирающей, в 1935 году он застал европейскую систему коллективной безопасности 1919 года почти в полном распаде. И как тогда внутри Германии, так теперь вне Германии защитники статус-кво были фактически обессилены, а среди тех, кто хотел бы статус-кво изменить, Гитлер нашел своих невольных союзников. Чтобы понять, почему это произошло, бросим краткий взгляд на историю созданного в 1919 году европейского международного порядка.
Это такая же несчастная история, как история Веймарской республики, с такой же структурой. У парижского процесса мирного урегулирования была такая же родовая травма, как и у Веймарской республики. Веймарская республика подготовила себе гибель тем, что сразу же не обезоружила (а революция предоставила для этого все возможности) самую мощную, неотъемлемую для государственного строительства политическую группу, немецких правых, и не интегрировала их в новое демократическое государство. Точно так же и участники Парижской мирной конференции 1919 года не обезоружили по-настоящему и не интегрировали по-настоящему во вновь созданный европейский мир державу, все еще остающуюся потенциально самой сильной и неотъемлемой для сохранения стабильности в Европе. Вместо того чтобы пригласить новую демократическую Германию за стол переговоров в качестве равноправного партнера, как это сделал Меттерних с монархической Францией после Наполеоновских войн [76], немцев оскорбили и унизили. Вместо того чтобы последовательно и надолго ослабить Германию, оккупировав ее или разделив на части, ей оставили государственное единство и независимость – то, что сделало эту страну с 1871 по 1914 год самой мощной европейской державой, – да еще и, сами того не желая, увеличили эту мощь, устранив прежде существовавшие противовесы.
Вполне понятно психологически, почему Версальский договор – особенно в той части, которая касалась Германии, – немцы восприняли как оскорбление. Оскорбление было прежде всего формальным. Договор и в самом деле был таким, как его называли в Германии все, от коммунистов до ******ов, – кабальным. Он ничем не походил на прежние мирные договоры Европы между победителями и побежденными. Да, естественно, позиция победителей на переговорах была сильнее, но равноправное, пусть и формальное, участие в них побежденных сохранило бы их честь, а также морально подкрепило бы их ответственность за соблюдение подписанного договора. На Парижской мирной конференции 1919 года немецкая подпись под договором, составленным без участия Германии, была поставлена под ультимативной угрозой новой войны. Этого было вполне достаточно, чтобы немцы не чувствовали себя связанными договором, который их заставили подписать, и даже если бы в договоре не было множества дискриминирующих и унижающих Германию пунктов, – а в Версальском договоре их было полным-полно, – все равно неудивительно, что главной целью внешней политики Германии после Первой мировой войны стало – «сбросить цепи Версаля». Эта задача определяла всю немецкую внешнюю политику с 1919 по 1939 год, как во времена Веймарской республики, так и во времена Гитлера. Повторимся: в 1935 году Гитлер нашел мировой порядок, частью которого были «цепи Версаля», почти полностью демонтированным.
Потому что «цепи Версаля», как мы сейчас покажем, еще до того, как Гитлер без особых усилий разорвал последние из них, были из бумаги. Бумажным было категорическое запрещение аншлюса Австрии и модернизации вооруженных сил Германии; бумажным было требование ограничить численное количество этих вооруженных сил ста тысячами; бумажными были репарационные платежи, растянутые на жизнь целого поколения. Не было достаточной силы, чтобы заставить страну выполнять эти бумажные условия и запреты. Участники Парижской мирной конференции 1919 года сами позаботились о том, чтобы этой силы не было. В результате решений этой конференции (что довольно быстро заметили немцы, как только прошел шок от формального оскорбления) Германия достигла того, чего не могла достичь в течение четырех военных лет: потенциально она стала доминирующей державой в Европе. Территориальные ампутации, которым она подверглась, этому не помешали.
В 1871–1914 годах доминирующему положению Германии в Европе мешало близкое соседство с четырьмя другими очень сильными державами: Англией, Францией, Австро-Венгрией и Россией. Это заставляло Германию быть осторожной, потому что хотя она и была сильнее, чем каждая отдельно взятая из этих стран, но естественно много слабее, чем все они вместе. И помешала немецкому «рывку к мировому господству» в 1914 году именно коалиция Англии, Франции и России, к которой позднее присоединилась Америка. Из четырех европейских держав довоенного времени в 1919 году одна, Австро-Венгрия, была попросту уничтожена, а вторая, россия, исключена из участия в любых европейских международных делах [77]. Тем самым россия выпала из коалиции победителей, а вслед за ней последовала и Америка, которая в 1917 году заменила в войне Россию, уже готовую заключить сепаратный мир [78]. Конгресс США не ратифицировал решения конференции своих бывших союзников по коалиции [79]. Мирное урегулирование в Европе с самого начала легло на плечи только двух стран, Англии и Франции, точно так же как Веймарская республика оказалась поддержана лишь тремя партиями тогдашней Германии. И в том и в другом случае фундамент был слишком узок, чтобы вынести такие нагрузки. Потому что сохранившая независимость и государственное единство Германия – стоит вспомнить четыре военных года – была достаточно сильна, чтобы только Англия и Франция могли в течение длительного времени удерживать ее в рамках Версальского договора. А вновь созданные маленькие государства, образовавшиеся на месте прежней Австро-Венгрии и зажатые между Веймарской республикой и Советской Россией, естественным образом должны были стать сателлитами Германии, лишь бы она оправилась от военных разрушений и шока поражения. В Париже союзники своим оскорбительным обращением толкнули Германию на путь реваншизма и ревизионизма, а кроме того, они как одержимые всеми средствами расчищали ей этот путь.
Две ответственные за это державы, Англия и Франция, очень скоро, пусть и неясно, но почувствовали, что совершили капитальную ошибку. Из этого неясного, туманного понимания они сделали два абсолютно разных вывода. Англия решила постепенным смягчением условий Версальского мира «умиротворить» (appease) Германию и тем превратить непримиримого противника в добровольного помощника в деле мирного урегулирования. Франция, напротив, решилась использовать упущенный в Париже шанс и добить врага. Противоречия между двумя бывшими союзниками в полной мере обнаружились в 1923 году, когда Франция оккупировала Рур [80]. Англия не поддержала этот агрессию, Франция была вынуждена отступить и дальше скрепя сердце следовать за английской политикой «appeasement»’a («умиротворения»). Этот «appeasement» начался не в Мюнхене в 1938 году при Невилле Чемберлене, как гласит историографическая легенда – в Мюнхене «appeasement» как раз закончился, – но в Локарно в 1925 году [81] при брате Невилла Остине Чемберлене.
...
