Статус: Офлайн
Реєстрація: 04.01.2009
Повідом.: 1468
Реєстрація: 04.01.2009
Повідом.: 1468
Экономическая парадигма ч.1
Экономическая парадигма ч.2
О том, что такое экономическая парадигма и какие они бывают. Простым понятным языком
Андрей Авраменко
Прошу прощения у профессиональных экономистов и историков за некоторую вольность в обращении с их терминологией. Задача этой статьи — простым языком объяснить сложные вещи широкой публике, так что извините за некоторые неточности и упрощения.
Экономическая парадигма
Когда-то я с удивлением узнал, что первые паровые машины (в виде игрушек) и аналоговые вычислительные машины существовали ещё во времена античности. Воздушный шар вполне можно было изготовить ещё во времена фараонов, а ракеты и планеры — в древнем Китае. Но эти потрясающие открытия тогда так и не стали чем-то, что изменило мир, а остались по большей части игрушками. Тогда я задумался, почему так.
Начнём с горсточки новых смыслов. Как известно, экономика как наука занимается решением вопроса, как наилучшим образом использовать существующие ограниченные ресурсы, чтобы оптимально удовлетворить неограниченные потребности. То есть, с одной стороны, она — наука точная, с математикой и формулами (ведь ресурсы материальны, исчерпаемы и исчислимы), а с другой стороны — гуманитарная, поскольку потребности — понятие довольно-таки субъективное, и они сильно зависят от того, что находится в черепушке у тех, кто у нас в экономике живёт.
Собственно, эта самая экономическая парадигма в широком понятии — всего лишь набор представлений о том, что нужно делать, что добыть, чем обладать, чтобы а) выжить, б) процветать.
По мере развития человечества можно выделить несколько основных парадигм. Да, важное замечание: парадигма может быть присуща как отдельному организму, так и обществу. И более того, переход одного человека или общества к новой парадигме не означает автоматического перехода к ней же всех остальных. Даже сейчас на Земле можно найти носителей всех возможных парадигм.
1. Физиологическая. Ключевой ресурс — жратва. Чтобы выжить, нужна жратва; чтобы процветать, нужно много жратвы — просто и понятно. Завалил мамонта — молодец, много жратвы. Сожрал врага — опять молодец, чего там мясу пропадать? Это классический первобытнообщинный строй, в котором наши предки пребывали десятки тысяч лет.
2. Земельная. Основная ценность — земля как, собственно, территория, на которой появляется жратва. Контролируя территорию, на которой жратва произростает/водится, ты контролируешь жратву. Вот эта нехитрая идея произвела настоящую революцию и привела к возникновению государства как такового. При этом важный момент: носители двух разных парадигм друг друга не понимают — разный набор ценностей приводит к тому, что в головах кардинально разные структуры и разные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Вообразим себе на секундочку, что представитель первой парадигмы пообщался с представителем второй и рассказывает об этом соплеменникам.
Это будет звучать примерно так:
«Ну тупые эти земледельцы, ну тууупыыыее! Он мне: земля то, земля сё. А я ему: ну что земля — ты её что, есть будешь? Есть фрукты на дереве — сожрал и дальше пошёл. Чего весь год под деревом сидеть, если фрукты на нём только пару месяцев в году? Он что-то про скот начал рассказывать, а я ему: ну подохнет скот, заболеет и разбежится, и что тогда? Землю есть будешь? Я ж и говорю — ну тупые они там, эти ******* земледельцы, ну тупые».
В принципе, на этом этапе развития чем больше у тебя земли, тем лучше: у тебя больше рекрутов в армии и больше жратвы, чтобы её содержать. Но если бы всё было так просто, человечество ещё тогда объединилось бы в одну глобальную империю. Внезапно обнаружилось, что стоимость на администрирование и управление растёт экспоненциально, в то время как доход — только линейно, что неминуемо приводит к тому, что в какой-то момент расходы на охрану территорий и администрирование при добавлении новых провинций становятся выше доходов от них. Кроме того, чем больше империя, тем длиннее её границы и тем больше желающих отщипнуть от неё кусочек, да побольше.
Так, в итоге, человечество пришло к следующей мысли: не все земли одинаково полезны. И так родилась новая парадигма — парадигма уникальных ресурсов.
3. Парадигма уникальных ресурсов. Удерживая и торгуя уникальным ресурсом (будь то пряность, шёлк, сахар, чай или слоновая кость), можно зарабатывать на этом куда больше, чем с просто территории. Начала бурно расцветать торговля, сухопутная и морская, в итоге порты и доступы к торговым путям сами по себе стали уникальными ресурсами. То есть петровские войны за выходы к морям — это были войны уже этой эпохи. Началась гонка за колонии, расцвет пиратства, колониальные войны и т.д. Торговцы и негоцианты, судовладельцы и банкиры потихоньку подвинули дворянство — землевладельцев. Собственно, процесс этот был не быстрый и окончательно завершился аккурат к наполеоновским войнам, когда цвет европейского дворянства пал на поле брани.
Но к этому моменту Джеймс Ватт уже изобрёл паровую машину, и это становится толчком для новой парадигмы — индустриальной.
4. Индустриальная парадигма породила новые ключевые товары: железо и уголь. Уголь сгорал во всех топках пароходов и паровозов, в топках котельных, поддерживавших работу паровых машин, от которых крутились станки на заводах и фабриках. Миф о жизненной необходимости Донбасса — он как раз оттуда, из той эпохи, когда вся экономика выезжала на угле. И лондонский смог, многократно описанный английскими авторами XIX века, он тоже оттуда. Потому что на многочисленных лондонских фабриках постоянно жгли уголь для того, чтобы паровые машины могли крутить станки. Фабрика становится ключевым элементом инфраструктуры, признаком мощи государства. До сих пор мне периодически попадаются люди, вопрошающие, почему Украина не выкупает закрытые предприятия и не запускает их обратно. Этот вопрос имеет смысл только в рамках индустриальной парадигмы, когда фабрика — это ценность сама по себе. Это рабочие места, инфраструктура, социалка, которую она на себе тянет. В современном постидустриальном мире завод ценностью сам по себе не является, это всего лишь способ решения какой-то проблемы. Нет проблемы — значит, и фабрика не нужна.
Тут стоит заметить, что в рамках этой же парадигмы к середине ХХ века произошло ещё одно событие — смена ключевых ценностей: уголь сменили нефть и газ, а сталь отчасти потеснили пластмассы (то есть те же нефть и газ в виде продуктов переработки).
Да, ещё одна ремарка: в рамках одной парадигмы почти всегда присутствовали две основные стратегии — стратегия выживания и стратегия процветания, где в первом случае стремятся не проиграть, а во втором — выиграть. И если в первобытном обществе разница была не столь велика и сводилась к вопросу «пойдём бить мамонта, рискуя потерять половину племени, или ягодками с корешками сегодня перебьёмся?», то в индустриальную эпоху разница была уже довольно существенной и приводила к кардинальным отличиям. Так, американская фабрика была оптимизирована под максимально эффективное производство товара, а советская — в первую очередь под обеспечение жизнедеятельности общины (о чём можно прочитать в недавнем материале Швеца), что и приводило к колоссальной разнице в качестве выпускаемой продукции.
5. Постиндустриальная экономика. Это самая сложная парадигма, поскольку, в отличие от предыдущих, где ценности наглядны и понятны, здесь ключевым ресурсом и двигателем экономика становится способность человека изменять мир. Гонку выигрывает не тот, у кого больше нефти, угля, гелия-3 и фабрик или колоний с пряностями и золотом, а тот, кто сумеет построить такое государство, в котором будет проще всего реализовывать свои идеи. В которых путь от идеи до конечного продукта/сервиса или услуги будет самым простым и коротким. В современном мире разбомблённая Япония, без залежей нефти и других значительных запасов природных ресурсов, которые было бы легко экспортировать, за 30 лет не только восстановилась, но и пробилась в мировые лидеры в ряде отраслей, а через 50 лет стала третьей экономикой мира. Восьмимиллионный Израиль, который как говорят в старом анекдоте, расположился в единственном месте той пустыни, где нет нефти, экспортирует сельхозпродукцию, медуслуги, хай-тек и ювелирку. США, хотя долгие годы импортировали ключевые ресурсы: и нефть, и газ, и сталь, — всё равно оставались крупнейшим рынком планеты и лидером мировой экономики.
Всё это хорошо, можете сказать вы, но как это нас касается? Какое имеет отношение к нам, и что нам со всем этим делать? А вот об этом будет вторая часть, которая выйдет на следующей неделе.
Экономическая парадигма ч.2
Что нам нужно для приближения к постиндустриальной эпохе. Об экономической парадигме. Часть 2
Андрей Авраменко
Ответ на вопрос «Что теперь делать?» напрямую зависит от того, что, собственно, происходит. А в глобальном плане происходит у нас следующее — мир, как минимум цивилизованная его часть, вовсю завершает переход к постиндустриальной парадигме. С другой стороны рядом с нами живёт страна косоруких *****ов, которая произвести переход к постиндастриалу не может. Почему? Ну, на это есть несколько причин, никак не связанных с измышлениями премудрых питекантропов, вроде Эль Мюрида, Дугина или Вассермана, периодически несущих чушь про «слишком маленький рынок». То есть 125 млн населения Японии для бытовых роботов и лидерства в электронике — рынок не маленький, а 140 млн России — маленький. Я уже про 9 млн населения Израиля таки скромно промолчу.
Проблема России не в размере рынка, а в том, что единственная национальная идея, способная объединить православного из Рязани, мусульманина из Астрахани, буддиста с Алтая и раздолбая из Приморья, которую они смогли придумать — это идея имперского величия. Проблемка только в том, что идея имперского величия, как бы это помягче выразиться, в принципе не совместима с постиндастриалом. Просто потому, что имперскость подразумевает абсолютный примат общего (имперского) над частным и личным, а постиндастрал — он как бы совсем за противоположное: за максимальную возможность реализации потенциала каждого законопослушного гражданина. Ведь именно максимальная реализация личной, персональной способности измерять мир и является ключевым ресурсом постиндустриального общества. А в империи у этой способности есть только один социально приемлемый способ максимальной реализации — героический подвиг, преимущественно на войне. То есть имперскость с постиндастриалом в принципе не совместима. Империи, вообще-то, как бы раньше закончились. Кстати, если кто-то думает, что Франция, Португалия или Англия так уж хотели избавиться от своих колоний, то он офигенно ошибается — страсть как не хотели. Но из колоний ушли. Причём не только из миллиардной Индии, которая имела теоретические шансы закидать мясом в случае реально серьёзной войны, но и из Египта, Алжира и Туниса ушли — куда не такое уж и большое плечо снабжения. Или вы реально думаете, что прошедшая Вторую мировую Великобритания с современными ВВС, мощным флотом и танками не могла подавить восстания в Африке? Ещё как могла.
Но вот только они уже жили в индустриальной парадигме, в которой владение источником уникального ресурса было не так важно, как владение фабрикой, которая из этого ресурса производит конечный продукт, и транспортной сетью, по которой этот продукт доставят к конечному потребителю. Поэтому потребность в жёстком контроле над колониями отпала. Французские, британские и другие компании до сих пор активно действуют в бывших колониях, спокойно извлекая из этого прибыль, и не несут на себе бремя администрирования, управления и развития этих территорий. Да, некоторой частью прибыли приходится делиться с местными, но это всё равно выгодная сделка. Так что эпоха классических колониальных империй начала заканчиваться ещё в середине ХХ века. Для нормальных стран.
Ещё одна ключевая проблема со сменой парадигмы у «мышебратьев» — это неизбежная при этом смена элиты, частичная или полная. И если в нормальных странах она происходит естественным образом — через выборы, то в России, где выборы и парламент — это чистой воды симулякры, это жуткая угроза действующей власти.
Ну и последняя причина, не пускающая Россию в постиндастриал, — это её текущая доминирующая экономическая парадигма. Дело в том, что в СССР парадигма была вполне себе адекватной той реальности, в которой он существовал — индустриальной. Как только мир начал меняться достаточно сильно и переходить к постиндастриалу — неповоротливый индустриальный мастодонт СССР, проигравший технологическую и экономическую гонки, распался и ****. Так вот, после развала Союза, когда выяснилось, что промышленность, построенная в рамках стратегии выживания в глобальном мире, заточенном на процветание, не конкурентоспособна, начался процесс деиндустриализации. При этом к власти активно начал рваться криминалитет.
А криминалитет — публика довольно специфическая и интересная. Интересная в том плане, что эволюция криминальной мысли шла ровно по тем же самым этапам развития, переходя от одной экономической парадигмы к другой. Так, на смену банальному гоп-стопу или мошенничеству (замените «жратва» на «бабло» в оригинальной схеме и всё сойдётся) пришёл рэкет в простейшей форме — контроль над территорией и сбор дани с ларьков и рынков, а на смену банальному рэкету пришёл контроль над уникальными ресурсами — трафиком наркотиков, оружия, контрабанды ну и т.д. у самых продвинутых, выродившийся в создание подпольных химлабораторий и т.п., вплоть до контроля над отдельными финансово-промышленными группами.
К чему я это всё? Да к тому, что к власти в России после развала Совка пришли криминальные группы, которые были на уровне 3-й экономической парадигмы — контроль над уникальными ресурсами, и которые так же легко оседлали потоки нефти и газа, как до того подминали потоки наркоты и контрабанды. Собственно, и большая часть нынешней экономики Росси выстроена в доиндустриальной парадигме контроля над ключевыми ресурсами. Поэтому по большей части крупные предприятия в России — это не индустриальные гиганты, заваливающие весь мир своей продукцией, а уникальные ресурсы, позволяющие оседлать потоки дотаций или госзаказов, на фоне которых продукция, маркетинг, ресерч эдн дезигн и прочие выдумки бледнолицых «пендосов» — глубоко вторичны, и потому реализованы не через голову и не через руки. Исключения, конечно, есть. Но так сразу не вспоминаются. А через ступеньку в этой игре перепрыгнуть не получится.
Какой из всего этого следует вывод? Да очень простой — россия, будучи неспособной модернизироваться и неизбежно проигрывающая по текущим правилам, начала борьбу за архаизацию международных правил, и пытается откатить ситуацию в мире к понятной ей и предсказуемой для неё парадигме. Как я уже писал, носители различных парадигм банально не понимают друг друга, более того — зачастую считают собеседников непредсказуемыми психами. Причём, если парадигмы отличаются на один уровень, диалог ещё можно как-то наладить (особенно если носитель более «продвинутой» парадигмы этого сильно захочет и приложит дополнительный усилия), то вот разница в два или больше уровня — это полное непонимание мотиваций друг друга. Поэтому действия россиян на международной дипломатической арене и выглядят как старания сборной по подкидному *****у на мировом чемпионате по старкрафту.
Причём ВВХ всё это рассказывал практически открытым текстом. Для начала его знаменитая мюнхенская речь, в которой он предлагает «уважаемым пацанам» откатиться к старому-доброму феодализму. Ну, то есть феоды, на которые он предлагал поделить мир, он назвал красивее — «зонами жизненных интересов», а концепцию — не неофеодализмом, а «многополярным миром». Но в целом, если отбросить дипломатические красивости, суть сводилась именно к межгосударственному феодализму в чистом виде, со странами-сеньорами («полюсами»), феодами — «зонами жизненных интересов» и вассалами. Что не нашло понимания у западных «пацанов», которые этим феодализмом уж лет 500 как накушались. Следующая его попытка, уже после «Крымнаша», предложить более другое мироустройство сводилась к изрядно примарафеченному колониальному империализму, за отказ от которого весь цивилизованный мир заплатил в ХХ веке двумя мировыми войнами. В результате России остаётся только пытаться раскачивать общемировую лодку в надежде, что все эти новомодные постиндустриальные конструкции осыпятся и мир станет опять понятным и предсказуемым.
Что делать нам? Переходить к постиндастриалу, и чем скорее, тем лучше. В рамках одной парадигмы мы России не соперники — у нас разные весовые категории как по численности населения (рынкам, боеспособному резерву), так и по бюджетам. Единственный наш шанс хоть на какой-то паритет с ней по силам — это качественное превосходство и заметное технологическое преимущество, которое нам может дать только на порядок более эффективная экономика. На порядок, а лучше — на два. Приятным бонусом станет то, что из-за поребрика перестанут нас понимать от слова «совсем», и не смогут вредить так же эффективно, как сейчас. Так что выбор даже не стоит между современной, в мировом понимании этого слова, Украиной и резервацией с шароварами. Выбор у нас между тем, будет современная Украина или не будет никакой (будет «Малороссия», где чисто для успокоения особо буйных будет пару каналов, где вишуканою українською мовою славитимуть Пу, читатимуть твори Тичини та слухатимуть пісні Павла Зіброва і Поплавського лет пять, а потом и их прикроют).
В каком состоянии находимся мы? Нам в этом плане повезло немного больше. Во-первых, какая-никакая, но сменяемость власти и элит у нас работает. Хреновенько, со скрипом, но работает. Другой бонус, что у нас не было нефти и газа. А то, что можно было массово отправлять на экспорт (металл), требовало хоть какой-то промышленной переработки. В результате как минимум часть наших —кхм… — олигархов вынуждены были действовать в рамках индустриальной парадигмы и интегрироваться с ФПГ. Ну и война дала поощряющего пинка нашей промышленности.
Так что у нас в стране сейчас полно носителей всех указанных парадигм, начиная от товарищей, которых не интересует ничего, кроме водки и жратвы, и заканчивая бодрыми ребятами, которые пилят ProZorro и iGov. Причём всё это напоминает слоёный коктейль, где нет чётких границ между слоями. Что мы можем сделать — оценивать каждого, кто что-либо нам предлагает, к чему-либо нас призывает или что-либо от нас требует, с точки зрения парадигмы, в которой он думает.
«Украинская земля священна, пото…» — «Спасибо, очень интересно, идите …» — «Да-да, именно туда». Потому что священными сельхозземли являются исключительно в аграрной парадигме. Когда их не покупали и продавали (потому что банально не было ничего сравнимого по ценности), а добывали огнём и мечем и защищали до последней капли крови. А сейчас в далёкой Японии запущена вертикальная ферма, дающая 3 тонны зелени в день. С 40 соток. 3 тонны. С 40 соток. В ДЕНЬ! И с рециркуляцией воды в 98%. На фоне этого рассуждения о священности наших чернозёмов звучат не более актуально, чем 10 причин, почему костяной наконечник для копья лучше каменного. А если вам не нравится, как у нас ведётся сельское хозяйство, то не моратории на продажу сельхозземель надо принимать, а экологические требования, нормы на севооборот, ограничения на гербициды и т.д. Потому что мы живём в реальном мире, а значит, тратить ресурсы надо не на свои страхи, а на реальные опасности, а со страхами лучше идти к профильному специалисту.
Ещё пример — ежегодная акция «*****асы против геев». Хорошо хоть без крови последний год. Стремление к тотальной унификации — ценность индустриального периода, когда неповоротливой промышленности было проще и дешевле выпускать унифицированные товары для унифицированных людей, а сами люди зачастую рассматривались как винтики глобальной машины. И винтики с левой резьбой были никому не нужны — и потому любая инаковость подавлялась (причём такие тенденции были не только в тоталитарном СССР — хиппи, рокеров, геев и других чудаков на Западе тоже активно гоняли). В постиндастриале вынуждать людей активно и массово бороться за свои права — растрачивать ценный ресурс. А если рассматривать конкретно кейс с геями, то расскажу-ка я вам одну поучительную историю про Вторую мировую и логотип компании Apple.
Героя истории звали Алан Тьюринг, и он был человеком, который во многом выиграл Вторую мировую войну. Точнее сделал в эту победу вклад столь значительный, что достоин упоминания наравне с величайшими полководцами и государственными деятелями той эпохи. Что же такого он совершил? Он взломал «Энигму». Самая совершенная немецкая шифровальная машина, которая была абсолютно невзламываема на том технологическом уровне. Она обеспечивала возможность быстро, легко и массово передавать сообщения по всему миру по открытым радиоканалам. Даже попадание образца к британским союзникам никак им не помогло — коды менялись раз в сутки, а без кодов «Энигма» была бесполезна. И тогда вундеркинд и один из самых молодых профессоров математики Алан Тьюринг, работавший на английское правительство и спецслужбы, подвинул вперёд технологический уровень. Он изобрёл универсальную вычислительную машину. И вот уже она взломала «Энигму». Ну и попутно открыла путь к тому, что вы сейчас читаете эти строки. Все современные компьютеры построены по архитектуре, придуманной Тьюрингом. Вклад Тьюринга в победу на самом деле колоссален — после его открытия союзники смогли вести войну, заглядывая в карты немцев, в прямом и переносном смыслах. Причём немцы об этом даже не догадывались, благодаря тому, что Тьюринг, помимо взлома, ещё и рассчитал, какой уровень вмешательства в естественный ход вещей не вызовет у них подозрений. Это кардинально поменяло ход войны. Подробнее можете почитать в интернетах или посмотреть «Игру в имитацию» с Камбербэтчем в главной роли.
Как вы понимаете, Тьюринг был геем. А в чопорной индустриальной Англии того времени это было преступлением. Однажды об этом узнали власти, и Тьюрингу предложили на выбор 3 года тюрьмы или химическую кастрацию. Поскольку работать в тюрьме Тьюринг не мог, он выбрал второе — и получил сильнейшую инъекцию женских гормонов. Из-за начавшихся после этого гормональных проблем работать он всё равно не смог и покончил с собой, поскольку работа была для него всем. ****** он обставил довольно романтично — в духе Белоснежки: откусил кусок от накаченного ядом яблока, которое теперь красуется на всех девайсах Apple, в память о гении, ушедшем в 42 года — возрасте, когда многие учёные только начинают карьеру. Собственно, Тьюринг — одна из самых известных жертв гомофобии и один из ярчайших гениев ХХ века, которым могла гордиться любая страна. Скорее всего, если бы он остался жив, интернет появился бы лет на 5–10 раньше, а часть компьютерных гигантов базировалась бы в Англии и платила бы налоги королеве.
Так что толерантность — это не выдумка леваков-гуманистов от нечего делать, а важный фактор экономического развития общества. Наравне с уровнем общественного доверия, о котором была недавно статья. Наравне с современным образованием, о котором будет мой следующий текст. Наравне с верховенством права и торжеством закона.
Кстати, о торжестве закона. Кто-то может сказать, что закон важен независимо от парадигмы, — и будет прав. Но именно в постиндастриале соблюдение законов становится важнейшим условием процветания общества. Дело в том, что если в неспешном традиционном аграрном обществе можно было вообще обходиться без писанных законов, то чем более сложными и динамичными становились отношения между людьми, чем быстрее менялся мир, тем нужнее становились формализированные правила (хотя там, где законы вступали в противоречие с традициями, они либо проигрывали, либо требовали экстраординарных усилий или событий, чтобы над традициями возобладать).
С каждой новой парадигмой мир становился всё гибче и динамичнее; и сейчас мы живём в обществе, в котором опыт наших дедушек и бабушек уже мало актуален для наших детей. Так что традиции, которые могли заменить закон, малоэффективны. Нужен формализированный общественный консенсус по важнейшим вопросам, который будет оформлен в виде закона, здесь и сейчас. Если брать ту же брачную тему, то появление дешёвой и доступной контрацепции отправило на свалку громадный пласт традиционных отношений. И пара, живущая в гражданском браке, уже не вызывает ни вопросов, ни нареканий, хотя даже для поколения наших родителей это было на грани позора, а то и за этой гранью. Масса новых открытий и изобретений и дальше будут перекраивать общество, делая немыслимое — обыденным, и ставя перед нами новые морально-этические проблемы, о которых ещё недавно невозможно было и думать. А толерантность — это необходимое условие, чтобы не множить их на пустом месте, растрачивая в полемике и борьбе за свои права тысячи человекочасов, которые могли бы пойти на нечто новое и полезное.
Подведу итоги под этой несколько сумбурной простынёй текста. Для максимального приближения к постиндастриалу нам нужно:
1) поддерживать и защищать демократию, поскольку только она может обеспечить нормальную сменяемость элит;
2) обеспечить верховенство закона и права;
3) кардинально менять систему образования;
4) увеличивать уровень доверия в обществе и перестать считать толерантность ругательством;
5) посылать в жо перестать выбирать во власть популистов и носителей устаревших парадигм. Они тянут нас назад, сковывают нас цепями, когда нам нужно бежать. Причём если мы хотим догнать не стоящий на месте мир — бежать быстро.
