Сер 3-М
2 ч. назад
Я поздравляю тебя, Донецк. Ты победил
Я поздравляю тебя, Донецк. Ты победил. Ты победил, Донецк. Вернее, то, что от тебя осталось.
Сегодня на твоих улицах звучало “Этот день победы”. По твоим улицам террористы вели пленных украинских солдат. А ты стоял на этих улицах – кричал и ликовал их унижению.
Ты победил, Донецк. Ты окончательно отвоевал у меня, у нас, у многих, кто видел эту твою животную радость, все еще теплившееся желание понять тебя, принять, простить.
Понять тебя, конечно, можно. Тебя загнали в резервацию. Обнесли колючей проволокой. Поставили автоматчиков. И всучили наскоро состряпанный Вестник Новороссии.
Это все – проволока, автоматчики и вестник – тебя, безусловно, оправдывает. Но примерно так же, как оправдывает присяга – беркутовцев, расстреливавших Майдан. Тоже как бы – заложники ситуации. Тоже как бы – не могли не стрелять.
Ты тоже, Донецк, не мог не хлопать сегодня. Не мог не радоваться, глядя, как перед тобой ведут “××××××ов”, “карателей”, “распинателей младенцев”, “правосеков”.
Если ты забыл, Донецк, все это уже было. Ровно 70 лет назад, летом 44-го, по Москве позорно провели 50 тыс. пленных немцев, которых перед “парадом” сытно покормили кашей со слабительным (ты, кстати, Донецк, это упустил – вот это был бы кадр для Life News), из-за чего шествие превратилось в еще более жуткое и смрадное зрелище.
Потом за немцами проехали машины и смыли ×××××× водой. Такие же машины, Донецк, как сегодня проехались по тебе.
Знаешь, Донецк, Москва встретила немцев куда более человечно, чем ты сегодня – украинцев. Не веришь? Я оставлю тут внизу это видео – ты посмотри обязательно. А потом посмотри на себя, сегодняшнего.
Не знаю, по какую сторону той условной колючей проволоки, которой ты отгородился и которая отделяет зомби от незомби, ты окажешься, в конце концов. Но ты прозреешь.
Когда-нибудь ты прозреешь, Донецк. Вернее то, что от тебя осталось. Вернее то, что от тебя останется.
Если по эту строну колючки – я не знаю, как мы будем жить с тобой. Я боюсь тебя, Донецк. Вернее, того, что от тебя осталось.
Если по ту – я не знаю, как ты будешь жить. Неважно – вернешься ли ты в ту страну, где по улицам водили, как сегодня ты, пленных. Будешь ли жить в ней с такими же зомби, как ты, которые думают, что мы тут на Крещатике едим младенцев. Или, может, ты будешь жить сам, волк-одиночка, под своим непризнанным пиратским флагом непризнанной пиратской республики.
Неважно.
Я не знаю, Донецк, главного – как ты будешь жить с самим собой (вернее, с тем, что от тебя осталось) – когда у тебя откроются глаза. А они откроются, поверь. Они всегда открываются.
