Еще в августе прошлого года группа из четырех журналистов отправилась в город Краснодон Луганской области, чтобы сделать репортаж о жесте доброй воли со стороны сепаратистов, решивших освободить двух пленных в присутствии представителей украинских СМИ. На одном из блокпостов их взяли в плен "ополченцы" батальона Святого Георгия, контролирующие часть города Ровеньки. Один из незаконно задержанных, корреспондент газеты " Український простiр" ("Украинское пространство"), харьковчанин Роман Черемский, в отличие от своих коллег, которых освободили раньше, пробыл в плену более четырех месяцев и был отпущен уже после самого крупного обмена пленными последних месяцев, состоявшегося 26 декабря.
– Вы отправились на подконтрольные сепаратистам территории, чтобы забрать пленных, и сами попали в плен. Расскажите, почему вас, несмотря на достигнутые заранее договоренности, незаконно пленили?
– В связи с тем, что украинских журналистов в зоне АТО не было, мы не имели реальной объективной информации о том, какая может возникнуть ситуация. По совету украинских силовых структур, мы придерживались определенного маршрута, который, как оказалось, пролегал через линию фронта, где была довольно напряженная обстановка, шли бои. Мы проехали через Лутугино (в то время этот город контролировался украинской армией), и дальше через несколько километров было село Волнухино, которое находилось под контролем той стороны. Здесь нас встретил батальон Святого Георгия, люди, которые сидят в окопах, воюют, и нас сразу остановили, заставили выйти из машины, сразу все забрали – ключи, паспорта, телефоны, машину отогнали и начали разбираться. Нас отвезли в город Ровеньки, в одно из расположений этого боевого батальона. Там посадили в камеру, или, как у них говорят, "на подвал". Там, в Ровеньках, я провел 49 дней, а потом нас перевезли в Луганск. Там тоже кинули в подвал, в другое расположение этого же батальона.
– Сколько было человек в камере, и какие там были условия?
– С нами была девушка, журналистка канала "112 Украина", ее посадили в отдельную комнату в штабе. Нас же, двух журналистов и оператора сначала посадили вместе, но потом канал "112" умудрился вытащить через Москву своих журналистов и оператора, и мы остались в подвале вдвоем с Валерием Макеевым, который организовал эту поездку. Сама камера – бывшая мастерская, бетонные стены и пол, грязно, на полу какие-то вещи валялись, матрасы. Где-то метров 30 квадратных. С нами сидели местные, военнопленных мы там не встречали. Местных забирали за нарушение комендантского часа, если человек оказался на улице после 10 вечера, и они там работали две-три недели. Потом их отпускали. Или если человек выпивший, его тоже могли забрать. Если напиваются так называемые ополченцы, их начинают воспитывать: арестовывают, бьют и опускают, могут и на передовую отправить. К нам, как к журналистам, несмотря на то что мы, как они говорят, "укропские" журналисты, "укропы", было лучше отношение, чем к местным. Потому что местных, особенно за пьянство, били (таким образом, якобы, воспитывали) и заставляли работать. В камере одновременно находилось от 7 до 15 человек, большинство отправляли на работу – снаряды грузить… Снаряды привозили каждый день "Уралами" из росиии, из Краснодона. Арестованных возили окопы рыть, убирать казармы, на кухне помогать. Это была своего рода рабская сила.
– Местные, несмотря на побои и общественные работы, продолжали поддерживать "ЛНР"?
– Да, это парадокс. Я могу говорить о небольшом срезе населения города Ровеньки, может быть, в другом городе или в деревне иная ситуация. Но в Ровеньках (это шахтерский город) 90 процентов людей, которые попадали под арест, грудь рвали за "ЛНР". Их бьют, забирают машины, отбирают имущество, а они все равно за "ЛНР". Это парадокс, который для меня был неожиданным. Очевидно, что очень сильное влияние оказывает российское телевидение, которому они верят. Определенные причины у этого тоже есть, ведь российским журналистам разрешают работать на этой территории, они освещают события, а украинских журналистов туда не пускают, поэтому местные вообще не верят украинским СМИ. Плюс российское телевидение их очень сильно накручивает. Они верят в распятого мальчика в Славянске, они верят, что украинские солдаты убивают, насилуют, чуть ли не едят маленьких детей. Они думают, что Харьков – это фашистский город, что город охраняют четыре батальона головорезов, что Харьков предал сепаратистское движение, хотя там и были поначалу протесты. Я – родом из Харькова и знаю, что все это неправда.
– Сепаратисты пытались склонить вас на свою сторону?
– Да, конечно, постоянно. В Ровеньках, в батальоне Святого Георгия, речь шла исключительно о людях с убеждениями, который при этом получают минимальные деньги – 400 долларов в месяц. К Украине как стране, в целом они относятся крайне негативно, очень хотят, чтобы Украина развалилась. Не знаю, будет ли им отдан приказ наступать, но то, что их готовят к наступлению, это однозначно. Что нужно захватить Луганскую область и идти дальше – на Харьков, на Киев, на Львов. Количество "ополченцев" постоянно увеличивается. Приезжают новые люди. Идет агитация. Убеждают присоединиться к ополчению прямо в камерах: при мне двое согласились взять в руки оружие. Для этого сначала проводят обучение, а потом, после присяги, выдают автомат. Один из аргументов, который приводят, когда убеждают вступить в "ополчение": "ты же вернешься назад – тебя будут считать предателем, СБУ тебя посадит, 10 лет дадут". Я понимаю, что это не так, но, если обычный человек, который не владеет информацией, попадет в плен и находится там длительное время, то агитация будет иметь на него воздействие.
– После многих месяцев близкого общения с сепаратистами у вас сложилась картина, кто входит в так называемое ополчение: больше местных или больше людей, приехавших из росиии?
– Батальон Святого Георгия не контролирует город целиком. Это одно из расположений, а всего в Ровеньках таких расположений как минимум пять. Там есть еще представители Всевеликого войска Донского, какие-то другие части. Рядовые и младшие офицеры – это местные, как правило, шахтеры с Луганщины. Есть чеченцы, несколько десятков, которые держатся немного в стороне. Есть осетины, их меньше. У осетин на шевронах написано "Южная Осетия" и российский флаг. И осетин, и чеченцев выдает как внешний вид, так и акцент, но они и не делают тайны из того, откуда приехали. Правят всем россияне, сомнений нет, они же занимают и высшие должности. Российский акцент слышится сразу, хотя и без этого никто ничего не скрывает. Они, наоборот, подчеркивают, что будущее – с россией и только с россией, на Украине уже якобы надо ставить крест, она уже разваливается, практически ее нет, а у росиии – большие перспективы. В то же время все российское: оружие, которого там масса и которое завозят "Уралами". В соседней с нашей камерой комнате был склад оружия: сотни ящиков с минами, автоматы, патроны, бронебойные патроны к автоматам. Есть у них "Грады", БМП, танки, минометы. Это все идет из росиии. Ребята-сокамерники ездили в Краснодон и рассказывали: "Заходим в склады, там куча вооружения". И уже на "Уралах" привозят в Ровеньки, на передовую везут, в Зимогорье тоже. Или из Луганска посылают: говорят – 300 ящиков мин отвезли в Зимогорье 120-го калибра. Это все происходило на моих глазах. Еда вся российская, вещи – тоже из росиии.
– Вы говорите, что оружие привозят из росиии. У вас есть какое-то свидетельство того, что это так?
– Так этого никто и не скрывает! Они все об этом говорят, это не является там военной тайной. Я 49 дней был в Ровеньках, потом в Луганске, и за это время мне довелось общаться с сотнями людей из "ополчения". Им было интересно что-то узнать у меня, они старались меня переубедить. Когда были боевые действия, каждый день разгружали по несколько "Уралов" оружия, за ним постоянно ездили в Краснодон. Правда, и трофейного оружия было много. Когда захватили Лутугино, и украинская армия оттуда ушла, "ополченцы" рассказывали, что там осталось много разбитой техники, десятки раскуроченных бронемашин, танков, но оттуда пять трофейных машин привезли, мины, патроны, 1200 литров бензина. Новенькие оттуда пригнали украинские трофейные "Уралы". А так в основном все из росиии, конечно.
– Вы говорите, что "ополченцы" получают зарплату…
– Да, от 400 долларов, минимум 100 долларов в неделю. Это расценки для низшего рядового состава, самые обыкновенные, минимальные. Мне говорили: "Ты вступай в ополчение и можешь не ехать на передовую, а здесь помогать – машины ремонтировать, на кухне что-то…". Низшим чинам среди казаков платят 20 тысяч рублей в месяц, офицерский состав получает больше. Платят наличкой. Правда, пока я сидел в плену, были задержки зарплаты, месяц приблизительно им не платили, и они жаловались. Но осенью уже при мне им выдавали деньги. Приехал человек с ведомостью и всем раздал деньги.
– А почему вас перевезли в Луганск?
– Не говорили почему. Хотя на ушко мне там один сказал, что "домой будете ехать". Правда, после этого, я там еще три месяца сидел. Перевозили меня, как всех, – на голову шапку надевают, а нас шарфами завязали, чтобы мы ничего не видели. Хотя все равно немножко видно было, что на улицах мало людей, мало машин. В Луганске тоже военное расположение, меня в подвал кинули, и я там был один более двух месяцев. Меня тоже там водили на работу – убирать казарму, на кухне картошку чистить. Там легче уже было, там отапливаемый подвал…
– В конце декабря состоялся большой обмен пленными, но вы в этот обмен не попали, вас освободили позже. Почему вас не было в списках?
– Не буду вдаваться в тонкости, потому что обмены - очень деликатная тема, их подробности стараются не разглашать. Люди, которые находятся в плену или под арестом, военнопленные и гражданские, каждую минуту думают о том, чтобы освободиться. Да, моего имени не было в этом списке, меня отпустили по другой линии - конечно, благодаря стараниям родственников, знакомых, просто сочувствующих людей. У меня огромная благодарность к тем, кто это делал!
– То есть, таким образом, вы подтверждаете, что в плену у "ДНР" или "ЛНР" находится намного больше людей, чем говорят сепаратисты?
– Я думаю, что речь может идти о тысяче человек. Даже чтобы меня одного найти приложили массу усилий. Родственники поначалу не знали, в каком городе я находился. А что говорить о людях, которые не являются журналистами, например, у которых нет никого, кто бы их вытягивал. О них может не быть никакой информации. Любое подразделение сепаратистов может просто держать человека в подвале на всякий случай. Это товар, который имеет определенную ценность. Его можно поменять на услугу или на человека.
– Вы довольно долго находились в плену и теперь можете сравнивать с тем, что происходит на неподконтрольной Украине территории. Какие выводы можно из этого сделать?
– Я был в плену 4,5 месяца, и это в определенной степени поменяло мое отношение к жизни. Раньше я иногда мог впасть в хандру, сетовал на жизнь. А после того, как побывал там, теперь думаю, как прекрасна жизнь! Как прекрасна Украина! Здесь можно говорить все что угодно, не боясь, что кто-то тебя за это накажет. Человек не боится, что сосед на него настучит, и его побьют, закроют в подвал, а потом, может, выпустят, а может, и расстреляют. При мне одного человека забили до смерти за то, что он плохо относился к своей жене, якобы он ее побил. Совершившие это убийство не понесли никакого наказания. В Украине такого нет, и начинаешь это очень сильно ценить. Понимаешь, почему Запад так гордится своей демократией. На это есть основания. Свобода – очень большое достижение. И поэтому, когда я вернулся домой, то у меня появилось ощущение большого счастья.
– По вашему мнению, возможно ли, несмотря на боевые действия, чтобы эта территория снова вернулась под контроль украинских властей?
– Несмотря на все трудности, у меня есть вера в то, что все это преодолеется. Я верю, что Донбасс вернется в Украину, потому что как только оттуда уйдут россияне, вся эта система моментально рухнет. Потому что не будет оружия, не будет денег. Люди могут иметь другую точку зрения, но главное, чтобы они не доказывали ее с автоматом в руках. Со временем, увидев воочию, что на самом деле "укропы" не убивают детей и не распинают младенцев на фанере, донбассцы поменяют свое мнение.
Александра Вагнер, Радио Свобода адиоРа
