Змінюй хід війни! Допомагай ЗСУ!

Мужики, как оно там, когда за 40?

  • Автор теми Автор теми Egyensúlyi
  • Дата створення Дата створення
В 1837 г. на Черной речке под Санкт-Петербургом состоялась роковая дуэль Пушкина с Дантесом. Спустя 72 года на том же месте Максимилиан Волошин и Николай Гумилев стрелялись на пистолетах середины ХІХ в., также из-за женщины. В начале ХХ в. дуэли уже считались анахронизмом, поединки поэтов Серебряного века, как правило, обходились без кровопролития и до применения оружия не доходили. Но дуэль Волошина и Гумилева действительно состоялась и стала последним поединком поэтов ХХ в.

Николай Гумилев познакомился с молодой поэтессой Лизой Дмитриевой в 1907 г. в Париже, а весной 1909 г. они снова встретились в Петербурге. Между ними вспыхнули чувства, о которых Дмитриева писала так: «Это была молодая звонкая страсть. «Не смущаясь и не кроясь я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей», – писал Н. С. на альбоме, подаренном мне. Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого».

В мае 1909 г. Гумилев с Дмитриевой поехали в Коктебель к Максимилиану Волошину. Неожиданно образовался любовный треугольник. Девушка признавалась: «Судьбе было угодно свести нас всех троих вместе: его, меня и М. Ал. – потому что самая большая любовь моя в жизни, самая недосягаемая, это был Максимилиан Александрович. Если Н. Ст. был для меня цветением весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, то М. А. для меня был где-то вдали, кто-то никак не могущий обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую». «Недосягаемый» поэт ответил Дмитриевой взаимностью, и Гумилеву пришлось уехать из Коктебеля в одиночестве.

В Петербурге эта история имела продолжение. На страницах нового журнала «Аполлон» появились стихи загадочной поэтессы Черубины де Габриак. Все о ней слышали, но никто никогда ее не видел. Как оказалось, эта самая громкая мистификация Серебряного века была устроена Волошиным, чтобы привлечь внимание к его возлюбленной, начинающей поэтессе Елизавете Дмитриевой. Тайна раскрылась, и все узнали, что загадочная иностранка с трагической судьбой – на самом деле обыкновенная русская девушка.

16 ноября 1909 г. Гумилев предпринял последнюю попытку вернуть Дмитриеву: поэт сделал ей очередное предложение и опять получил отказ. После этого появились слухи о том, что Гумилев якобы рассказывает в грубых выражениях о подробностях их с Дмитриевой романа. Волошин не мог на это не отреагировать. Через 2 дня он привселюдно дал обидчику пощечину – это расценивалось как вызов на дуэль. Алексей Толстой был свидетелем этой сцены, а потом и секундантом Волошина. Позже он встал на сторону Гумилева: «Я знаю и утверждаю, что обвинение, брошенное ему, – в произнесении им некоторых неосторожных слов – было ложно: слов этих он не произносил и произнести не мог. Однако из гордости и презрения он молчал, не отрицая обвинения, когда же была устроена очная ставка и он услышал на очной ставке ложь, то он из гордости и презрения подтвердил эту ложь».

Дуэль состоялась 22 ноября 1909 г. Оба дуэлянта опоздали: автомобиль Гумилева застрял в снегу, а Волошин потерял в сугробе калошу и долго ее разыскивал. Гумилев требовал стреляться на расстоянии пяти шагов, до смертельного исхода. Секунданты не допустили этого, и А. Толстой отмерил 25 шагов. Пистолеты пушкинского времени были мало приспособлены для стрельбы в сырую погоду. К тому же дуэлянты не умели как следует обращаться с оружием. Оба сделали по 2 выстрела: Гумилев целился в противника, но промахнулся, а Волошин стрелял в воздух. На этом дуэль была остановлена. К счастью, дело обошлось без кровопролития.

На следующий день во всех газетах писали об этой «смехотворной дуэли». Большинство обвиняло Волошина, но высмеивали обоих. Саша Черный назвал Макса Волошина Ваксом Калошиным, и это прозвище моментально стало известно во всем Петербурге. Каждый из дуэлянтов был наказан штрафом в 10 рублей. У Дмитриевой после случившегося наступил творческий кризис, она ничего не писала в течение 5 лет. В 1911 г. она вышла замуж и уехала в Туркестан. Примирения между двумя поэтами так и не состоялось.

aaa2cd18e0da91e04c.webp
 
:) ох уж эти поэты.... ох уж эти поэтессы...

 
Jason Everman, 16 августа 1967 — американский гитарист, игравший в группах Nirvana и Soundgarden. С 1994 по 2006 год Джейсон Эверман проходил службу во 2–м батальоне 75–го полка рейнджеров США и был одним из бойцов элитного спецназа армии США. Принимал участие в иракской и афганской кампаниях. Оставил спецназ по выслуге лет, после чего закончил Колумбийский университет.

e3e61025712f108a.webp
 
"Оба дуэлянта опоздали: автомобиль Гумилева застрял в снегу, а Волошин потерял в сугробе калошу и долго ее разыскивал."
Забавные:)
:незнаю: ******* друг друга, небось, не хотелось. Но и жить нормально не могли. Не умели

537187863873142404.webp
 
"Никогда не понимал фразу «Мы не ищем легких путей».
Так, бл@дь, поищите! Они ж легче сложных, зачем этот пафос?
Я вот всегда ищу легкие пути. Я даже ищу легкие пути искать легкие пути - вот мой уровень.
Бывает, сяду думать, а потом лягу, потому что лёжа легче, а потом вообще усну. Идеально". (С)
 
"Никогда не понимал фразу «Мы не ищем легких путей».
Так, бл@дь, поищите! Они ж легче сложных, зачем этот пафос?
Я вот всегда ищу легкие пути. Я даже ищу легкие пути искать легкие пути - вот мой уровень.
Бывает, сяду думать, а потом лягу, потому что лёжа легче, а потом вообще усну. Идеально". (С)
 
Учитель истории Максим Иванович Тачкин сидел, склонив голову к журналу, и тихо зловеще перелистывал его.

— Вызовем мы… ну, хотя бы… Синюхина Николая! Синюхин Николай побледнел, потупил голову, приблизился к кафедре и открыл судорожно искривлённый рот.

— Ну-с? — поощрил его Тачкин.

— Я урока не знаю… — смотря в окно, испуганно заявил Синюхин.

— Да? — наружно удивился Тачкин. — Почему? Не можешь ли ты мне объяснить?..

Синюхину Николаю нужно было объяснить, что система «от сих до сих» и «повторить то, что было задано в прошлую среду» —настолько сухая система, что она никак не могла заинтересовать Синюхина.

Но Синюхин не хотел откровенничать с учителем.

— У меня голова болела… мама захворала… в аптеку бегал…

— Ой-ой-ой, — засмеялся Тачкин. — Как много! А по-ставлю-ка тебе, Синюхин Николай, единицу. А?

Он посмотрел внимательно в лицо ученику Синюхину и, заметив на нём довольно определённое, лишенное двусмысленности, выражение, — отвернулся и задумался…

«Воображаю, как он сейчас ненавидит меня. Воображаю, что бы он сделал со мной, если бы я был на его месте, а он — на моём».

Держа под мышкой журнал, в класс вошел ученик Николай Синюхин и, вспрыгнув на кафедру, обвёл внимательным взором учителей, сидевших с бледными испуганными лицами на ученических партах.

Ученик Николай Синюхин опустился на стул, развернул журнал и, помедлив одну зловещую минуту, оглядел ряд сидящих лиц в вицмундирах с блестящими пуговицами…

— Ну-с, — сказал он. — Кого же мы вызовем?.. Разве Ихментьева Василия?..

Учитель географии Василий Павлович Ихментьев съежился, обдернул вицмундир и робко приблизился к кафедре.

— Ихментьев Василий? — спросил ученик Синюхин, оглядывая учителя. — Гм… Должен сказать вам, Ихментьев Василий, что ваше поведение и успехи меня не радуют!

— Почему же? — оторопев, спросил учитель. — Почему же, Николай Степаныч? Кажется, я стараюсь…

— Да? — иронически улыбнулся Синюхин.— Стараетесь? Я бы этого не сказал… Видите ли, господин Ихментьев… Я человек не мелочный и не придерусь к вам из-за того, что у вас вон сейчас оторвана одна пуговица вицмундира и рукав измазан мелом… Это пустяк, к науке не имеющий отношения, и мне до сих пор стыдно за то время, когда за подобные пустяки виновные наказывались уменьшением отметки в поведении. Нет! Не то я хочу сказать, Ихментьев Василий… А позвольте спросить вас… Как вы преподаете? Как вам не стыдно? Ведь вы получаете деньги не за то, чтобы дуться по ночам в винт, пить водку и потом являться на уроки в таком настроении, при котором никакая география вам и в голову нейдёт…

— Я не буду… — тихо пролепетал учитель. — Это… не я… Я не виноват… Это Тачкин Максим приглашал меня к себе на винт… Я и не хотел… а это он всё.

Синюхин сердито хлопнул своей крохотной ладонью по кафедре.

— Имейте в виду, господин Ихментьев, что я шпионства, предательства и доносов на ваших товарищей не допущу! Я не буду этого поощрять, как поощряли это в своё время вы. Стыдно-с! Ступайте на свое место и поразмыслите-ка хорошенько о вашем поступке. Тачкин Максим!

— Здесь! — робко сказал Максим Иваныч.

— Я знаю, что здесь. Подойдите-ка ближе… Вот так. Сейчас один из ваших недостойных товарищей насплетничал на вас, будто бы вы подбивали его играть в карты. Может быть, это и было так, но оно, в сущности, меня не касается. Я не хочу мешаться в вашу частную жизнь и вводить для этого какой-то нелепый внешкольный надзор за учителями — я стою выше этого! Но должен вам заявить, что ваше отношение к делу — ниже всякой критики!

— Почему же, Николай Степаныч? — опустил голову учитель Тачкин. — Кажется, уроки я посещаю аккуратно.

— Да чёрт ли мне в этой вашей аккуратности! — нервно вскричал Синюхин Николай.— Я говорю об общем отношении к делу. Ваша сухость, ваш формализм убивают у учеников всякий интерес к науке. Стыдитесь! У вас такой интересный, увлекательный предмет — что вы из него сделали? История народов преподаётся вами как какое-то расписание поездов. А почему? Потому, что вы не учитель, а сапожник! Ни дела вашего вы не любите, ни учеников. И будьте уверены — они народ чуткий и платят вам тем же… Ну, скажите… что вы задали классу на завтра?

— От сих — до сих, — прошептал Тачкин.

— Да, я знаю, что от сих до сих! А что именно?

— Я не… помню.

Лицо Синюхина Николая сделалось суровым, нахмуренным. Он сердито вскочил, стал на цыпочки, дотянулся до уха учителя и, нагнув его голову, потащил за ухо в угол.

— Безобразие! — кричал он. — Люди в футлярах! Формалисты! Сухари! Себя засушили и других сушите! Вот станьте-ка здесь в углу на колени — может быть, это отрезвит немного вашу пустую голову… А завтра пришлите ваших родителей — я поговорю с ними!

Стоя на коленях и уткнув голову в угол, учитель истории Максим Иванович Тачкин горько плакал…

«Если единица, — думал он про себя, — застрелюсь!»

Тачкин улыбнулся себе в усы, поднял от журнала голову и сказал, обращаясь к угнетенному единицей, растерянному Синюхину Николаю.

— Так-то, брат Синюхин. Поставил я тебе единицу. А если моё поведение тебе почему-либо не нравится — можешь и ты мне поставить где-нибудь единицу.

Класс засмеялся удачной шутке. Учитель поднял голову и устало сказал:

— Молчать! На следующий урок — повторите то, что было задано в прошлую среду.

Где-то ликующе прозвонил звонок…

6ffc31f3feae82c0ee848.webp

Теологический колледж. Махачкала, 2008 год.
 
:) эти мне больше нравятся.
И если уж на то пошло, это - кадр из фильма "Бурная вечеринка" 1929го года

d65e34be6a14ada1.webp
 
Назад
Зверху Знизу