Статус: Офлайн
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Реєстрація: 19.12.2008
Повідом.: 1191
Значит не зря потратили время в школе-то католической. Что-то в голову им вложили.
В юности Шаварш Карапетян думал поступить в авиационный институт — не сложилось. Пытался попасть в сборную по спортивной гимнастике — не взяли, слишком уж высокого роста был претендент. Тогда Шаварш пошёл в подводное плавание.
— Плавать я любил и умел, — рассказывает герой–спортсмен. — Когда я стал профессиональным пловцом, отец поспорил на коньяк, что мне удастся доплыть до звания чемпиона Армении. Так его друг после того, как я стал чемпионом республики, пригнал ему целую машину коньяка.
Но, несмотря на то что плавал я, как говорится, как рыба в воде, карьера не шла гладко. Интриги же везде, и в спорте их тоже немало. Я тогда у всех как ком в горле сидел: армянин в подводном спорте! Как такое может быть?! На съезде ЦК ДОСААФ СССР знаменитый Покрышкин сказал про меня: «Откуда в безводной Армении подводники?» Не знаю, что он имел в виду, но его слова интерпретировали как приговор: меня не взяли на соревнования в Ганновер. Было не обидно — было больно! Я начал тренироваться сам, хотел доказать: «Милый мой друг Покрышкин, ты неправ!»
Под шумок меня выставили из сборной Армении — потому что я постоянно выигрывал. И моего тренера тоже. Мы как–то встретились с ним в транспорте, поговорили и решили идти к победе вдвоём. Тренер устроился дежурным в бассейн. Этим мы и воспользовались. Тренировались ранним утром или поздним вечером, когда никого в здании не было.
Я работал на износ. Бегал кроссы с рюкзаком, в котором лежали песок или камни, с человеком на плечах бежал на склон в 60 градусов подъёма.
Тогда, в сентябре 1976–го, у Карапетяна была обычная тренировка — та, которая на износ. Он бежал вместе с братом по берегу Ереванского водохранилища. Шаварш уже прошёл большой отрезок и планировал отдохнуть, как вдруг ехавший по проезжей части троллейбус вильнул и рухнул в воду.
— Я тогда не думал, как быть, а сразу прыгнул. Вода была градусов 12–13, а это температура, неприемлемая для изношенного тела, которое с 25 кг на спине пробежало 21 км. Но об этом я тоже не думал.
Нырнул к троллейбусу. Сконцентрировался, сжался и ногами разбил стекло. Поранился, но боли не чувствовал. Не помню, сколько раз нырял. Всего вытащил 46 человек. На берегу стоял мой брат, он забирал у меня потерпевших. Ему я нырять запретил. Решил, что, если что–то со мной случится, он останется с родителями.
Но я выжил. Правда, пролежал 45 дней в реанимации с двусторонним воспалением лёгких и заражением крови. Мне потом сказали: ещё чуть–чуть, и повезли бы тебя с берега сразу в морг.
Позже, отвечая на вопрос «О чём вы больше всего жалеете?», Карапетян признавался: жалею, что не смог спасти ещё одного человека. Чем больше он нырял в троллейбус, тем мутнее становилась вода. Он хватал на ощупь, тащил наверх. И в один из разов вынырнул... с пустым креслом в руках. А человек остался лежать на дне.
Судьба словно услышала те его слова и ещё дважды давала ему шанс спасти человеческие жизни: когда у автобуса, в котором ехал Карапетян, отказал ручной тормоз, он сумел добраться до водительского кресла и остановить машину. А в 1985–м он оказался рядом с горящим спортивно–концертным комплексом в Ереване.
— Я тогда, как и с троллейбусом, тоже не думал — схватил брандспойт и полез через огонь. Чтобы костюм на мне не загорелся, пожарные обливали меня водой. Дополз до места, где огня не было, и начал тушить изнутри. Опять меня вода догнала! Я же её после троллейбуса ненавидел, даже соревнования по плаванию смотреть не хотел. Да и болезнь не отступала. После воспаления лёгких появилась мокрота, она и сейчас есть — как напоминание о прошлом. Хотя и в таком состоянии я всё–таки смог установить ещё два рекорда.
Я обзавёлся семьёй, появилось двое детей. Стал думать, чем заняться. Был директором спортшколы, работал в компьютерном центре. Но в Армении тогда экономическая ситуация была непростой. А мне надо было кормить семью. И в начале 1990–х я уехал в Москву. К счастью, у меня много друзей, они помогли, купили мне квартиру. Я стал думать, каким образом можно быстрее заработать, — в 1990–е плаванием вряд ли себя можно было прокормить. А вот в обувном деле армяне традиционно преуспевали. И я оборудовал себе рабочее место в мастерской по ремонту обуви. Чтобы избежать конкуренции, мы шили нестандартную обувь, например 28–го или 55–го размера. А потом стали переделывать старые модели. Менялась мода — например, все носили острые носы, так мы круглые переделывали на острые. Поставщики нам целые партии посылали, зарабатывали мы очень хорошо. Один мой друг мне как–то позвонил и стал ругать: «Шаварш, ты тратишь свою жизнь, размениваешься, делаешь обувь, когда ты — герой!» Я ему ответил: «Откуда ты знаешь, как я живу?» Я ведь и в мастерской людям приносил пользу. Где Золушка с миниатюрной ножкой или Гулливер с огромной ступнёй могли себе подобрать туфли? У нас! Сейчас я в мастерской уже не работаю, передал другим людям.
— Плавать я любил и умел, — рассказывает герой–спортсмен. — Когда я стал профессиональным пловцом, отец поспорил на коньяк, что мне удастся доплыть до звания чемпиона Армении. Так его друг после того, как я стал чемпионом республики, пригнал ему целую машину коньяка.
Но, несмотря на то что плавал я, как говорится, как рыба в воде, карьера не шла гладко. Интриги же везде, и в спорте их тоже немало. Я тогда у всех как ком в горле сидел: армянин в подводном спорте! Как такое может быть?! На съезде ЦК ДОСААФ СССР знаменитый Покрышкин сказал про меня: «Откуда в безводной Армении подводники?» Не знаю, что он имел в виду, но его слова интерпретировали как приговор: меня не взяли на соревнования в Ганновер. Было не обидно — было больно! Я начал тренироваться сам, хотел доказать: «Милый мой друг Покрышкин, ты неправ!»
Под шумок меня выставили из сборной Армении — потому что я постоянно выигрывал. И моего тренера тоже. Мы как–то встретились с ним в транспорте, поговорили и решили идти к победе вдвоём. Тренер устроился дежурным в бассейн. Этим мы и воспользовались. Тренировались ранним утром или поздним вечером, когда никого в здании не было.
Я работал на износ. Бегал кроссы с рюкзаком, в котором лежали песок или камни, с человеком на плечах бежал на склон в 60 градусов подъёма.
Тогда, в сентябре 1976–го, у Карапетяна была обычная тренировка — та, которая на износ. Он бежал вместе с братом по берегу Ереванского водохранилища. Шаварш уже прошёл большой отрезок и планировал отдохнуть, как вдруг ехавший по проезжей части троллейбус вильнул и рухнул в воду.
— Я тогда не думал, как быть, а сразу прыгнул. Вода была градусов 12–13, а это температура, неприемлемая для изношенного тела, которое с 25 кг на спине пробежало 21 км. Но об этом я тоже не думал.
Нырнул к троллейбусу. Сконцентрировался, сжался и ногами разбил стекло. Поранился, но боли не чувствовал. Не помню, сколько раз нырял. Всего вытащил 46 человек. На берегу стоял мой брат, он забирал у меня потерпевших. Ему я нырять запретил. Решил, что, если что–то со мной случится, он останется с родителями.
Но я выжил. Правда, пролежал 45 дней в реанимации с двусторонним воспалением лёгких и заражением крови. Мне потом сказали: ещё чуть–чуть, и повезли бы тебя с берега сразу в морг.
Позже, отвечая на вопрос «О чём вы больше всего жалеете?», Карапетян признавался: жалею, что не смог спасти ещё одного человека. Чем больше он нырял в троллейбус, тем мутнее становилась вода. Он хватал на ощупь, тащил наверх. И в один из разов вынырнул... с пустым креслом в руках. А человек остался лежать на дне.
Судьба словно услышала те его слова и ещё дважды давала ему шанс спасти человеческие жизни: когда у автобуса, в котором ехал Карапетян, отказал ручной тормоз, он сумел добраться до водительского кресла и остановить машину. А в 1985–м он оказался рядом с горящим спортивно–концертным комплексом в Ереване.
— Я тогда, как и с троллейбусом, тоже не думал — схватил брандспойт и полез через огонь. Чтобы костюм на мне не загорелся, пожарные обливали меня водой. Дополз до места, где огня не было, и начал тушить изнутри. Опять меня вода догнала! Я же её после троллейбуса ненавидел, даже соревнования по плаванию смотреть не хотел. Да и болезнь не отступала. После воспаления лёгких появилась мокрота, она и сейчас есть — как напоминание о прошлом. Хотя и в таком состоянии я всё–таки смог установить ещё два рекорда.
Я обзавёлся семьёй, появилось двое детей. Стал думать, чем заняться. Был директором спортшколы, работал в компьютерном центре. Но в Армении тогда экономическая ситуация была непростой. А мне надо было кормить семью. И в начале 1990–х я уехал в Москву. К счастью, у меня много друзей, они помогли, купили мне квартиру. Я стал думать, каким образом можно быстрее заработать, — в 1990–е плаванием вряд ли себя можно было прокормить. А вот в обувном деле армяне традиционно преуспевали. И я оборудовал себе рабочее место в мастерской по ремонту обуви. Чтобы избежать конкуренции, мы шили нестандартную обувь, например 28–го или 55–го размера. А потом стали переделывать старые модели. Менялась мода — например, все носили острые носы, так мы круглые переделывали на острые. Поставщики нам целые партии посылали, зарабатывали мы очень хорошо. Один мой друг мне как–то позвонил и стал ругать: «Шаварш, ты тратишь свою жизнь, размениваешься, делаешь обувь, когда ты — герой!» Я ему ответил: «Откуда ты знаешь, как я живу?» Я ведь и в мастерской людям приносил пользу. Где Золушка с миниатюрной ножкой или Гулливер с огромной ступнёй могли себе подобрать туфли? У нас! Сейчас я в мастерской уже не работаю, передал другим людям.
само событие - мелочь. Обычное дело. Люди и друг друга убивают постоянно. Не потому что - нужно. Просто вот накатило что-то. 
