В детстве я
В детстве я безумно хотел маленький «Мессершмит». Нам было лет по шесть, мы великолепно знали военную технику Отечественной войны — и нашу, и немецкую.
Мне больше нравились немецкие самолеты — у них были какие-то другие лица. Поэтому за них и приходилось воевать. Модельки вырезались бритвой из пластилина, предварительно замороженного в холодильнике. Они были очень похожи на настоящие, а горели совсем как настоящие — с дымом и копотью, но жили, увы, недолго: пластилин нагревался, плавился, и самолет надо было срочно сбивать. Перед сном я просил бога (у меня в детстве с богом были довольно доверительные отношения), чтобы у меня появился настоящий маленький «Мессер» — серо-синего металлического цвета, с заклепочками. Из чего-нибудь, что не плавится на солнце. Я хотел его до дрожи, до мурашек на спине.
Он появился. Маленький, темно-синий, с заклепочками. Это произошло лет через десять, когда мы с отцом начали собирать модели самолетов — их надо было склеивать из огромного количества деталей. Отец привез из загранкомандировки «Мессершмит 109», и я поразился, насколько он похож на мою детскую мечту. И еще тому, что никакого трепета я уже, увы, не испытал. Я получил письмо из далекого детства, и оно сильно запоздало.
Потом такое происходило много раз. Объектом вожделения мог быть ********, чтоб совсем как настоящий, железный и тяжелый, но стреляющий чем-нибудь несмертельным — какими-нибудь шариками, например. Он грезился мне в эпоху ужасных пластмассовых и жестяных игрушек из «Детского мира» — эти жалобно щелкающие поделки оскорбляли само понятие «********» — изделие грозное и изящное. Прошло несколько лет и такой ******** появился. Да нет, я порадовался, конечно. Но уже не сошел с ума от счастья. До сих пор где-то валяется.
Последней в этой цепи была электрогитара «Ри-кенбеккер», как у Битлов. Есть у меня такая гитара, и стоит она вместе с другими моими гитарами, и пользуюсь я ей довольно редко. А приди она ко мне в шестьдесят девятом году! Может быть, обрел бы способность к полету. Или мгновенно умер бы счастливым.
Когда такая история происходила в очередной раз, у меня всегда возникало ощущение, что кто-то сверху пытается объяснить мне что-то очень простое и важное, а я все никак не пойму сути. «Как, опять не понял? — удивлялись наверху, — Ладно, давай попробуем еще раз. Может, дойдет».
Дошло. Совсем недавно. Мне терпеливо втолковывали, что все эти вещи, все эти предметы обожания, не имеют никакого значения. И вообще ни один предмет обожания не имеет того значения, которое мы ему придаем в момент этого самого обожания. Ибо пройдет момент, а с ним и обожание, и самолетик окажется ненужным, гитара не самой звучной, путешествие не таким уж и интересным, а красавица — либо дурой, либо стервой.
Понял, и поразился: как просто. И почти овладел собой. И почти успокоился относительно всего.
Есть, правда, одна деталь: для чистоты эксперимента надо было, чтобы хоть один раз я получил желаемое прямо в руки не годы спустя, а немедленно — там и тогда. Кто знает, может, и обрел бы способность к полету? От счастья.
Я думал, они экономили - хотя, какая к черту экономия - газовой смеси нужно больше, а газа то столько же.
Какие прозорливые... )))
