Моё сочувствие в адрес российского общества основано на осознании его положения как объекта целенаправленного идеологического и информационного воздействия со стороны правящей элиты.
И, шо **** характерно, следует признать, что сама элита функционирует в контексте ограниченной субъектности: её действия во многом детерминированы необходимостью учитывать, а подчас и воспроизводить ожидания и установки так называемого «глубинного народа».
В этом взаимоебущемся процессе взаимных проекций и легитимаций элита выступает не только как манипулятор, но и как заложник собственной социокультурной матрицы, в которой общественное сознание и властный дискурс оказываются взаимозависимыми структурами 🫤
Какая-то надежда на будущее российского, а точнее — построссийского народа, может быть артикулирована как вера в возможность культурной и ментальной рефундации сообщества, освобождающегося от наследия имперской вертикали.
Эта перспектива предполагает не разрушение идентичности, а её переосмысление - переход от парадигмы подданства к парадигме ответственности и внутренней автономии. В условиях постимперского становления народ способен обрести новую субъектность - не как объект мобилизации или эксплуатации, но как носитель этической и исторической рефлексии, способный к самоорганизации и самоограничению. В этом контексте «построссийское» может означать не отрицание прошлого, а его преодоление — в форме выхода за пределы травматической зависимости от властного мифа и возвращения к человеческому измерению истории.
Но, возможно, я идеализирую будущность 🫤