Статус: Офлайн
Реєстрація: 15.03.2007
Повідом.: 28
Реєстрація: 15.03.2007
Повідом.: 28
Собственно, здравствуйте, друзья!
Благодарю за то, что заглянули ко мне на огонек!
Хочу вынести на ваш праведный суд свое первое творение, которое начал ваять как пробу пера, а в итоге стало выливаться нечто большее... Боюсь сразу испугать читателя потенциальным объемом чтива, но, к сожалению, рассказа не получилось - скорее повесть.
Очень прошу конструктивной критики! Бейте меня ногами нещадно - ошибки буду исправлять!
К критике отношусь исключительно с благодарностью.
Итак, с Богом:
Хроники кладоискателей - это захватывающая история двух настоящих друзей, пронесших свою мечту в сердцах сквозь годы из самого детства, чтобы повзрослев, с головой ринуться в увлекательное путешествие, полное опасностей и приключений.
Это история не только о поисках настоящих сокровищ. Это история о поиске ответов на вопросы собственной совести, о крепости настоящей дружбы, о ценностях, которые зачастую бывают дороже собственной жизни.
Глава 1. Фосфор.
С Вовкой я знаком давно. Точно не скажу сколько, однако то, что мы бегали по соседним дворам фотографировать автомобильные номера на припаркованных машинах, фотоаппаратом с засвеченной пленкой, указывает на то, что мозг был развит еще не в полной мере, а интересы в жизни не соответствовали высоким требованиям советской этики и морали. Для чего мы это делали, я сейчас даже под присягой не вспомню. Видимо, хотели стать шпионами, или еще кем-то в этом роде. Да это и не важно. А важно то, что уже тогда мы с ним были хорошими друзьями.
Сказать, что игры в шпионов были единственным нашим увлечением, было бы не правильно. Мы в равной степени интересовались довольно многими вещами. Например, как мобилизовать наших дворовых дружков для создания народного ополчения, на случай ядерной войны с враждебно настроенным Ближним Востоком. А судя по фильму «Нострадамус», Третья Мировая должна была начаться уже завтра в три. В связи с этим, физическая подготовка занимала в нашей жизни не последнее место, и мы, в свои 10 лет, выглядели на все 11, готовые в пух и прах разнести любого врага своими железными мускулами и необузданным стремлением к триумфу справедливости!
Боюсь даже вспоминать, как мы были бодры и сильны! Ведь, каждую неделю в кинотеатре показывали фильмы с Брюсом Ли в главной роли, а мы не пропускали ни одного вечернего сеанса! Ну, кто еще так тщательно мог изучить технику кунг-фу, как не мы? Нет, мы с Вовкой, конечно же, были людьми вменяемыми и полностью отдавали себе отчет в том, что механик, который крутит кино, видел его значительно большее количество раз, чем мы, а значит, является непревзойденным мастером восточных единоборств. Но мы с Вовкой как-то и не претендовали побеждать механика. Нам хватало уверенности в том, что представители враждебно настроенного арабского мира весьма недоразвиты для того, чтобы ходить в кинотеатры и учиться всем тонкостям каратэ. Да и есть ли у них, вообще, эти кинотеатры? Откуда им взяться-то? Они же там в пустыне живут! С верблюдами!!! А после того, как я заметил, что в неудобной арабской одежде даже ногой с разворота не *******, так и вовсе уверенность в недоразвитости переросла в неуправляемое желание стереть убогих с лица земли-матушки.
В детстве Вовка был высоким, худющим, как скелет, созданием с конопатым носом и замашками Коли Герасимова из известного советского фильма. Он любил сокрушаться, что не родился во времена рыцарских турниров и расписывал стены в подъезде фразами, типа: «Лучше ******* стоя, чем жить на коленях». Сложно сказать, чем могла окончиться жизнь на коленях лично для меня, но Вовку в такой позе не видел. Он даже спать, наверное, ложился, падая бревном на кровать, чтобы не дай бог ногу не согнуть.
Вообще, Вовка очень идейный человек! Если ему в голову приходила какая-нибудь ****, выбить ее оттуда было практически невозможно. Так, однажды, ему очень понадобилось проникнуть на чердак нашего жилого дома дореволюционной постройки, с целью создания химической лаборатории. Для чего? Ясное дело для чего! Динамит синтезировать! И порох! Надо же чем-то воевать с дикими арабами. Мне очень понравилось слово «синтезировать» и я, не долго думая, согласился.
Оборудование для лаборатории было раздобыто в школьном кабинете химии. Химичка была женщиной принципиальной, строгой и страшной. Ее знали абсолютно все. И некоторые даже были уверенны, что она ест детей. Мы, конечно, в эти сказки не верили, но проверять на себе как-то не хотелось. А еще все знали, что она никого не любит, кроме Менделеева Дмитрия Ивановича, его периодической системы химических элементов и яиц всмятку с черным хлебом и солью. Как вы понимаете, добиться у такого человека передачи нам в пользование стеклянных колб и пробирок дипломатическим путем не представлялось возможным (а может даже и опасным). Поэтому мне пришлось пойти на крайние меры и взять все необходимое оборудование в безвозмездную аренду без ведома арендатора. Проще говоря, за неделю на нашем чердаке появилось множество различных красивых стеклянных посудин, закрепленных на штативах и соединенных стеклянными спиральными трубками. А также, масса плакатов с изображением женщин, которые были аккуратно вырезаны из журналов «Работница» и не менее аккуратно расклеены на стенах нашей лаборатории. Все же, мы были, хоть и не большими, но уже немного мужчинами, поэтому ценить красоту противоположного пола умели уже тогда. Было там и старое кресло, найденное нами в расширителе на одном из этажей, которое мы заботливо разобрали и по частям перенесли на чердак. Итак, лаборатория была готова!
Это было нечто! Оазис свободы и вседозволенности в мире взрослых людей и созданных ими запретов! Место, где нас никто не будет искать! Место, где даже киномеханик нам не страшен, так как не пролезет между жердями решетки, которой был зарыт вход на чердак! Мы чувствовали себя злыми гениями, создающими Нечто! Нечто, способное пошатнуть все человеческие каноны и идеалы! А учебник химии за шестой класс возносил эти наши стремления на головокружительную высоту, вселяя уверенность в том, что впереди нас ждет масса великолепных научных открытий, а апогеем всех трудов станет переносная водородная бомба с часовым механизмом.
¬¬¬
- Только часовой механизм нужен будет обязательно, - заметил Вовка - а то не успеем далеко смыться, и нас либо взрывной волной зацепит, либо облучение получим критическое. Главное запомнить, что после того, как рванет, нужно быстро ложиться на землю, головой от эпицентра, а после того, как взрывная волна пройдет над нами, сразу употребить красного вина – оно радиацию из организма выводит.
Папины электронные часы «Монтана» были доставлены в лабораторию на следующий же день. Бутылка дорогущего импортного марочного вина, привезенная папой из заграничной командировки и заботливо хранимая уже второй год в серванте, также благополучно перекочевала в храм химических богов, а впоследствии, разлита в пробирки, удобные для ношения в карманах. Часы решили пока отложить в сторону, так как бомба еще не была готова, и подключать их было не к чему.
С чего начинать сомнений не было. Из самого названия следовало, что водородная бомба делалась из водорода, а значит надо срочно его добыть! Я был мальчиком настойчивым и любознательным, и, из имеющегося у нас в распоряжении учебника по химии, выяснил, что добывается сей чудный элемент весьма просто: достаточно смешать обычную столовую соль, воду и медный купорос, а потом бросить в эту волшебную жижу кусочек алюминия.
Безусловно, был восторг от удачного опыта! А также, был шикарный гейзер от не правильной пропорции составляющих. Процесс завораживал, а теплая жижа, вырывающаяся из пробирки, заливала все вокруг, создавая атмосферу фантастического хаоса и эффект немытых штанов бурого цвета. За штаны потом крепко влетело, не говоря уже про папино вино, пробирка с которым лопнула в кармане и залила, и без того, чудный натюрморт на левой штанине. А «Монтану» в тот день я вернул сам – совесть загрызла.
Воодушевленные последними успехами на новом поприще, мы с Вовкой раздобыли книгу «Занимательная химия». До сих пор не могу понять, что нас подвигло на следующий героический шаг. То ли желание исследовать возможности собственного организма, то ли интерес к тому, как простое вещество может светиться в темноте, а может быть и то и другое вместе, но было принято твердое решение, во что бы то ни стало, добыть фосфор! Даже какое-то полезное применение ему заранее придумали, но оно нас интересовало в самую последнюю очередь. Теперь нам был важен процесс.
А процесс, надо сказать, был не менее увлекателен, чем ожидаемый результат. И заключался он в том, чтобы добыть волшебный элемент посредством… выпаривания мочи! По крайней мере, авторы книги обещали, что фосфора будет предостаточно. Долго решали, чью будем выпаривать. Я сказал, что стесняюсь и Вовка, во имя науки, предложил свои услуги, а я, недолго думая, согласился.
После невыносимого удушения аммиачными парами и прочими неприятными запахами, естественный продукт жизнедеятельности моего лучшего друга был полностью испарен! Та-дааа!!! (звук фанфар и свет софитов – овации!) По грязным щекам обильно текли слезы. Сложно сказать, что это было – слезы радости или защитная реакция слизистой наших счастливых глаз на ядовитые испарения кипящей Вовкиной урины, но на темных, от копоти, лицах отчетливо просматривались заинтересованные улыбки.
Едва дождавшись, когда колба остынет, мы схватили ее и рванули в темноту чердака!
Присматривались долго, пытаясь рассмотреть характерное зеленоватое свечение.
- Вован, а что ты пил с утра? - спросил я своего приятеля, продолжая внимательно всматриваться в темноту.
- А что? – также, не отвлекаясь от созерцания, уточнил тот.
- Да, вот думаю, может, надо было что-нибудь пить эдакое... Ну, что-то специальное. Чтобы фосфор в организме появился.
- А-а-а… Чай пил. В чае фосфор есть?
- А хрен его знает, Вовчик, - тихо пробормотал я, а потом, словно вернувшись в реальность, уставился на Вовку - Нет, наверное. Видишь же - не светится! Придется мою выпаривать, я молоко утром пил.
- А в молоке, что фосфор есть? – сомневался мой друг.
- Конечно, есть! А ты думал! Там этого фосфора – завались! Отворачивайся давай, наполнять буду.
Оказалось, что в молоке фосфора тоже не было. Да и надоело нам выпаривать. Времени на создание оружия массового поражения оставалось все меньше, и надо было торопиться спасать мир, а не размениваться на какие-то пустяки с писанием в пробирки.
Только мы разложили все химприборы по местам, погасили горелку, взяли каждый свою пробирку для отмывки дома от остатков «фосфора» и собрались уходить, как Вовка настороженно прошептал:
- Серый, что за фигня?
Я посмотрел на друга. Тот, выпучив свои и без того круглые глаза, созерцал на потолок поверх моей головы. Вернее, это был не потолок, а очень толстая, мощная и очень старая деревянная балка. На таких держался каркас всей крыши нашего дома. Переведя взгляд на нее, я увидел нечто и не поверил собственным глазам!
Глава 2. Наследство.
Некоторые считают, что у каждого человека своя судьба и от нее полностью зависит вся их жизнь: счастливая или несчастная, интересная или скучная, удачная или нет. Хотя, мне кажется, что каждый сам творец своей жизни и своего счастья. То, что мы с Вовкой нашли на чердаке, можно было трактовать по-разному. Кто-то назовет это удачей, достойной написания данной книги, а кто-то, наоборот, посчитает пустой глупостью, недостойной внимания, или даже опасной авантюрой. Наверное, это отношение к поворотам судьбы и делает одних более успешными, а других хроническими неудачниками и пессимистами. Как бы то ни было, лично я имею самое непосредственное отношение к первой категории и испытал в тот день едва ли не самые сильные положительные эмоции в своей жизни. Мы нашли приключение! Настоящее! И оно находилось в полутора метрах над нашими головами!
Я стоял, не в силах оторвать взгляда и, изо всех сил сдерживая крик восторга, полушепотом вычитывал вслух, старательно выведенные сотни лет назад буквы с «ятями» и «ерами»: «Вем смута гряде великая, и въпълчение, и алчба, и мор, и язва, кою враг дивий несе, ино тебе, сын мой дроля, очина моя тебе тяжко, вяще дружних детей моих хупавых. Рель сей уроком тебе буде, и от тати щитом, и от мунгита-бесермена худаго, и мытаря. Ты же, наследок мой возлюбленнай, въсхыти жито свое, ибо аз, бачко твой, отай охабил очину твою…»
- Серый, что это? - по голосу было ясно, что Вовка начинает паниковать.
- Как будто церковным языком написано…
- Серый, когда мы сюда пришли, этой надписи не было! – продолжал быстро лепетать мой друг.
- Да знаю я! Когда в пробирку отливал, как раз на нее смотрел – не было тут ничего.
«…и злато, и басу, и рясы, и голландчики…, и гривны больма в кунах... скудельница отай охаблена … короб лутовяный в нырище меж варганом и рекою Велик… Дон во трех тысячах аршинах от реки во бочаге сокрыл…».
В некоторых местах текста было не разобрать, но нам хватило и того, что мы смогли прочесть.
- Как ты разбираешь эти каракули? - с недоумением спросил Вовка.
- У моей прабабушки в деревне Библия есть, она на таком же языке написана. Это старославянский. Раньше на Руси все так писали. Я, правда, мало что понял…
- Слушай, не нравится мне это бревно. Идем лучше в футбольца с пацан…
- Не нравится?! – повысив голос, перебил я друга. - Вовка, это написал мужик, который для своего сына наследство где-то спрятал! «Злато», «наследок», «сын возлюбленный»... Ты что не врубаешься? А спрятал он его где-то возле реки Дон. Ну, или Великий Дон… Вовчик, это клад! И он еще где-то лежит – точно тебе говорю!
- Издеваешься? Писатель этот жил, когда динозавры мамонтов за жопы кусали! Ты прикинь, когда это было! Уже лет пятьсот прошло! А если это Дон, то он за тыщщи километров от нас течет!
- Больше.
- А?
- Думаю, больше пятисот лет прошло.
- Тем более! И с чего ты вообще взял, что сын этот наследство свое не нашел?
- А с того, что надписи на бревне не было видно, пока мы своей мочой драгоценной его не закоптили. Она проявилась из-за наших опытов - что-то мы с тобой, все-таки, полезное утром выпили. А значит, никто до нас этот текст не читал. Ни сын, ни дочь, ни «враг дивий». Врубаешься, Ватсон?
- Это почему же Ватсон?
- Потому что Холмса из тебя не получается!
То ли Вовка очень уж уважал старину Холмса, то ли за что-то откровенно недолюбливал Ватсона, а может просто я не достаточно убедил его в правильности моих суждений, но после этих моих слов он засопел носом, побагровел и, резко развернувшись на месте, быстро пошел к выходу. Я некоторое время постоял, закусив губу и глядя ему вслед, затем еще несколько раз перечитал написанное, стараясь разглядеть непроявившиеся места, и заковылял следом за другом.
Чуть позже у Вовки все-таки возник интерес к кладу. Случилось это после того, как он узнал что такое «гривны». Он прискакал ко мне с журналом подмышкой и, активно жестикулируя, вдохновлено рассказывал, что гривны – это такие золотые слитки, которые служили на Руси деньгами и, в доказательство своих слов, раскрыл потрепанный журнал «Огонек», внутри которого имелись фотографии какой-то музейной коллекции драгоценностей. Безусловно, гривны эти там тоже присутствовали, и, скажу я вам, они таки внушали уважение!
Мы, не медля, нашли в школьном географическом атласе реку Дон. Мало того, что от нас она протекала, мягко говоря, далековато, так оказалось, что очень уж она большая и, ввиду этого, разобраться, где именно богатенький папаша зарыл несметные сокровища, было практически невозможно. А в том, что сокровища были несметными, сомневаться теперь не приходилось.
Всего за пару походов в библиотеку мы смогли перевести практически весь текст послания. Выходило, что адресовано оно было сыну от отца, спрятавшего наследство от нашествия монгол и от сборщиков налогов, а состоял этот клад из золотых гривен, соболиных или куньих мехов и прочих драгоценностей с украшениями. Хранилось это добро в двух разных сосудах – глиняном горшке и берестяной кубышке.
Вначале энтузиазма мы не теряли, и готовились к опасной экспедиции на берега славной российской реки, попутно предполагая, на каком ее участке могли быть глады, моры и алчба, упомянутые в чердачных письменах. Но, с течением времени, запас этого самого энтузиазма становился все меньше, а с неминуемым приходом пубертатного периода и ночных поллюций, этот самый энтузиазм и вовсе переключился на лиц противоположного пола. Думы в наших буйных головушках поселились кардинального иного характера, нежели поиски клада.
Глава 3. Вовка.
Шли годы. Какое-то время мы с Вовкой оставались хорошими друзьями, но с возрастом в нашей жизни возникали различные интересы, которые постепенно отдаляли друг от друга, а пришедшая вскоре, на смену беззаботному детству, воинская повинность и вовсе развела нас по разным городам. Вовка поступил в какое-то высшее военное училище в соседнем с нами областном центре, а я, так и не решившись продаться модным денежным профессиям, закосил от армии и уехал в столицу, окунувшись с головой в любимое занятие – музыку.
Хорошего музыканта, несмотря на огромное желание, из меня не вышло, и я организовал собственную студию звукозаписи, которая стала приносить сносный доход, позволяя получать удовольствие от процесса зарабатывания денег. Мои родители переехали жить за город в бабушкин дом, а нашу квартиру в центре города сдали вместе с мебелью каким-то очень дальним родственникам.
О своем друге Вовке я практически ничего не слышал, кроме того, что с армией у него не сложилось, и военное училище он бросил еще на третьем курсе. В общем, «Третья мировая» так и не наступила, клад не искали, а водородную бомбу смастерить как-то руки не дошли…
Следующая моя встреча с Вовкой произошла прямо в нашем старом доме, когда я приехал в родной город, чтобы помочь родителям с приватизацией жилья. Некоторые необходимые документы хранились в квартире, и мне пришлось потревожить нынешних обитателей жилища.
Обитатели оказались приветливыми людьми с ******коватой внешностью и ярко выраженным чувством благодарности за предоставленную возможность жить за небольшие деньги в тихом центре. За чашкой чая они поведали мне, что на прошлой неделе ЖЭК нанял подрядчиков и начал перекрывать прохудившуюся крышу, и что деньги на эту крышу собрали всем домом сами жильцы. А еще сосед за стеной на балконе козу завел, которая блеет на весь двор, а уж пахнет так вообще на всю округу.
Я сидел на родной кухне и практически не слушал щебетания квартиросъемщицы, рассматривая старую мебель, краска на которой немного выгорела от времени и стала не такой яркой, как пятнадцать лет назад. Глядя на водопроводный кран, который не менялся уже лет двадцать, пытался прикинуть, сколько же раз я своими маленькими детскими ручонками откручивал его, чтобы напиться после долгой беготни в «казаки-разбойники» на горячем асфальте двора. Я понимающе кивал головой, делая вид, что слушаю, а когда кивать надоело, поблагодарил за чай, попрощался и вышел на лестничную клетку, едва не сбив с ног какого-то пьяницу. У того выпал из рук дымящийся окурок и он, весьма доходчиво объяснив кто я и в какую сторону мне немедленно следует пройти, поднял его с пола.
Извинившись, я поторопился по лестнице вниз, а, пройдя два пролета, услышал хриплый голос алкаша:
– Серый! Это ты, что ли?
Я замер. На мгновение воцарилась тишина. Вопрошающий явно ждал ответной реакции, но я не решался ему отвечать – моментально возникшая чудовищная догадка, могла подтвердиться. Ждать пришлось не долго, наверху послышались торопливо приближающиеся шаги и, когда опухшее, небритое лицо показалось в поле моего зрения, я не сразу узнал в нем Вовку. Беззубый рот широко улыбался, а черно-желтые грязные ручищи уже тянулись к моим плечам, чтобы заключить в свои беспощадные объятия. Я стоял, не в силах пошевелить ни единой конечностью и с трудом вдыхал тошнотворный запах немытого тела, дешевого табака и многодневного перегара. А Вовка все причитал:
– Старик! Ты куда пропал!? Ха! Красавчик! Серега! Ну, ты, я смотрю, поднялся!
Слово «поднялся» он произнес с наигранной важностью, протягивая букву «я» и расплываясь в беззубой улыбке.
– Ты как, вообще? Ты вернулся, что ли? Серый! – повисла пауза, – Ели-пали, это ж я! Вован! Ну? Друзяка, ёптить! Хаааа!!!
Он снова полез обниматься. Я не отвечал и тупо смотрел прямо перед собой. Говорить ничего не хотелось. А вот дать по морде – очень. Не для того, чтобы отцепился, а чтобы мозги вправить.
– Слышь, ну ты че немой стал?! – заглядывая прямо мне в глаза шутливо-гневно проорал он. Это ж я – Вовка! Вован! Это у меня в организме дефицит фосфора! Помнишь? Мы же ссали с тобой хором!
После этих его слов сдержать улыбку не уже получалось, а он как-то сразу успокоился, отошел на шаг назад, с ног до головы меня рассматривая и, продолжая искренне улыбаться и склонив голову набок, тихонько прошептал «Серый…» По его опухшим небритым щекам вдруг потекли слезы. Я оторопел! Он тут же смутился, но слез сдерживать уже не мог. Только разводил руками, и отворачивался, бормоча:
– Ну, вот, мля… Друган приехал… – а потом как заорет: – Друг приехал, ёли-пали!!!
Я понял, что нужно что-то говорить, но не знал что. Выпалил первое, что пришло в голову:
– Ты не заболел, друг? Выглядишь, если честно, не очень. Прости за прямоту.
Вовка отмахнулся, утирая слезы засаленным рукавом старой дешевой ветровки.
– Что со мной станется? Я проспиртован как лягушка в колбе. Ни одна зараза не пристанет.
– А живешь где?
– Как где? Там же, где и раньше – дома у себя! Я как раз к себе шел, а тут ты меня дверью жахнул! Чуть не убил, подлец! Ты вообще далеко собрался? – на лице у Вовки снова сияла улыбка.
– Да я в город на один день приехал, вечером поезд, возвращаюсь в столицу.
– Аааа… Понятно…
Он как-то разом погрустнел, вздохнул, перевел взгляд на окно и прищурился. А затем, как будто внезапно что-то вспомнив, торопливо пролепетал:
– Слышь, Серый, займи чирик, а? Ты в следующий раз приедешь, я тебе обязательно отдам! Сейчас, понимаешь, просто период такой в жизни… Как-то одно на другое наложилось, мама умерла, с работы уволили… В общем, история та еще – долго рассказывать… Мне-то много не надо, Серый! Так, макарон купить, кабачки дома есть консервированные – мамка еще закрывала, царство ей небесное!
Было ясно как день, для чего ему нужны деньги, поэтому я предложил альтернативный вариант развития событий, а он с удовольствием согласился.
Через пятнадцать минут мы сидели на летней площадке небольшой шашлычной под пригревающим октябрьским солнцем, в ожидании своего заказа, а когда его принесли, мой друг лихо подхватил запотевший графинчик с холодной водкой и, также лихо, разлил ***кость по пластиковым стаканам.
– За встречу! – торжественно продекламировал он и, не дожидаясь, когда я возьму стакан, залпом осушил свой. Не поморщившись, крякнул, закусил огурцом, откинулся на спинку пластикового стула и великодушно разрешил:
– Рассказывай!
Я вкратце описал, чем занимался последние пятнадцать лет, а он мне рассказал, как не вышла у него карьера военного, как связался с азерами с рынка, а те его подставили на валюте, как отсидел пять лет за эту подставу и как перебивался после отсидки на стройках разнорабочим. И о том, как запил от безысходности тоже рассказал.
– Ты думаешь, я не понимаю, что я ***** конченый? Я *****, а не *****, Серый. Знаю, что смерть мне будет от водки, но ничего не могу с собой поделать. Бабу мне надо путевую, чтобы в ежовых рукавицах держала, только где ж ее возьмешь такую, чтоб на меня полубомжа повелась. Если бы баба, Серый, клянусь…! Детей бы завел! Воспитывал бы! Я бы их в футбол научил… Помнишь как я в футбол бегал? А!!! Всех мы с тобой делали как сынков! Козырная команда была!
Вовка приуныл, глядя на шумящий вдалеке проспект.
– У тебя работа есть? – спросил я.
– Ну, вообще-то, я на столярке последний раз работал, но там хозяин – ******* – на зарплату кинул, я его послал и сейчас пока месяц без работы. Но я ищу! Если ты за бабки переживаешь, то обещаю…
– Да не переживаю я за бабки, угомонись. Если тебя так это волнует, то в следующий раз ты меня угостишь, договорились?
– Да не вопрос, старик! О чем речь!?
– Вот и ладненько. Слушай, а где сейчас наш ЖЭК находится? Мне надо заскочить - квартиру приватизирую родительскую.
– Да там же находится, где и раньше. Хочешь, я с тобой? У меня времени валом!
Мы не торопясь закончили обед и пешком отправились в ЖЭК. По дороге Вовка долго плел мне оды о том, что я молодец, что выбился в люди и такое прочее. Я, в знак уважения, слушал его, и горько было на душе от того, что не могу ответить ему тем же. Чем дольше я размышлял о друге и о его положении, тем тверже становилась уверенность в том, что нужно его как-то спасать. Он остался совсем один. А то, как он расплакался в подъезде… Не было у него никого, кроме меня и я просто не мог вот так бросить друга в таком состоянии.
– Серый! – вдруг встрепенулся Вовка. – Ты помнишь наш чердак? Ну, лабораторию эту и балку деревянную с надписями!
Я, улыбаясь, покачал головой:
– Помню, конечно.
– Так я узнал, откуда балка! Она старая. Очень! Ну, в смысле, дом у нас не такой старый, как это бревно. Нет, он-то конечно старый – дом наш, но балка эта совсем-совсем старая! В общем, она из какого-то господского дома старинного. После революции, когда коммунисты отстраивали страну советов, разбирались по всей нашей области господские дома на стройматериалы. А потом из этого хлама в городе коммуналок всяких понастроили. В нашем доме, как раз из таких вот бревен, крышу новую слепили. Усекаешь?
– Да ну… Чушь какая-то.
– Ничего не чушь! Мне не веришь – в ЖЭКе сейчас спроси! Там должны знать как и когда дома строили!
– Даже если это так, что это меняет?
– Как это что? Все меняет, Серега! Клад у нас в области где-то лежит, а не за сотни километров!
– Так там же, вроде, Дон был...
– Великий Дон, друг! – Вовка демонстративно поднял указательный палец к небу. – Великий! Так раньше Северский Донец назывался! Так что никакой это не Дон, Шерлок Холмс ты липовый! Донец наш родной в двадцати километрах от города!
Я посмотрел ему в глаза и снова увидел его – настоящего друга Вовку, который писал на стенах «Лучше ******* стоя…», а теперь еще и отомстил мне за Ватсона. Значит еще не все потеряно!
– А знаешь, куда нам с тобой надо, Вовчик? – тут уж загорелся и я.
Он вопросительно приподнял косматые брови и уставился на меня.
– В городской архив.
– А что там? – с неподдельным азартом спросил он.
– А там будем искать старинные поселения на Северском Донце.
Глава 4. Архив.
Архив встретил нас библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было. Оставалось надеяться, что они все же есть, просто находятся где-нибудь впереди и, таким образом, скрыты от нашего взгляда. Весь организм женщины был дислоцирован у окна холла «Облархива» и, судя по чавканью, был занят поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, глухо промычала:
- Угу…
Мы с моим другом ребята смекалистые, поэтому сами пришли к выводу, что леди в ответ поздоровалась. Туловище в этот момент не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка, почему-то, поздоровался еще раз и, переведя взгляд на меня, пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге. В помещении было очень тихо. На обшарпанном столе архивного работника стоял дисковый телефон, и лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешевой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое, казалось, эхом разносилось в абсолютной тишине помещения государственного учреждения. Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и только решился вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало медленное поступательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки. Руки были! У меня отлегло от сердца... Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он продолжал жевать. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телекинеза. Мысли архивного секретаря стремительной рекой влились в мой мозг и яркими красками изобразили отчетливую картину следующего содержания: «мы оба - ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не ведающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчемностей, как мы с Вовкой, в ее жизни нет счастья, а страна разворовывается, и нет этому конца и края. И вот мы стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Ее дальнейших решений! Она вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества сейчас справедливо ответят за свое ***********!».
Заготовленный мною заранее вопрос повис в воздухе, а женщина (назовем ее так) показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко заскрежетала:
– Слушаю!
Зазвонил телефон. Вовка чуть не подпрыгнул от неожиданности. Она очень неторопливо сняла трубку и поднесла ее к уху, а затем, немного отодвинув обратно, бросила на нас обжигающий взгляд. Я отошел в сторону, Вовка попятился следом за мной. Пока женщина говорила с какой-то жертвой о своей нелегкой жизни, у нас было время прийти в себя и сделать правильные выводы.
– Вовчик, тут в соседнем здании есть магазин продуктовый. Дуй туда, купи коробку конфет.
Я сунул ему в руку купюру и хлопнул по плечу.
– Можешь еще банку кофе захватить. И шоколадку! И в пакет все обязательно!
– Ага, - ответил Вовчик и пулей выскочил за дверь.
Через час мы уже снимали копии со старинных карт, а милейшей души архивный работник, суетившаяся вокруг нас, участливо предлагала ознакомиться с оригиналами Плана генерального межевания нашей губернии.
Выйдя из здания архива, я нашел взглядом стоматологическую клинику и потащил своего друга в ее сторону. Вовка, абсолютно не понимая к чему эта спешка, и куда мы вообще направляемся, пытался сопротивляться, а когда подошли к крыльцу клиники, и вовсе, вырвавшись, торопливо засеменил в противоположном направлении, боязливо оглядываясь через плечо. Я стоял на месте, а Вовчик, отойдя от меня на безопасное расстояние, остановился, глядя круглыми от страха глазами, и демонстративно отрицательно мотал нечесаной головой из стороны в сторону.
Ну, хорошо. Тогда начнем с парикмахерской...
На поезд меня провожал чисто вымытый, гладко выбритый, стриженый и надушенный молодой человек в новых лаковых туфлях, фирменных джинсах и модной рубашке с позолоченными запонками. Хронического пьяницу в нем выдавала лишь легкая припухлость лица и жуткие черные зубы, которые исправлять было уже просто некогда. Я пообещал другу приехать через неделю, как только улажу дела на студии, и закончить его преображение. Он сообщил, что твердо решил завязать с выпивкой и начать новую жизнь. Я оставил ему свою визитку и разрешил звонить в любое время, даже среди ночи. Так мы и расстались. А в город мне удалось вернуться только полгода спустя.
Благодарю за то, что заглянули ко мне на огонек!
Хочу вынести на ваш праведный суд свое первое творение, которое начал ваять как пробу пера, а в итоге стало выливаться нечто большее... Боюсь сразу испугать читателя потенциальным объемом чтива, но, к сожалению, рассказа не получилось - скорее повесть.
Очень прошу конструктивной критики! Бейте меня ногами нещадно - ошибки буду исправлять!
К критике отношусь исключительно с благодарностью.
Итак, с Богом:
Хроники кладоискателей - это захватывающая история двух настоящих друзей, пронесших свою мечту в сердцах сквозь годы из самого детства, чтобы повзрослев, с головой ринуться в увлекательное путешествие, полное опасностей и приключений.
Это история не только о поисках настоящих сокровищ. Это история о поиске ответов на вопросы собственной совести, о крепости настоящей дружбы, о ценностях, которые зачастую бывают дороже собственной жизни.
Глава 1. Фосфор.
С Вовкой я знаком давно. Точно не скажу сколько, однако то, что мы бегали по соседним дворам фотографировать автомобильные номера на припаркованных машинах, фотоаппаратом с засвеченной пленкой, указывает на то, что мозг был развит еще не в полной мере, а интересы в жизни не соответствовали высоким требованиям советской этики и морали. Для чего мы это делали, я сейчас даже под присягой не вспомню. Видимо, хотели стать шпионами, или еще кем-то в этом роде. Да это и не важно. А важно то, что уже тогда мы с ним были хорошими друзьями.
Сказать, что игры в шпионов были единственным нашим увлечением, было бы не правильно. Мы в равной степени интересовались довольно многими вещами. Например, как мобилизовать наших дворовых дружков для создания народного ополчения, на случай ядерной войны с враждебно настроенным Ближним Востоком. А судя по фильму «Нострадамус», Третья Мировая должна была начаться уже завтра в три. В связи с этим, физическая подготовка занимала в нашей жизни не последнее место, и мы, в свои 10 лет, выглядели на все 11, готовые в пух и прах разнести любого врага своими железными мускулами и необузданным стремлением к триумфу справедливости!
Боюсь даже вспоминать, как мы были бодры и сильны! Ведь, каждую неделю в кинотеатре показывали фильмы с Брюсом Ли в главной роли, а мы не пропускали ни одного вечернего сеанса! Ну, кто еще так тщательно мог изучить технику кунг-фу, как не мы? Нет, мы с Вовкой, конечно же, были людьми вменяемыми и полностью отдавали себе отчет в том, что механик, который крутит кино, видел его значительно большее количество раз, чем мы, а значит, является непревзойденным мастером восточных единоборств. Но мы с Вовкой как-то и не претендовали побеждать механика. Нам хватало уверенности в том, что представители враждебно настроенного арабского мира весьма недоразвиты для того, чтобы ходить в кинотеатры и учиться всем тонкостям каратэ. Да и есть ли у них, вообще, эти кинотеатры? Откуда им взяться-то? Они же там в пустыне живут! С верблюдами!!! А после того, как я заметил, что в неудобной арабской одежде даже ногой с разворота не *******, так и вовсе уверенность в недоразвитости переросла в неуправляемое желание стереть убогих с лица земли-матушки.
В детстве Вовка был высоким, худющим, как скелет, созданием с конопатым носом и замашками Коли Герасимова из известного советского фильма. Он любил сокрушаться, что не родился во времена рыцарских турниров и расписывал стены в подъезде фразами, типа: «Лучше ******* стоя, чем жить на коленях». Сложно сказать, чем могла окончиться жизнь на коленях лично для меня, но Вовку в такой позе не видел. Он даже спать, наверное, ложился, падая бревном на кровать, чтобы не дай бог ногу не согнуть.
Вообще, Вовка очень идейный человек! Если ему в голову приходила какая-нибудь ****, выбить ее оттуда было практически невозможно. Так, однажды, ему очень понадобилось проникнуть на чердак нашего жилого дома дореволюционной постройки, с целью создания химической лаборатории. Для чего? Ясное дело для чего! Динамит синтезировать! И порох! Надо же чем-то воевать с дикими арабами. Мне очень понравилось слово «синтезировать» и я, не долго думая, согласился.
Оборудование для лаборатории было раздобыто в школьном кабинете химии. Химичка была женщиной принципиальной, строгой и страшной. Ее знали абсолютно все. И некоторые даже были уверенны, что она ест детей. Мы, конечно, в эти сказки не верили, но проверять на себе как-то не хотелось. А еще все знали, что она никого не любит, кроме Менделеева Дмитрия Ивановича, его периодической системы химических элементов и яиц всмятку с черным хлебом и солью. Как вы понимаете, добиться у такого человека передачи нам в пользование стеклянных колб и пробирок дипломатическим путем не представлялось возможным (а может даже и опасным). Поэтому мне пришлось пойти на крайние меры и взять все необходимое оборудование в безвозмездную аренду без ведома арендатора. Проще говоря, за неделю на нашем чердаке появилось множество различных красивых стеклянных посудин, закрепленных на штативах и соединенных стеклянными спиральными трубками. А также, масса плакатов с изображением женщин, которые были аккуратно вырезаны из журналов «Работница» и не менее аккуратно расклеены на стенах нашей лаборатории. Все же, мы были, хоть и не большими, но уже немного мужчинами, поэтому ценить красоту противоположного пола умели уже тогда. Было там и старое кресло, найденное нами в расширителе на одном из этажей, которое мы заботливо разобрали и по частям перенесли на чердак. Итак, лаборатория была готова!
Это было нечто! Оазис свободы и вседозволенности в мире взрослых людей и созданных ими запретов! Место, где нас никто не будет искать! Место, где даже киномеханик нам не страшен, так как не пролезет между жердями решетки, которой был зарыт вход на чердак! Мы чувствовали себя злыми гениями, создающими Нечто! Нечто, способное пошатнуть все человеческие каноны и идеалы! А учебник химии за шестой класс возносил эти наши стремления на головокружительную высоту, вселяя уверенность в том, что впереди нас ждет масса великолепных научных открытий, а апогеем всех трудов станет переносная водородная бомба с часовым механизмом.
¬¬¬
- Только часовой механизм нужен будет обязательно, - заметил Вовка - а то не успеем далеко смыться, и нас либо взрывной волной зацепит, либо облучение получим критическое. Главное запомнить, что после того, как рванет, нужно быстро ложиться на землю, головой от эпицентра, а после того, как взрывная волна пройдет над нами, сразу употребить красного вина – оно радиацию из организма выводит.
Папины электронные часы «Монтана» были доставлены в лабораторию на следующий же день. Бутылка дорогущего импортного марочного вина, привезенная папой из заграничной командировки и заботливо хранимая уже второй год в серванте, также благополучно перекочевала в храм химических богов, а впоследствии, разлита в пробирки, удобные для ношения в карманах. Часы решили пока отложить в сторону, так как бомба еще не была готова, и подключать их было не к чему.
С чего начинать сомнений не было. Из самого названия следовало, что водородная бомба делалась из водорода, а значит надо срочно его добыть! Я был мальчиком настойчивым и любознательным, и, из имеющегося у нас в распоряжении учебника по химии, выяснил, что добывается сей чудный элемент весьма просто: достаточно смешать обычную столовую соль, воду и медный купорос, а потом бросить в эту волшебную жижу кусочек алюминия.
Безусловно, был восторг от удачного опыта! А также, был шикарный гейзер от не правильной пропорции составляющих. Процесс завораживал, а теплая жижа, вырывающаяся из пробирки, заливала все вокруг, создавая атмосферу фантастического хаоса и эффект немытых штанов бурого цвета. За штаны потом крепко влетело, не говоря уже про папино вино, пробирка с которым лопнула в кармане и залила, и без того, чудный натюрморт на левой штанине. А «Монтану» в тот день я вернул сам – совесть загрызла.
Воодушевленные последними успехами на новом поприще, мы с Вовкой раздобыли книгу «Занимательная химия». До сих пор не могу понять, что нас подвигло на следующий героический шаг. То ли желание исследовать возможности собственного организма, то ли интерес к тому, как простое вещество может светиться в темноте, а может быть и то и другое вместе, но было принято твердое решение, во что бы то ни стало, добыть фосфор! Даже какое-то полезное применение ему заранее придумали, но оно нас интересовало в самую последнюю очередь. Теперь нам был важен процесс.
А процесс, надо сказать, был не менее увлекателен, чем ожидаемый результат. И заключался он в том, чтобы добыть волшебный элемент посредством… выпаривания мочи! По крайней мере, авторы книги обещали, что фосфора будет предостаточно. Долго решали, чью будем выпаривать. Я сказал, что стесняюсь и Вовка, во имя науки, предложил свои услуги, а я, недолго думая, согласился.
После невыносимого удушения аммиачными парами и прочими неприятными запахами, естественный продукт жизнедеятельности моего лучшего друга был полностью испарен! Та-дааа!!! (звук фанфар и свет софитов – овации!) По грязным щекам обильно текли слезы. Сложно сказать, что это было – слезы радости или защитная реакция слизистой наших счастливых глаз на ядовитые испарения кипящей Вовкиной урины, но на темных, от копоти, лицах отчетливо просматривались заинтересованные улыбки.
Едва дождавшись, когда колба остынет, мы схватили ее и рванули в темноту чердака!
Присматривались долго, пытаясь рассмотреть характерное зеленоватое свечение.
- Вован, а что ты пил с утра? - спросил я своего приятеля, продолжая внимательно всматриваться в темноту.
- А что? – также, не отвлекаясь от созерцания, уточнил тот.
- Да, вот думаю, может, надо было что-нибудь пить эдакое... Ну, что-то специальное. Чтобы фосфор в организме появился.
- А-а-а… Чай пил. В чае фосфор есть?
- А хрен его знает, Вовчик, - тихо пробормотал я, а потом, словно вернувшись в реальность, уставился на Вовку - Нет, наверное. Видишь же - не светится! Придется мою выпаривать, я молоко утром пил.
- А в молоке, что фосфор есть? – сомневался мой друг.
- Конечно, есть! А ты думал! Там этого фосфора – завались! Отворачивайся давай, наполнять буду.
Оказалось, что в молоке фосфора тоже не было. Да и надоело нам выпаривать. Времени на создание оружия массового поражения оставалось все меньше, и надо было торопиться спасать мир, а не размениваться на какие-то пустяки с писанием в пробирки.
Только мы разложили все химприборы по местам, погасили горелку, взяли каждый свою пробирку для отмывки дома от остатков «фосфора» и собрались уходить, как Вовка настороженно прошептал:
- Серый, что за фигня?
Я посмотрел на друга. Тот, выпучив свои и без того круглые глаза, созерцал на потолок поверх моей головы. Вернее, это был не потолок, а очень толстая, мощная и очень старая деревянная балка. На таких держался каркас всей крыши нашего дома. Переведя взгляд на нее, я увидел нечто и не поверил собственным глазам!
Глава 2. Наследство.
Некоторые считают, что у каждого человека своя судьба и от нее полностью зависит вся их жизнь: счастливая или несчастная, интересная или скучная, удачная или нет. Хотя, мне кажется, что каждый сам творец своей жизни и своего счастья. То, что мы с Вовкой нашли на чердаке, можно было трактовать по-разному. Кто-то назовет это удачей, достойной написания данной книги, а кто-то, наоборот, посчитает пустой глупостью, недостойной внимания, или даже опасной авантюрой. Наверное, это отношение к поворотам судьбы и делает одних более успешными, а других хроническими неудачниками и пессимистами. Как бы то ни было, лично я имею самое непосредственное отношение к первой категории и испытал в тот день едва ли не самые сильные положительные эмоции в своей жизни. Мы нашли приключение! Настоящее! И оно находилось в полутора метрах над нашими головами!
Я стоял, не в силах оторвать взгляда и, изо всех сил сдерживая крик восторга, полушепотом вычитывал вслух, старательно выведенные сотни лет назад буквы с «ятями» и «ерами»: «Вем смута гряде великая, и въпълчение, и алчба, и мор, и язва, кою враг дивий несе, ино тебе, сын мой дроля, очина моя тебе тяжко, вяще дружних детей моих хупавых. Рель сей уроком тебе буде, и от тати щитом, и от мунгита-бесермена худаго, и мытаря. Ты же, наследок мой возлюбленнай, въсхыти жито свое, ибо аз, бачко твой, отай охабил очину твою…»
- Серый, что это? - по голосу было ясно, что Вовка начинает паниковать.
- Как будто церковным языком написано…
- Серый, когда мы сюда пришли, этой надписи не было! – продолжал быстро лепетать мой друг.
- Да знаю я! Когда в пробирку отливал, как раз на нее смотрел – не было тут ничего.
«…и злато, и басу, и рясы, и голландчики…, и гривны больма в кунах... скудельница отай охаблена … короб лутовяный в нырище меж варганом и рекою Велик… Дон во трех тысячах аршинах от реки во бочаге сокрыл…».
В некоторых местах текста было не разобрать, но нам хватило и того, что мы смогли прочесть.
- Как ты разбираешь эти каракули? - с недоумением спросил Вовка.
- У моей прабабушки в деревне Библия есть, она на таком же языке написана. Это старославянский. Раньше на Руси все так писали. Я, правда, мало что понял…
- Слушай, не нравится мне это бревно. Идем лучше в футбольца с пацан…
- Не нравится?! – повысив голос, перебил я друга. - Вовка, это написал мужик, который для своего сына наследство где-то спрятал! «Злато», «наследок», «сын возлюбленный»... Ты что не врубаешься? А спрятал он его где-то возле реки Дон. Ну, или Великий Дон… Вовчик, это клад! И он еще где-то лежит – точно тебе говорю!
- Издеваешься? Писатель этот жил, когда динозавры мамонтов за жопы кусали! Ты прикинь, когда это было! Уже лет пятьсот прошло! А если это Дон, то он за тыщщи километров от нас течет!
- Больше.
- А?
- Думаю, больше пятисот лет прошло.
- Тем более! И с чего ты вообще взял, что сын этот наследство свое не нашел?
- А с того, что надписи на бревне не было видно, пока мы своей мочой драгоценной его не закоптили. Она проявилась из-за наших опытов - что-то мы с тобой, все-таки, полезное утром выпили. А значит, никто до нас этот текст не читал. Ни сын, ни дочь, ни «враг дивий». Врубаешься, Ватсон?
- Это почему же Ватсон?
- Потому что Холмса из тебя не получается!
То ли Вовка очень уж уважал старину Холмса, то ли за что-то откровенно недолюбливал Ватсона, а может просто я не достаточно убедил его в правильности моих суждений, но после этих моих слов он засопел носом, побагровел и, резко развернувшись на месте, быстро пошел к выходу. Я некоторое время постоял, закусив губу и глядя ему вслед, затем еще несколько раз перечитал написанное, стараясь разглядеть непроявившиеся места, и заковылял следом за другом.
Чуть позже у Вовки все-таки возник интерес к кладу. Случилось это после того, как он узнал что такое «гривны». Он прискакал ко мне с журналом подмышкой и, активно жестикулируя, вдохновлено рассказывал, что гривны – это такие золотые слитки, которые служили на Руси деньгами и, в доказательство своих слов, раскрыл потрепанный журнал «Огонек», внутри которого имелись фотографии какой-то музейной коллекции драгоценностей. Безусловно, гривны эти там тоже присутствовали, и, скажу я вам, они таки внушали уважение!
Мы, не медля, нашли в школьном географическом атласе реку Дон. Мало того, что от нас она протекала, мягко говоря, далековато, так оказалось, что очень уж она большая и, ввиду этого, разобраться, где именно богатенький папаша зарыл несметные сокровища, было практически невозможно. А в том, что сокровища были несметными, сомневаться теперь не приходилось.
Всего за пару походов в библиотеку мы смогли перевести практически весь текст послания. Выходило, что адресовано оно было сыну от отца, спрятавшего наследство от нашествия монгол и от сборщиков налогов, а состоял этот клад из золотых гривен, соболиных или куньих мехов и прочих драгоценностей с украшениями. Хранилось это добро в двух разных сосудах – глиняном горшке и берестяной кубышке.
Вначале энтузиазма мы не теряли, и готовились к опасной экспедиции на берега славной российской реки, попутно предполагая, на каком ее участке могли быть глады, моры и алчба, упомянутые в чердачных письменах. Но, с течением времени, запас этого самого энтузиазма становился все меньше, а с неминуемым приходом пубертатного периода и ночных поллюций, этот самый энтузиазм и вовсе переключился на лиц противоположного пола. Думы в наших буйных головушках поселились кардинального иного характера, нежели поиски клада.
Глава 3. Вовка.
Шли годы. Какое-то время мы с Вовкой оставались хорошими друзьями, но с возрастом в нашей жизни возникали различные интересы, которые постепенно отдаляли друг от друга, а пришедшая вскоре, на смену беззаботному детству, воинская повинность и вовсе развела нас по разным городам. Вовка поступил в какое-то высшее военное училище в соседнем с нами областном центре, а я, так и не решившись продаться модным денежным профессиям, закосил от армии и уехал в столицу, окунувшись с головой в любимое занятие – музыку.
Хорошего музыканта, несмотря на огромное желание, из меня не вышло, и я организовал собственную студию звукозаписи, которая стала приносить сносный доход, позволяя получать удовольствие от процесса зарабатывания денег. Мои родители переехали жить за город в бабушкин дом, а нашу квартиру в центре города сдали вместе с мебелью каким-то очень дальним родственникам.
О своем друге Вовке я практически ничего не слышал, кроме того, что с армией у него не сложилось, и военное училище он бросил еще на третьем курсе. В общем, «Третья мировая» так и не наступила, клад не искали, а водородную бомбу смастерить как-то руки не дошли…
Следующая моя встреча с Вовкой произошла прямо в нашем старом доме, когда я приехал в родной город, чтобы помочь родителям с приватизацией жилья. Некоторые необходимые документы хранились в квартире, и мне пришлось потревожить нынешних обитателей жилища.
Обитатели оказались приветливыми людьми с ******коватой внешностью и ярко выраженным чувством благодарности за предоставленную возможность жить за небольшие деньги в тихом центре. За чашкой чая они поведали мне, что на прошлой неделе ЖЭК нанял подрядчиков и начал перекрывать прохудившуюся крышу, и что деньги на эту крышу собрали всем домом сами жильцы. А еще сосед за стеной на балконе козу завел, которая блеет на весь двор, а уж пахнет так вообще на всю округу.
Я сидел на родной кухне и практически не слушал щебетания квартиросъемщицы, рассматривая старую мебель, краска на которой немного выгорела от времени и стала не такой яркой, как пятнадцать лет назад. Глядя на водопроводный кран, который не менялся уже лет двадцать, пытался прикинуть, сколько же раз я своими маленькими детскими ручонками откручивал его, чтобы напиться после долгой беготни в «казаки-разбойники» на горячем асфальте двора. Я понимающе кивал головой, делая вид, что слушаю, а когда кивать надоело, поблагодарил за чай, попрощался и вышел на лестничную клетку, едва не сбив с ног какого-то пьяницу. У того выпал из рук дымящийся окурок и он, весьма доходчиво объяснив кто я и в какую сторону мне немедленно следует пройти, поднял его с пола.
Извинившись, я поторопился по лестнице вниз, а, пройдя два пролета, услышал хриплый голос алкаша:
– Серый! Это ты, что ли?
Я замер. На мгновение воцарилась тишина. Вопрошающий явно ждал ответной реакции, но я не решался ему отвечать – моментально возникшая чудовищная догадка, могла подтвердиться. Ждать пришлось не долго, наверху послышались торопливо приближающиеся шаги и, когда опухшее, небритое лицо показалось в поле моего зрения, я не сразу узнал в нем Вовку. Беззубый рот широко улыбался, а черно-желтые грязные ручищи уже тянулись к моим плечам, чтобы заключить в свои беспощадные объятия. Я стоял, не в силах пошевелить ни единой конечностью и с трудом вдыхал тошнотворный запах немытого тела, дешевого табака и многодневного перегара. А Вовка все причитал:
– Старик! Ты куда пропал!? Ха! Красавчик! Серега! Ну, ты, я смотрю, поднялся!
Слово «поднялся» он произнес с наигранной важностью, протягивая букву «я» и расплываясь в беззубой улыбке.
– Ты как, вообще? Ты вернулся, что ли? Серый! – повисла пауза, – Ели-пали, это ж я! Вован! Ну? Друзяка, ёптить! Хаааа!!!
Он снова полез обниматься. Я не отвечал и тупо смотрел прямо перед собой. Говорить ничего не хотелось. А вот дать по морде – очень. Не для того, чтобы отцепился, а чтобы мозги вправить.
– Слышь, ну ты че немой стал?! – заглядывая прямо мне в глаза шутливо-гневно проорал он. Это ж я – Вовка! Вован! Это у меня в организме дефицит фосфора! Помнишь? Мы же ссали с тобой хором!
После этих его слов сдержать улыбку не уже получалось, а он как-то сразу успокоился, отошел на шаг назад, с ног до головы меня рассматривая и, продолжая искренне улыбаться и склонив голову набок, тихонько прошептал «Серый…» По его опухшим небритым щекам вдруг потекли слезы. Я оторопел! Он тут же смутился, но слез сдерживать уже не мог. Только разводил руками, и отворачивался, бормоча:
– Ну, вот, мля… Друган приехал… – а потом как заорет: – Друг приехал, ёли-пали!!!
Я понял, что нужно что-то говорить, но не знал что. Выпалил первое, что пришло в голову:
– Ты не заболел, друг? Выглядишь, если честно, не очень. Прости за прямоту.
Вовка отмахнулся, утирая слезы засаленным рукавом старой дешевой ветровки.
– Что со мной станется? Я проспиртован как лягушка в колбе. Ни одна зараза не пристанет.
– А живешь где?
– Как где? Там же, где и раньше – дома у себя! Я как раз к себе шел, а тут ты меня дверью жахнул! Чуть не убил, подлец! Ты вообще далеко собрался? – на лице у Вовки снова сияла улыбка.
– Да я в город на один день приехал, вечером поезд, возвращаюсь в столицу.
– Аааа… Понятно…
Он как-то разом погрустнел, вздохнул, перевел взгляд на окно и прищурился. А затем, как будто внезапно что-то вспомнив, торопливо пролепетал:
– Слышь, Серый, займи чирик, а? Ты в следующий раз приедешь, я тебе обязательно отдам! Сейчас, понимаешь, просто период такой в жизни… Как-то одно на другое наложилось, мама умерла, с работы уволили… В общем, история та еще – долго рассказывать… Мне-то много не надо, Серый! Так, макарон купить, кабачки дома есть консервированные – мамка еще закрывала, царство ей небесное!
Было ясно как день, для чего ему нужны деньги, поэтому я предложил альтернативный вариант развития событий, а он с удовольствием согласился.
Через пятнадцать минут мы сидели на летней площадке небольшой шашлычной под пригревающим октябрьским солнцем, в ожидании своего заказа, а когда его принесли, мой друг лихо подхватил запотевший графинчик с холодной водкой и, также лихо, разлил ***кость по пластиковым стаканам.
– За встречу! – торжественно продекламировал он и, не дожидаясь, когда я возьму стакан, залпом осушил свой. Не поморщившись, крякнул, закусил огурцом, откинулся на спинку пластикового стула и великодушно разрешил:
– Рассказывай!
Я вкратце описал, чем занимался последние пятнадцать лет, а он мне рассказал, как не вышла у него карьера военного, как связался с азерами с рынка, а те его подставили на валюте, как отсидел пять лет за эту подставу и как перебивался после отсидки на стройках разнорабочим. И о том, как запил от безысходности тоже рассказал.
– Ты думаешь, я не понимаю, что я ***** конченый? Я *****, а не *****, Серый. Знаю, что смерть мне будет от водки, но ничего не могу с собой поделать. Бабу мне надо путевую, чтобы в ежовых рукавицах держала, только где ж ее возьмешь такую, чтоб на меня полубомжа повелась. Если бы баба, Серый, клянусь…! Детей бы завел! Воспитывал бы! Я бы их в футбол научил… Помнишь как я в футбол бегал? А!!! Всех мы с тобой делали как сынков! Козырная команда была!
Вовка приуныл, глядя на шумящий вдалеке проспект.
– У тебя работа есть? – спросил я.
– Ну, вообще-то, я на столярке последний раз работал, но там хозяин – ******* – на зарплату кинул, я его послал и сейчас пока месяц без работы. Но я ищу! Если ты за бабки переживаешь, то обещаю…
– Да не переживаю я за бабки, угомонись. Если тебя так это волнует, то в следующий раз ты меня угостишь, договорились?
– Да не вопрос, старик! О чем речь!?
– Вот и ладненько. Слушай, а где сейчас наш ЖЭК находится? Мне надо заскочить - квартиру приватизирую родительскую.
– Да там же находится, где и раньше. Хочешь, я с тобой? У меня времени валом!
Мы не торопясь закончили обед и пешком отправились в ЖЭК. По дороге Вовка долго плел мне оды о том, что я молодец, что выбился в люди и такое прочее. Я, в знак уважения, слушал его, и горько было на душе от того, что не могу ответить ему тем же. Чем дольше я размышлял о друге и о его положении, тем тверже становилась уверенность в том, что нужно его как-то спасать. Он остался совсем один. А то, как он расплакался в подъезде… Не было у него никого, кроме меня и я просто не мог вот так бросить друга в таком состоянии.
– Серый! – вдруг встрепенулся Вовка. – Ты помнишь наш чердак? Ну, лабораторию эту и балку деревянную с надписями!
Я, улыбаясь, покачал головой:
– Помню, конечно.
– Так я узнал, откуда балка! Она старая. Очень! Ну, в смысле, дом у нас не такой старый, как это бревно. Нет, он-то конечно старый – дом наш, но балка эта совсем-совсем старая! В общем, она из какого-то господского дома старинного. После революции, когда коммунисты отстраивали страну советов, разбирались по всей нашей области господские дома на стройматериалы. А потом из этого хлама в городе коммуналок всяких понастроили. В нашем доме, как раз из таких вот бревен, крышу новую слепили. Усекаешь?
– Да ну… Чушь какая-то.
– Ничего не чушь! Мне не веришь – в ЖЭКе сейчас спроси! Там должны знать как и когда дома строили!
– Даже если это так, что это меняет?
– Как это что? Все меняет, Серега! Клад у нас в области где-то лежит, а не за сотни километров!
– Так там же, вроде, Дон был...
– Великий Дон, друг! – Вовка демонстративно поднял указательный палец к небу. – Великий! Так раньше Северский Донец назывался! Так что никакой это не Дон, Шерлок Холмс ты липовый! Донец наш родной в двадцати километрах от города!
Я посмотрел ему в глаза и снова увидел его – настоящего друга Вовку, который писал на стенах «Лучше ******* стоя…», а теперь еще и отомстил мне за Ватсона. Значит еще не все потеряно!
– А знаешь, куда нам с тобой надо, Вовчик? – тут уж загорелся и я.
Он вопросительно приподнял косматые брови и уставился на меня.
– В городской архив.
– А что там? – с неподдельным азартом спросил он.
– А там будем искать старинные поселения на Северском Донце.
Глава 4. Архив.
Архив встретил нас библиотечным запахом и затылком явно женской головы с гулькой из седых волос. Туловище было небольшим и состояло из квадрата с торчащими из него нижними конечностями. Одето туловище было в длинную коричневую юбку и пиджак из того же материала. Верхних конечностей видно не было. Оставалось надеяться, что они все же есть, просто находятся где-нибудь впереди и, таким образом, скрыты от нашего взгляда. Весь организм женщины был дислоцирован у окна холла «Облархива» и, судя по чавканью, был занят поглощением пищи. Голова, в ответ на наше дружное приветствие, глухо промычала:
- Угу…
Мы с моим другом ребята смекалистые, поэтому сами пришли к выводу, что леди в ответ поздоровалась. Туловище в этот момент не двигалось, а чавканье продолжалось с прежней интенсивностью. Вовка, почему-то, поздоровался еще раз и, переведя взгляд на меня, пожал плечами. Повисла неловкая пауза в нашем, не успевшем начаться, диалоге. В помещении было очень тихо. На обшарпанном столе архивного работника стоял дисковый телефон, и лежала какая-то серая канцелярская книга, с привязанной к ней дешевой китайской ручкой. На стене кварцевые часы издавали мерное тиканье, которое, казалось, эхом разносилось в абсолютной тишине помещения государственного учреждения. Я решил, что прождали мы уже достаточно долго, и только решился вопрос, как вдруг прямоугольное туловище начало медленное поступательное движение вокруг своей оси против часовой стрелки. Руки были! У меня отлегло от сердца... Одна из них держала чашку, а другая совершала «вытирательные» движения о полу коричневого пиджака. В голове был рот, и он продолжал жевать. Глаза тоже были, и они смотрели на меня, а я, впервые в жизни, ощутил на себе действие телекинеза. Мысли архивного секретаря стремительной рекой влились в мой мозг и яркими красками изобразили отчетливую картину следующего содержания: «мы оба - ничтожнейшие создания, ничего не смыслящие в процедуре регистрации запросов от граждан, и даже не ведающие о существовании действующего Закона «Об обращении граждан в государственные учреждения»! Из-за таких вот никчемностей, как мы с Вовкой, в ее жизни нет счастья, а страна разворовывается, и нет этому конца и края. И вот мы стоим перед Ней и ПОЛНОСТЬЮ зависим от Ее дальнейших решений! Она вершит судьбу ничтожеств! И ничтожества сейчас справедливо ответят за свое ***********!».
Заготовленный мною заранее вопрос повис в воздухе, а женщина (назовем ее так) показав всем видом, что никакого интереса к нам не испытывает, медленной походкой подошла к столу, присела, уставилась на телефон и, стараясь выковырять языком застрявшую между зубов еду, сухо и громко заскрежетала:
– Слушаю!
Зазвонил телефон. Вовка чуть не подпрыгнул от неожиданности. Она очень неторопливо сняла трубку и поднесла ее к уху, а затем, немного отодвинув обратно, бросила на нас обжигающий взгляд. Я отошел в сторону, Вовка попятился следом за мной. Пока женщина говорила с какой-то жертвой о своей нелегкой жизни, у нас было время прийти в себя и сделать правильные выводы.
– Вовчик, тут в соседнем здании есть магазин продуктовый. Дуй туда, купи коробку конфет.
Я сунул ему в руку купюру и хлопнул по плечу.
– Можешь еще банку кофе захватить. И шоколадку! И в пакет все обязательно!
– Ага, - ответил Вовчик и пулей выскочил за дверь.
Через час мы уже снимали копии со старинных карт, а милейшей души архивный работник, суетившаяся вокруг нас, участливо предлагала ознакомиться с оригиналами Плана генерального межевания нашей губернии.
Выйдя из здания архива, я нашел взглядом стоматологическую клинику и потащил своего друга в ее сторону. Вовка, абсолютно не понимая к чему эта спешка, и куда мы вообще направляемся, пытался сопротивляться, а когда подошли к крыльцу клиники, и вовсе, вырвавшись, торопливо засеменил в противоположном направлении, боязливо оглядываясь через плечо. Я стоял на месте, а Вовчик, отойдя от меня на безопасное расстояние, остановился, глядя круглыми от страха глазами, и демонстративно отрицательно мотал нечесаной головой из стороны в сторону.
Ну, хорошо. Тогда начнем с парикмахерской...
На поезд меня провожал чисто вымытый, гладко выбритый, стриженый и надушенный молодой человек в новых лаковых туфлях, фирменных джинсах и модной рубашке с позолоченными запонками. Хронического пьяницу в нем выдавала лишь легкая припухлость лица и жуткие черные зубы, которые исправлять было уже просто некогда. Я пообещал другу приехать через неделю, как только улажу дела на студии, и закончить его преображение. Он сообщил, что твердо решил завязать с выпивкой и начать новую жизнь. Я оставил ему свою визитку и разрешил звонить в любое время, даже среди ночи. Так мы и расстались. А в город мне удалось вернуться только полгода спустя.
Останнє редагування:
