Первое, что бросается в глаза, — разношерстность этих людей. Большинство — пенсионеры, едва переставляющие ноги бабушки. Но есть и мужчина лет сорока, по-простецки, но опрятно одетый. Есть женщина с ярким макияжем и мехами напоказ. И даже девушка, которой не дашь тридцати пяти. Всего двенадцать человек.
Они стоят около урн полчаса, затем час. Общаются отдельными группами. Отмечаю, что среди них только два человека внешне тянут на «асоциальных».
Почему все они не смотрят послание президента? — задаюсь вопросом. И получаю ответ от собравшихся:
потому что ждут, когда из ближайшего супермаркета мужчина со среднеазиатскими чертами вынесет пакеты с просроченными товарами.
— Каждый день их по-разному приносят. Но обычно с одиннадцати утра до шести вечера, — рассказывает пенсионерка Светлана Вячеславовна. — Иногда по три, по четыре часа ждем. Делим по-людски: кому творог нужен — тому творог, кому хлеб — тому хлеб. Магазин хороший: если 15-го числа срок годности у товара истек, то 15-го числа его и выносят. А вот через дорогу супермаркет — они могут и через два, и через три дня вынести. До этого все продать пытаются.
Светлана в прошлом — товаровед. При Советском Союзе работала на продуктовой базе. Зарплата была 90 рублей — говорит, что хватало.
— Теперь у меня пенсия 15 000 рублей. Сын инвалид, работать не может.
За коммуналку в декабре женщина отдала 4 700 рублей, 4 000 каждый месяц она тратит на лекарства для сына.
— Остается тысяч шесть на руках. На них могу купить макароны, горох, какие-то крупы. А вот мясо уже не могу. Но иногда здесь выносят хороший фарш, и я делаю нам с сыном котлеты.
Светлана не считает, что стоять у урны — зазорно. Говорит, что честно работала, и стыдно должно быть не ей, а государству.
— Не за себя страшно. За внуков. Работы сейчас практически нет. У нас в Екатеринбурге за последние годы не стало турбомоторного завода, завода Уралтрансмаш, сильно сократил производство Уралмаш. Люди стали уезжать. А богатеют — во всей стране — 2-3 тысячи человек.
Самой Светлане недавно предложили работу. В том же магазине, из которого она берет просрочку.
— Женщина одна спросила: «Ну чего ты к помойке ходишь? Иди к нам работать». А когда узнала, что мне 70, только отвела взгляд.
Георгию 60. «У урны» он последние два года.
— xуйло депутатам послание зачитывает, а я бы этих депутатов — [ст. 105 УК РФ]. Они себе пенсии поназначали по 70-100 тысяч рублей. А я литейщиком на заводе пять лет назад работал. И зарплата была — 35 000. Неужели их труд тяжелее моего?
Пять лет назад Георгий пережил инфаркт. Получил инвалидность, с работы его выставили. Сегодня его пенсия — 11 000 рублей, за инвалидность третьей группы доплачивают 700 рублей сверху.
— Не знаю, что тебе Светлана наговорила. Мяса здесь нет. За два года ни разу фарша не видел. А вот булочки найти можно. Хотя бывает колбаса, да. Часто уже с душком. Но я еще с советских времен знаю: если протереть оливковым маслом и посолить, то можно есть.
Георгий говорит, что людям «у урны» достаются уже не лучшие из просроченных продуктов.
— В магазине есть своя мафия. Из приезжих. Они, как только получают просрочку, тут же выбирают мясо, сыр и хорошие овощи себе. А нам везут то, чем сами брезгуют. Мы даже в этом — люди второго сорта.
После инфаркта Георгий пытался трудоустроиться, но не получилось. Мужчина говорит, что его не берут ни грузчиком, ни курьером. «Больной и слишком старый уже, списали меня», — вздыхает он.
***
Мы стоим на улице уже третий час. Пакеты из магазина все не несут. По разговорам замечаю, что собравшиеся — стесняются своего положения. Многие просят меня не рассказывать о них, потому что «родственники не знают».
— У меня было ИП. Занималась розничной торговлей: были и продукты, и канцтовары, — рассказывает женщина в мехах, представляющаяся Татьяной. — Потом почему-то администрация решила не продлевать мне договор аренды земли на оба киоска. И все: бизнес пришлось сворачивать.
Нового дела Татьяна открыть не смогла. Потом подоспела пенсия — 7 086 рублей в месяц. Так теперь и живет: на копеечную пенсию и просрочку из магазина.
— Жалею только об одном: что слишком честно работала. Можно, наверное, было и зарплаты в конвертах выдавать, и водкой из-под прилавка приторговывать. Накопила бы на старость. Но воспитание не позволило.
Наконец, из магазина выходит мужчина с двумя большими черными пакетами в руках. Собравшиеся тут же окружают его. Мужчина ставит пакеты на землю, обводит людей взглядом, и говорит: «Сегодня ничего не будет».
— Вчера кто-то сфотографировал вашу очередь и выложил в интернет, — поясняет он. — Теперь магазин накажут (по закону, торговые точки должны или перерабатывать, или уничтожать просроченную продукцию — И.Ж.). Так что сегодня машина все забрала.
С этими словами он выкидывает пакеты. Из них струями налету выплескивается жидкость.
Люди расходятся, обсуждая, вернется ли просрочка для них хотя бы завтра…
