"На улицах Киева идут тяжелые бои, количество жертв растет. Кто бы мог подумать, что эти слова, вызывающие ассоциации разве что с кинохроникой времен Второй мировой войны, будут звучать в новостях.
Дым от горящих автобусов разрывается яркими вспышками свето-шумовых гранат и бутылок с зажигательной смесью. На черный от гари снег тяжело падают бурые капли. Дико, неестественно, неправдоподобно.
Я не узнаю свой город, этот город уже не мой.
Мирный, жизнерадостный, добродушный Киев, город, который я любил и в котором был счастлив, «прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром», как будто изменил сам себе. Стал вдруг мрачным, решительным, парализованным, замерзшим, съежился до размеров Майдана и прилегающих улиц, ощетинился баррикадами, на которых разношерстная колоритная публика мужественно отбивается от атак роботоподобного «Беркута», как поэтически называется местный ОМОН.
Стремительно теряющий остатки легитимности режим, ориентируясь на худшие образцы латиноамериканских диктатур прошлого века, не удовлетворяется милицией и внутренними войсками, но нанимает бандитов для того, чтобы избивать, разгонять и запугивать протестующих — или, возможно, сейчас уже точнее говорить «восставших».
Мне страшно, потому что мои друзья сейчас там. Изящная преподавательница идиша из Киево-Могилянской академии, так зажигательно исполнявшая со сцены Майдана «Хей, хей, долой полицей!», что ей подпевали даже бабушки, а радикальные украинские националисты с красно-черными флагами одобрительно воспринимали обращение «бридер ун швестер». Востоковед из академического института, прямо под окнами которого в православный праздник Крещения национал-радикальные активисты пытались прорвать милицейские кордоны, а в столь значимый для украинского национального самосознания День соборности «Беркут» убивал людей. Председатель самой старой и авторитетной всеукраинской еврейской организации, бывший диссидент и политзаключенный. Девушка — психолог и педагог, бросившая писать диссертацию, потому что настоящую отдачу она получает только от работы с детьми и подростками. Редактор научного журнала, историк Холокоста, который с документами в архиве себя чувствует куда как более естественно, нежели на баррикадах… Я привык видеть этих людей на семинарах и конференциях, в детских лагерях и университетских аудиториях, но не на политических митингах или площадях. Но они сейчас там. И я в Иерусалиме не могу оторваться от онлайн-трансляций уличных боев. Мне страшно за моих друзей.
Изредка выныривая из засасывающей воронки этого информационного потока, я вдруг с удивлением осознаю, что людям, наблюдающим за происходящим со стороны, как, впрочем, и не особо наблюдающим, совершенно непонятно, что делают на баррикадах вместе с «бандеровцами» мои еврейские друзья. Они что, сошли с ума, удивленно спрашивают меня, забыли «хмельниччину» и петлюровские погромы? Они не видят кельтских крестов, которые нет-нет да и мелькнут среди бесчисленных флагов на Майдане, не понимают, что они означают? Или даже — в какую Европу они стремятся, в ту самую, единую исключительно в неприятии Израиля?
Впрочем, это дискурс скорее тех, кто более-менее осознанно относит себя к противникам Майдана. Таких немало и в Украине, а в русскоязычной израильской среде вообще распространено некоторое настороженное отношение ко всему связанному с украинским национализмом — а революция, которой, возможно, станет Майдан, безусловно, национальная.
Еще чаще можно встретить более эмоционально-нейтральное удивление: зачем евреям лезть в эти разборки? Одну революцию уже сделали, на свою голову и на голову всего населения одной шестой части суши, так до сих пор еще не все памятники Ленину, или, как его неизменно называют национал-радикалы, Бланку, повалены…
У меня есть два ответа на этот вопрос: социологический и еврейский.
Если комментировать ситуацию, абстрагировавшись от собственных симпатий и антипатий, то на примере отношения евреев к украинскому Майдану мы видим общую закономерность, характеризирующую всю нашу общину, — не буду замахиваться на глобальные обобщения, скажу только о постсоветском пространстве. Евреи глубоко интегрированы в окружающий социум и за редкими исключениями (в виде, например, глубокого чувства солидарности с Израилем) не имеют не только собственной повестки дня, но и своего специфического четко артикулированного отношения к острым вопросам, волнующим общество. Другими словами, евреи естественным образом разделяют убеждения и установки окружающих. Мне неоднократно приходилось видеть за одним столом еврейских активистов из Армении и Азербайджана: они нередко совершенно забывают о том, что они евреи, и конфликтуют просто как типичные граждане своих стран. Собственно, другого трудно ожидать: наши ценности, взгляды и реакции формируются под влиянием среды. Поэтому естественно, что евреи Львова или Киева были подхвачены ноябрьской волной возмущения по поводу отказа украинского правительства от евроинтеграционных притязаний, а евреи Донецка и Симферополя вместе со своими земляками только едко посмеивались над «майдаунами».
Однако, пусть я буду пристрастен, мне кажется, что есть в эти дни и особенная, еврейская причина выйти на Майдан.
Представитель одного американского еврейского благотворительного фонда когда-то так объяснил мне, почему его организация дает деньги не только на общинную деятельность: любой проект, направленный на восстановление справедливости, на помощь людям, — это еврейский проект. Фонд был готов финансировать программы предоставления равной возможности доступа инвалидов-колясочников к услугам госструктур потому, что справедливость и милосердие — это еврейские ценности. Хотя это звучит как пафосная словесная эквилибристика, на самом деле этот подход базируется на американской реформистской еврейской трактовке концепции исправления мира, «тиккун олам». В подобной благотворительности есть оттенок эсхатологического мессианства.
Мне хочется думать, что среди нанятых властью бандитов, нападающих на протестующих, евреев нет. Потому что продавать свою душу за двести гривен, избивать и запугивать гражданских активистов — это не еврейские ценности, как сказал бы представитель того фонда.
А вот среди тех, кто встречает сейчас рассвет на Майдане, окоченев от холода и недосыпа, евреи точно есть".
