Крым не наш — он ничей
С интервалом в год побывал в Симферополе, пообщался с местными журналистами, предпринимателями, молодежью, огляделся по сторонам. Впечатления неожиданные.
Год назад всё шло на ура: каждая встреча была полна воодушевления, повсюду рефреном звучало восторженное «россия, россия...» И когда в те дни мне попалась на глаза статья Мустафы Найема 2009 года, в которой он предупреждал киевские власти, что Крым ни разу не украинский, буду честным, я испытал злорадство. Спустя год мне не составит труда повторить от своего имени многие предостережения Найема, только на этот раз Кремлю.
Но обо всём по порядку.
Весь Крым напоминает зал вылета симферопольского аэропорта: разрозненное население, государственная стройка, героические плакаты, налепленные случайным образом, и молчаливое ожидание комфортного перемещения в завтрашний день.
Я прилетел в Симферополь одним днём прочитать лекцию местным журналистам. Самолёт "Уральских авиалиний" битком. Буквально нет ни единого места. Все – отдыхающие: молодые, пожилые... Каждый второй – нарочито городской и модный: с маленькими собачками, планшетами и современными рюкзаками, оснащенными сложной системой вентиляции спины.
Прибывших на выходе из терминала встречает толпа – натурально, стена из людей.
Тут тебе и бомбилы, и менеджеры отельчиков с именными табличками гостей, и загорелые родственники, поджидающие бледнолицее пополнение... Жажда жизни, приправленная страстью к наживе, бьет ключом...
Первый тревожный звоночек – таксисты. Даже те, кто приезжают по вызову от фирмы *– дремучий колхоз: во время езды не выпускают из рук телефона, с которого при движении ухитряются звонить и отправлять SMS, быстро разгоняются – резко тормозят, выписывают на дороге узоры, постоянно кого-то обгоняя... Сервис даже не пытаются симулировать.
Проезжаем мимо здания "Макдоналдс" возле городского вокзала.
– Работает? – спрашиваю, увидев заветные буквы.
– Не, – отвечает лениво рулевой. – Как закрыли, так и всё .
– Жалко, – говорю. – Макдоналдс на отдыхе – часто единственное место, где можно быстро поесть без боязни отравиться.
Упоминание о мытарствах курортника не вызывает в водителе никакого сочувствия.
– Картошка там вкусная была, – бросает равнодушно. *– И мороженное. А больше ничего. Я только пару раз туда и заглядывал за все годы.
– А кто-нибудь остался из сетевиков фастфуда? – уточняю.
– Никого нет, – отвечает водитель. – Только местные. Вернутся, наверное, – добавляет он после недолгой паузы.
– Пока санкции будут, не вернутся, – неосмотрительно роняю я.
Водитель взрывается:
– Да ***** на забегаловки! Дороги бы починил кто! Разбили за зиму совсем: ездить невозможно. К приезду Медведева кое-как подлатали что-то, а так – кошмар. А это, – он кивает небрежно на очередной ларёк с шаурмой, мимо которого мы пролетаем, – не одни, так другие.
Это равнодушное «не одни, так другие», повторяемое на разные лады, будет преследовать меня эхом в разговорах с крымчанами всю поездку.
***
Четыре часа непрерывного общения с местными студентами и молодыми журналистами. Дважды за лекцию я вспоминаю о возвращении Крыма в состав России: один раз – в нейтральном ключе, второй – одобрительно. Оба раза слышу дежурный вежливый смех: никакого сочувствия или искренности. Словно это уже определенный политес или добрая традиция – улыбаться московским гостям, когда те радуются возвращению Крыма.
В процессе работы выясняю интересную подробность: никто из местных журналистов не стремится писать историю Нового Крыма – попробовать себя в роли летописца великих исторических свершений и фиксировать пошагово возвращение родной земли в отеческую гавань. Я задумываюсь и понимаю, что способен назвать в публичном пространстве ярких рассказчиков и защитников событий на Юго-Востоке Украины, но не могу вспомнить ни одного бытописателя перемен жизни Крыма.
За десять минут общения с аудиторией мы находим массу интересных тем: ЕГЭ, проблемы с водой, билеты по паспортам на междугородние автобусы... И никто из присутствующих не готов описывать от своего лица эти события для остальной России, чтобы за счёт внешнего интереса пытаться их здесь как-то исправить. Спрашиваю "почему" – отвечают неохотно, скомкано, но, если перевести на московский язык, получится "у нас тут своя атмосфера".
Православный миссионер из центральной России, приехавший в Крым в начале прошлогодних событий, чуть не плача, рассказывает мне тет-а-тет во время перерыва, что не может за год сподвигнуть местную публику на что-то патриотичное и неофициальное. Перепробовал всё – от перфомансов до кинопоказов. Его вывод неутешительный: маркировка "свой-чужой" значит в местном образованном сообществе больше, чем любые лозунги и флаги.
***
Аэропорт Симферополя практически отстроен с нуля. Новые терминалы – светлые, чистые, комфортные... Образцовый по вежливости и профессионализму персонал... Ни в одном ларьке с сувенирами во всём аэровокзале нет продукции с символикой «Крым наш!». Публика: треть – украинцы, две трети – россияне. Стоят в очередях друг около друга рядком-чередком...
На стойке регистрации переполох: молодой крымчанин спортивного вида оформляет транзит с вылетом за границу.
У него ЧП – на руках только российский паспорт, а украинский (sic!!) – в Москве. Непонятно, как он будет делать пересадку и попадать за рубеж по документу, который не признаётся иностранными юрисдикциями.
Эта ситуация не оставляет равнодушным никого из сотрудников аэропорта: все они прекращают регистрацию остальных пасажиров, быстро собирают консилиум и начинают коллегиально решать, как оформить парня так, чтобы он гарантированно попал в заветное иноземье. Все они видят этого человека впервые в жизни, но просто не в состоянии думать ни о чём другом: невооруженным глазом заметно – спасают своего.
Виновник переполоха стоит со спокойным лицом без тени смятения и раскаяния: ему, очевидно, уже привычно жонглировать паспортами, летая туда-сюда, просто на этот раз в трюке что-то пошло не так. Но он верит в своих и ждёт, когда они его выручат. Ситуацию спасает какой-то армянин в штатском: он советует зарегистрировать пассажира то ли по ксероксу, то ли по какой-то дорожной карте. И только когда спортсмен пересекает заветную черту, отправляясь на отдых в дальние края, сотрудники аэропорта вспоминают про остальных нас и вновь открывают регистрацию.
***
Полтора часа в зале вылета беседую с парой местных бизнесменов и многодетной семьёй. Выводы неутешительные:
Крым ждёт русских денег. Готов их брать. И даже говорить «спасибо», но равнодушно, без нарочитого рвения. Он уверен, что Москва непозволительно тянет и запаздывает.
В России можно прочесть о планах правительства изменить Крым, привести в него инвестиции, сделать курортом, способным конкурировать с Болгарией, Черногорией и Турцией... Крымчане ни о чём таком не думают и, главное, меняться и с кем-то за что-то конкурировать не намерены. Они себе нравятся, их всё в своей жизни по большому счёту устраивает.
Для москвичей они понавесили на процедурных кабинетах таблички с надписью "СПА", понаоткрывали кофеен, понастроили стейкхаусов, в которых жарят размороженное мясо, обильно поливая его ***ким дымом, взвинтили цены – и всё... Больше ни к чему новому особо стремиться не согласны.
Крымчане не вернулись на Родину: они её и не покидали. Их Родина – Крым: небольшой анклав, живущий по своим локальным и очень неформальным законам. Как-то перенапрягаться, сравнивая себя с кем-то, или менять мозг, пытаясь каждое своё действие истолковать в контексте интересов огромной страны, местные жители желанием не горят и не торопятся.
Да, они не любили украинский коррупционный произвол, но и российская муштра им тоже не совсем по сердцу.
По их локальному мнению, в Крым сейчас зашли москвичи: решают какие-то внешние вопросы, строят что-то для себя (тот же аэропорт). Какие-то вещи улучшились, какие-то стали хуже. Крымчанам важны частности: ситуация со светом не меняется, доходы от сезонной сдачи углов грозятся обложить налогом, билеты на транспорт дорожают – всё это им откровенно не нравится.
Касательно войны в Новороссии, кстати, тоже не всё однозначно – никакой массовой благодарности России, что она задержала войну у крымских границ, как это трактуют на нашем телевидении, там нет и в помине. В Крыму у родных и близких отсиживается большое количество жителей Донецка, которые ждут любого решения конфликта, чтобы спокойно вернуться домой. Опять пресловутое – «не те, так эти»
Я не был в Севастополе, видимо, в силу военного и исторически пророссийского характера этого города, там всё более определенно и позитивно. Что же до остального Крыма, мне показалось, здесь есть некоторое количество увлеченных сторонников России (в основном, юноши к 30-ти, для которых активное политическое кредо *– своеобразная публичная игра и потенциальный социальный лифт), есть чиновники, для кого активная пророссийская риторика *–* часть профессиональных обязанностей, вероятно, есть сколько-то пенсионеров, для которых россия – правопреемница СССР, наследница их юности...
Но остальной Крым – трудоспособный и взрослый, Крым собственников – напоминает Простоквашино, неформальный лидер которого любил повторять: «Я – сам по себе мальчик, свой собственный!»
Что-то похожее можно сегодня прочесть в глазах у обычных крымчан, если внимательно в них всмотреться.
