ПаРыж-ан
Мир, изнасилованный недомыслием (особенно оскорбительным в последние две сотни лет), перманентно* пучится войной. В том числе в общепринято-пушечном смысле – под разными флагами и названиями: племенными, пуническими, Алой и Белой Розы, Мировыми, революционными, майданными. Оскорбительно не знать то, что уже 200 лет должно быть известно каждому: можно и нужно жить без войн и кризисов!
Больная, как и все остальные, страна «советов» была беременна обострением. Она разрешалась выкидышем. Перестройкой.
Столовка на 1-м этаже решила соответствовать. Она лишила себя старых столов, бесплатного хлеба на них, срача в подвалах и неучтённых отходов для неучтённых крыс. Утратившие и стол, и дом, обездоленные разбрелись. Они волочили длинные хвосты в любое время, на любой этаж и сеяли панику.
Первоэтажный жилец, оптимист Сеня, слышал хруст. Не понимал его значения, пока по комнате не начали деловито сновать новые сожители. Отсутствие прописки их не смущало.
– Лариска, ты меня не уважаешь! – упрекал он одну из сообитательниц, когда та нагло рассматривала его с середины комнаты. Семён, человек уживчивый, необременённый женщиной, не возникал, пока туалетом не стала вся квартира.
Переговоры не удались, и это не оставило шансов. Неравные силы требовали союзника.
Терпилец поехал на птичий (местами – кошачий) рынок. На ступеньках метро его увидел котёнок. Сеня давно лишился девственности. В плане понимания: его, как и других мужиков, выбирают женщины. (Выбор всегда был небогат и очень редко – удачен.) В этот раз его выбрал котёнок…
Рыжее существо с небесно-голубыми глазами – непередаваемый аристократизм и изысканность. Как Париж когда-то. Ассоциация навеяла имя с двумя заглавными: ПаРыж-ан.
Одинокая жизнь светилась ночными раздумьями, последние – приступами рифмоплётства:
Ты, малыш мой, очень рыж,
Носишься, растёшь, шалишь,
И с тобою стал мой дом
Домом с ласковым котом.
На одну ребячью душу
Стал добрей мой дом. Не скучно!
Всем гостям, уставшим где-то,
Души будут здесь согреты.
Я знакомлю их с котом,
Остальное всё – потом!
Тебя выбрали, и ты не знаешь – кто. ПаРыж-ан оправдал всё и сразу. Он ловил и гордо демонстрировал длиннохвостых больше себя. По утрам около туалета сильно не хватало военного оркестра.
Сын Семёна, тигрёнок по рождению, констатировал: очень умный кот. Они прекрасно понимали друг друга: – Ты чего лыбишься? – спрашивал сын. В ответ кот довольно урчал.
Как и остальные дети Семёна, кот чувствовал себя вольготно. Гулял когда и где хотел. Не очень крупный, он легко запрыгивал с пола на двухметровый шкаф и прогуливался по верхам качающихся дверей.
Приступы рифмоплётства не покидали Семёна:
Мой рыжий кот доверчиво, уютно
Клубочком ласковым облюбовал постель,
Сироткой скромною (не обмануться б!)
Готов промучиться в подушках целый день;
Разнеженный и мягкий, глазки мутно
Открыть не может – много дел
Он переделал. Поминутно
Расписана ночных хождений тень:
Визит к соседскому заморышу-мерзавцу,
Что вздумал НАШЕЙ улицей бродить,
Проверить все помойки, распи-с-с-с-аться,
Впитать кошачьих сплетен дым,
И с громким Ором нежным утром
Взлететь на стол, всё рассказав о том,
Что он плюётся, ведь уже полсуток
Еды от нас не видел, и что сом –
Да, стырил! – Приготовлен был… ммм – неважно,
И что такое? К ласкам он готов,
А все лентяи дрыхнут! Он им скажет!
И тапки, кстати, от кровати далеко…
Клубочком ласковым мой кот не стал кусаться,
А я – я, старый пень, люблю его, мерзавца!
ПаРыж-ан не только спал, ел и смотрел новости – он заботился о семье. С гулек приходил с дарами. Чаще всего – с брюшком сёмги в зубах – сказывалось благородное происхождение!
Крысы уважали ПаРыж-ана. Понадобилась пара месяцев, чтобы он перешёл на ловлю сёмги.
Однажды непоседа-сын затеял с приятелем возню в полуклассическом стиле в квартире Семёна. ПаРыж-ан определил своё место на баррикадах и молча вцепился в ногу пришлого наглеца. «Наши» отметили победу.
Трёхлетний красавец-кот прочно установил себя. Он никогда не приходил с боевыми отметинами – эту красоту он дарил соперникам. Количество рыжих и полу рыжих котов в округе стабильно росло.
Как-то Семён заметил во дворе коллегу ПаРыж-ана – работницу санэпидслужбы. Та по-своему
боролась с неистребимыми обитателями подземелий.
– А моему четырёхлапому отрава не повредит? – спросил Семён.
– Если он не ест зерно,– ответила служивая.
Чего-чего, а зерноедства за ПаРыж-аном не замечалось. Если бы Сеня мог предвидеть…
По странному совпадению в тот слякотный день Семён с отцом отправились помянуть предыдущее поколение. Семён родился в 59-том и видел только пару фото – тела его деда и бабушки с фашистскими пулями навсегда остались на окраине Харькова в чудовищном 41-м.
ПаРыж-ан отметил годовщину катастрофически неудачной охотой. Он поймал отравленную крысу.
Когда Семён вернулся, соседи рассказали: кот спокойно лежал около окон своей квартиры, смотрел вокруг, облизывался, потом положил голову на лапы и затих. Навсегда.
Он был улыбчивым котом
И многое умел,
Гроза всех крыс, но не о том
Сегодня я бы спел;
Одним прыжком – на шкаф, на стол,
Насмешлив был и смел,
Шкаф был высок, но не о том
Сегодня вам бы спел;
Мой умный, рыжий, славный кот –
Обид он не терпел,
И хвост трубой, но не о том
Я вам бы спеть хотел;
Как всё он знал и понимал,
Как жил и как любил,
Неважно, кто зерно в подвал
Отравой положил;
Хлеб кот мой пищей не считал,
Ведь он охотник был!
Больную крысу он поймал,
Неважно, кто зерно в подвал
Отравой положил;
Устроил мой герой привал –
Красив, как будто жив,
Неважно, кто зерно в подвал
Отравой положил;
Проходит боль, уходит стон,
Как «на щите» – кот цел,
Как я любил его – о том
Я рассказать успел!
* – постоянно