Бой только закончился, солнце нежным июльским теплом ласкало перезревшиеколосья пшеницы. Даже не верилось что только что рвались снаряды и свистелипули, а грохот автомата глушил даже биение сердца. Ополченец умирал. Где-то всоседней области ребятишки дружной стайкой выдвигались на пруд купаться, врач,уставший от дежурства неспешно пил свой бокал пива в уютной палатке, слесарьяростно дул на ушибленный палец, краем глаза гордо глядя на толькоизготовленную идеальную деталь...Ополченец умирал. Кровь яростно хлестала изпростреленной груди и аккуратного среза на месте бывших гениталий, в глазахмелькали разноцветные круги и звон в ушах...Но нет!- Это шаги!Женщина. Молодая, здоровая, склонилась над героем, с материнской нежностьюзаглянула в глаза. Красивая- ее не портили даже разбитая губа и фонарь подглазом. Дохнула в лицо вчерашним перегаром, улыбнулась, подолом халата вытерламокрый от пота лоб героя.-;Плохо, соколик?;И ополченец приподнял вдруг голову и твердым, звенящим от напряжения голосомсказал: -;Ты передай, братве, Хуйлу передай- я до конца сражался, не лох япозорный! Шоб наши люди всегда ботали только по фене, шоб Рассеюшка крепла иприрастала новыми территориями, шоб фраера всякие не указывали как братвежить!..;- И тут же умолк, на этот яростный рывок истратив последние силы,чувствуя как в предсмертной судороге очищается кишечник.И женщина обняла его, прижала к своей пышной груди, нежно, как ребенка. -;Тыспи, ты все что мог сделал. Герой. За нас, за меня, за моих сыночков умер. Уменя ж их двое, сорванцы. И когда вырастут- то станут казаками, и насиловать ихбудут только самые красивые кадыровцы! Родина тебя не забудет, спи, герой!;..