Как давно это было. Ещё не все опаскудились, ещё не всё было продано, просрано, разлюблено и проклято. И Юра сидел, свесив ноги со сцены в "Олимпийском", пил чай из стакана в подстаканнике и пел, держа близоруко перед собой с листа, "Церковь", и мы курили траву, передавая друг другу, и зажигали огоньки в кулаках, и казалось, что мы победим. А на выходе мусор кого-то попытался достать с лестницы дубинкой и упал в проход, и все радостно ревели, но толпа несла мимо, и я вышел в московскую зиму и пошёл пешком к метро, думать, осознавать, заново переживать и заново отчаиваться, что ничего не изменилось, кроме меня.
