Все затихло в комнате.
-- Где это Золотоноша? -- спросил вдруг один из мальчиков у Басистова.
-- В Полтавской губернии, мой милейший, -- подхватил Пигасов, -- в самой Хохландии. (Он обрадовался случаю переменить разговор.) -- Вот мы толковали о литературе, -- продолжал он, -- если б у меня были лишние деньги, я бы сейчас сделался малороссийским поэтом.
-- Это что еще? хорош поэт!-- возразила Дарья Михайловна, -- разве вы знаете по-малороссийски?
-- Нимало; да оно и не нужно.
-- Как не нужно?
-- Да так же, не нужно. Стоит только взять лист бумаги и написать наверху: "Дума"; потом начать так: "Гой, ты доля моя, доля!" или: "Седе казачино Наливайко на кургане!", а там: "По-пид горою, по-пид зеленою, грае, грае воропае, гоп! гоп!" или что-нибудь в этом роде. И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непременно заплачет, -- такая чувствительная душа!
-- Помилуйте! -- воскликнул Басистов. -- Что вы это такое говорите? Это ни с чем не сообразно. Я жил в Малороссии, люблю ее и язык ее знаю... "грае, грае воропае" -- совершенная бессмыслица.
-- Может быть, а хохол все-таки заплачет. Вы говорите: язык... Да разве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести следующую, первую попавшуюся мне фразу: "Грамматика есть искусство правильно читать и писать". Знаете, как он это перевел: "Храматыка е выскусьтво правыльно чытаты ы пысаты... " Что ж, это язык, по-вашему? самостоятельный язык? Да скорей, чем с этим согласиться, я готов позволить лучшего своего друга истолочь в ступе...
Басистов хотел возражать.
