- Потому что я сам не понимаю, - сказал Валентин. - У меня есть
системы уравнений, но как их истолковать, я представления не имею... А
"ведьмин студень" - это, вероятно, коллоидный газ?
- Он самый. Слыхали о катастрофе в Карригановских лабораториях?
- Слыхал кое-что, - неохотно отозвался Валентин.
- Эти идиоты поместили фарфоровый контейнер со студнем в специальную
камеру, предельно изолированную... То есть это они думали, что камера
предельно изолирована... А когда они открыли контейнер манипуляторами,
студень прошел через металл и пластик, как вода через промокашку, вырвался
наружу, и все, с чем он соприкасался, превращалось опять же в студень.
Погибло тридцать пять человек, больше ста изувечено, а все здание
лаборатории приведено в полную негодность. Вы там бывали когда-нибудь?
Великолепное сооружение! А теперь студень стек в подвалы и нижние этажи...
Вот вам и прелюдия к контакту.
Валентин весь сморщился.
- Да, я знаю все это, - сказал он. - Однако согласитесь, Ричард,
пришельцы здесь ни при чем. Откуда они могли знать о существовании у нас
военно-промышленных комплексов?
- А следовало бы знать! - назидательно ответил Нунан.
- Они сказали бы вам на это: следовало бы давным-давно уничтожить
военнопромышленные комплексы.
- И то верно, - согласился Нунан. - Вот бы они и занялись, раз такие
могучие.
- То есть вы предлагаете вмешательство во внутренние дела
человечества?
- Гм, - сказал Нунан. - Так мы, конечно, можем зайти очень далеко. Не
будем об этом. Вернемся лучше к началу разговора. Чем же все это кончится?
Ну вот, например, вы, ученые. Надеетесь вы получить из Зоны что-нибудь
фундаментальное, что-нибудь такое, что действительно способно перевернуть
науку, технологию, образ жизни?..
Валентин пожал плечами.
- Вы обращаетесь не по адресу, Ричард. Я не люблю фантазировать
впустую. Когда речь идет о таких серьезных вещах, я предпочитаю осторожный
скепсис. Если исходить из того, что мы уже получили, впереди целый спектр
возможностей, и ничего определенного сказать нельзя.
- Ну хорошо, попробуем с другого конца. Что вы, по вашему мнению, уже
получили?
- Как это ни забавно, довольно мало. Мы обнаружили много чудес. В
некоторых случаях мы научились даже использовать эти чудеса для своих
нужд. Мы даже привыкли к ним... Обезьяна нажимает красную кнопку -
получает банан, нажимает белую - апельсин, но как раздобыть бананы и
апельсины без кнопок, она не знает. И какое отношение имеют кнопки к
бананам и апельсинам, она не понимает. Возьмем, скажем, "этаки". Мы
научились ими пользоваться. Мы открыли даже условия, при которых они
размножаются делением. Но мы до сих пор не сумели сделать ни одного этака,
не понимаем, как они устроены, и, судя по всему, разберемся во всем этом
не скоро... Я бы сказал так. Есть объекты, которым мы нашли применение. Мы
используем их, хотя почти наверняка не так, как их используют пришельцы. Я
совершенно уверен, что в подавляющем большинстве случаев мы забиваем
микроскопами гвозди. Но все-таки кое-что мы применяем: "этаки",
"браслеты", стимулирующие жизненные процессы... различные типы
квазибиологических масс, которые произвели такой переворот в медицине...
Мы получили новые транквилизаторы, новые типы минеральных удобрений,
переворот в агрономии... В общем, что я вам перечисляю! Вы знаете все это
не хуже меня, браслетик, я вижу, сами носите... Назовем эту группу
объектов полезными. Можно сказать, что в какой-то степени человечество ими
облагодетельствовано, хотя никогда не следует забывать, что в нашем
эвклидовом мире всякая палка имеет два конца...
- Нежелательные применения? - вставил Нунан.
- Вот именно. Скажем, применение этаков в военной промышленности... Я
не об этом. Действие каждого полезного объекта нами более или менее
изучено, более или менее объяснено. Сейчас остановка за технологией, но
лет через пятьдесят мы сами научимся изготавливать эти королевские печати
и тогда вволю будем колоть ими орехи. Сложнее обстоит дело с другой
группой объектов, сложнее именно потому, что никакого применения они у нас
не находят, а свойства их в рамках наших нынешних представлений решительно
необъяснимы. Например, магнитные ловушки разных типов. Мы понимаем, что
это магнитная ловушка, Панов это очень остроумно доказал. Но мы не
понимаем, где источник такого мощного магнитного поля, в чем причина его
сверхустойчивости... ничего не понимаем. Мы можем только строить
фантастические гипотезы относительно таких свойств пространства, о которых
раньше даже не подозревали. Или К-23... Как вы их называете, эти черные
красивые шарики, которые идут на украшения?
- "Черные брызги", - сказал Нунан.
- Вот-вот, "черные брызги"... Хорошее название... Ну, вы знаете про
их свойства. Если пустить луч света в такой шарик, то свет выйдет из него
с задержкой, причем эта задержка зависит от веса шарика, от размера, еще
от некоторых параметров, и частота выходящего света всегда меньше частоты
входящего... Что это такое? Почему? Есть безумная идея, будто эти ваши
"черные брызги" - суть гигантские области пространства, обладающего иными
свойствами, нежели наше, и принявшего такую свернутую форму под
воздействием нашего пространства... - Валентин вытащил сигарету и закурил.
- Короче говоря, объекты этой группы для нынешней человеческой практики
совершенно бесполезны, хотя с чисто научной точки зрения они имеют
фундаментальное значение. Это свалившиеся с неба ответы на вопросы,
которые мы еще не умеем задать. Упомянутый выше сэр Исаак, может быть, и
не разобрался бы в лазере, но он во всяком случае понял бы, что такая вещь
возможна, и это очень сильно повлияло бы на его научное мировоззрение. Я
не буду вдаваться в подробности, но существование таких объектов, как
магнитные ловушки, К-23, "белое кольцо", разом зачеркнуло целое поле
недавно процветавших теорий и вызвало к жизни совершенно новые идеи. А
ведь есть еще третья группа...
- Да, - сказал Нунан. - "ведьмин студень" и прочие прелести...
- Нет-нет. Все это следует отнести либо к первой, либо ко второй
группе. Я имею в виду объекты, о которых мы ничего не знаем или знаем
только понаслышке, которые мы никогда не держали в руках. То, что уволокли
у нас из-под носа сталкеры, - продали неизвестно кому, припрятали. То, о
чем они молчат. Легенды и полулегенды: "машина желаний", "бродяга Дик",
"веселые призраки"...
- Минуточку, минуточку, - сказал Нунан. - Это еще что такое? "Машина
желаний" - понимаю...
Валентин засмеялся.
- Видите, у нас тоже есть свой рабочий жаргон. "Бродяга Дик" - это
тот самый гипотетический заводной медвежонок, который бесчинствует в
развалинах завода. А "веселые призраки" - это некая опасная турбуленция,
имеющая место в некоторых районах Зоны.
- Первый раз слышу, - сказал Нунан.
- Вы понимаете, Ричард, - сказал Валентин, - мы ковыряемся в Зоне два
десятка лет, но мы не знаем и тысячной доли того, что она содержит. А если
уж говорить о воздействии Зоны на человека... Вот, кстати, тут нам
придется ввести в классификацию еще одну, четвертую группу. Уже не
объектов, а воздействий. Эта группа изучена безобразно плохо, хотя фактов
накопилось, на мой взгляд, более чем достаточно. И вы знаете, Ричард, меня
иногда мороз продирает по коже, когда я думаю об этих фактах.
- Живые покойники... - пробормотал Нунан.
- Что? А... Нет, это загадочно, но не более того. Как бы это
сказать... Это вообразимо, что ли. А вот когда вокруг человека вдруг ни с
того ни с сего начинают происходить внефизические, внебиологические
явления...
- А, вы имеете в виду эмигрантов...
- Вот именно. Математическая статистика, знаете ли, это очень точная
наука, хотя она и имеет дело со случайными величинами. И кроме того, это
очень красноречивая наука, очень наглядная...
Валентин, по-видимому, слегка охмелел. Он стал говорить громче, щеки
его порозовели, а брови над черными окулярами высоко задрались, сминая лоб
в гармошку.
- Люблю непьющих, - с иронией сказал Нунан.
- Не отвлекайтесь! - сказал Валентин строго. - Слушайте, что вам
рассказывают. Это очень странно. - Он поднял рюмку, разом отхлебнул
половину и продолжал: - Мы не знаем, что произошло с бедными хармонтцами в
самый момент Посещения. Но вот один из них решил эмигрировать.
Какой-нибудь обыкновеннейший обыватель. Парикмахер. Сын парикмахера и внук
парикмахера. Он переезжает, скажем, в Детройт. Открывает парикмахерскую, и
начинается чертов бред. Более девяноста процентов его клиентуры погибает
на протяжении года: гибнут в автомобильных катастрофах, вываливаются из
окон, вырезаются гангстерами и хулиганами, тонут на мелких местах, и так
далее, и так далее. Возрастает количество стихийных бедствий в Детройте и
его окрестностях. Откуда-то берутся смерчи и тайфуны, которых в этих
местах не видывали с тысяча семьсот забытого года. Ну и все в таком же
роде. И такие катаклизмы происходят в любом городе, в любой местности, где
селится эмигрант из района Посещения, и количество этих катаклизмов прямо
пропорционально числу эмигрантов, поселившихся в данном месте. И заметьте,
подобное действие оказывают только те эмигранты, которые пережили само
Посещение. Родившиеся после Посещения на статистику несчастных случаев
никакого влияния не оказывают. Вы прожили здесь десять лет, но вы приехали
после Посещения, и вас без опаски можно селить хоть в Ватикане. Как
объяснить такое? От чего нужно отказаться: от статистики? Или от здравого
смысла? - Валентин схватил рюмку и залпом допил ее.
Ричард Нунан почесал за ухом.
- М-да, - сказал он. - Я вообще-то наслышан о таких вещах, но я,
честно говоря, всегда полагал, что все это, мягко выражаясь, несколько
преувеличено... Действительно, с точки зрения нашей могучей позитивистской
науки...
- Или, скажем, мутагенное воздействие Зоны, - прервал его Валентин.
Он снял очки и уставился на Нунана черными подслеповатыми глазами. - Все
люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям
как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у
сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами. Почему? Где
мутагенный фактор? Радиации в Зоне никакой. Химическая структура воздуха и
почвы в Зоне хотя и обладает своей спецификой, но никакой мутагенной
опасности не представляет. Что же, мне в таких условиях в колдовство
начать верить? В дурной глаз?
- Я вам сочувствую в ваших метаниях, - ответил Нунан. - Но,
откровенно говоря, лично мне ожившие покойники действуют на нервы гораздо
сильнее, чем данные статистики. Тем более, что данных статистики я никогда
не видел, а покойников и видел и обонял предостаточно...
Валентин легкомысленно махнул рукой.
- А, покойники ваши... - сказал он. - Слушайте, Ричард, вам не
стыдно? Вы же все-таки человек с образованием... Во-первых, никакие они не
покойники. Это же муляжи... реконструкции по скелету... чучела... А потом,
уверяю вас: с точки зрениям фундаментальных принципов, эти ваши муляжи не
более и не менее удивительная вещь, чем вечные аккумуляторы. Просто
"этаки" нарушают первый принцип термодинамики, а муляжи второй, вот и вся
разница. Все мы в каком-то смысле пещерные люди, ничего страшнее призрака
или вурдалака представить себе не можем. А между тем нарушение принципа
причинности гораздо более страшная вещь, чем целые стада привидений... И
всяких там чудовищ Рубинштейна... или Валленштейна?
- Франкенштейна.
- Да, конечно, Франкенштейна. Мадам Шелли. Супруга поэта. Или дочь. -
Он вдруг засмеялся. - У этих ваших муляжей есть одно любопытное свойство:
автономная жизнеспособность. Можно у них, например, отрезать какую-то
часть, и она будет жить. Отдельно. Без всяких физиологических растворов...
Так вот, недавно доставили в институт одного такого.... Это мне лаборант
Бойда рассказывал... - Валентин захохотал.
- А не пора ли нам по домам, Валентин? - сказал Нунан, глядя на часы.
- У меня есть еще одно важное дело.
- Пойдемте, - сказал Валентин, тщетно пытаясь попасть лицом в оправу
очков и, наконец, взяв очки в обе руки и старательно водрузив их на место.
- У вас машина?
- Да, я вас завезу.
Они расплатились и направились к выходу. Валентин то и дело с размаху
прикладывал палец к виску, приветствуя знакомых лаборантов, которые с
любопытством наблюдали за светилом мировой физики. У самого выхода,
приветствуя расплывшегося в улыбке швейцара, он сшиб с себя очки, и все
трое кинулись их ловить.
- У меня завтра эксперимент. Вы знаете, любопытная вещь... -
приговаривал Валентин, влезая в "пежо".
И он принялся рассказывать о завтрашнем эксперименте. Нунан отвез его
в научный городок.
А ведь они тоже боятся, думал он, снова усаживаясь в "пежо". Боятся,
высоколобые... Да так и должно быть. Они должны бояться даже больше, чем
все мы, простые обыватели, вместе взятые. Ведь мы просто ничего не
понимаем, а они по крайней мере понимают, до какой степени ничего не
понимают. Смотрят в эту бездонную пропасть и знают, что неизбежно им туда
спускаться, - сердце заходится, но спускаться надо, а как спускаться, что
там на дне и, главное, можно ли будет потом выбраться?.. А мы, грешные,
смотрим, так сказать, в другую сторону. Слушай, а может быть, так и надо?
Пусть оно идет все своим чередом, а мы уж поживем как-нибудь. Правильно он
сказал: самый героический поступок человечества это то, что оно выжило и
намерено выжить дальше... А все-таки черт бы вас подрал, сказал он
пришельцам. Не могли устроить свой пикник в другом месте. На Луне,
например... Или на Марсе. Такая же вы равнодушная дрянь, как и все, хоть и
научились свертывать пространство. Пикник, видите ли, устроили. Пикник...