Привет, русофобы!
Посилання видалено
ua.com
Посилання видалено
ua.comПапы и патриархи
Второй древний очаг русофобии возник в Риме – столице католицизма, который с 11 века официально поссорился с византийским православием. Их противостояние в 1204 году дошло до постыдного апогея – разграбления крестоносцами Константинополя, в том числе всех его православных храмов. Однако к тому времени православие уже приняли Болгария, Сербия, Румыния и самая крупная славянская страна – Русь. Которая и приняла на себя основной удар этого многовекового противостояния.
Средневековый экспансивный католицизм не делал особых различий между людьми по их национальности, но в его глазах православные были однозначно «схизматиками», раскольниками и еретиками. Из этого Рим сделал три вывода, которые обратил в догмы для всех своих «верных».
Первая – вера, традиции и мысли у «схизматиков» ошибочные и даже преступные. Поэтому заслуживают не уважения, а искоренения, в лучшем случае – исправления. Из этого следовало второе – необходимость миссионерского продвижения на Восток для перекрещивания заблудших в истинную веру. Там, где заблудшие не спешили каяться и сопротивлялись, рекомендовалось применять силу. Из чего тут же следовало, что «еретиков» можно мучить и ******* – во имя «святого дела».
Со временем воинственность католицизма по отношению к Руси, а затем России несколько упала – с потерей своих военных, экономических и политических возможностей, хотя Рим не раз благословлял различные «походы на Восток». Однако он сумел укоренить в сознании Европы, что там живут люди, убеждения которых неправильные и вредные. Эту идею разделили затем и протестанты, для которых православие в любом случае было «ошибочной» религией.
Такое отношение к России (имеется в виду и Украина) не изменилось и в 1917 году. В сменившем православие большевистском атеизме Запад увидел новую вредную «веру», выступить против которой было святым делом и с точки зрения католицизма или протестантов, и с точки зрения новой европейской идеологии – либерального гуманизма. Впрочем, фашизма тоже.
Еще одним фактором формирования европейской русофобии стал кальвинизм с его культом богатства, якобы являющегося благословением Божьим – в то время как на православной Руси близостью к Богу считалась бедность. Впоследствии из кальвинизма выросла современная идеология западного буржуазного потребительского общества, в котором мерилом уважения является размер капитала. Поэтому бедность подавляющего числа граждан постсоветских республик для либералов Запада является еще одним поводом считать их бестолковыми дикарями.
Вот, собственно, почему многие на Западе считают Россию «медвежьей страной», населенной неполноценным и упорствующими в своем невежестве людьми. Которую нужно либо перекраивать на западный стандарт, под строгим контролем «мировой общественности» и местных либералов и «правозащитников» (как людей с «правильным» мышлением), либо отгородиться от нее железным занавесом. В этом суть западной этнической русофобии, то есть негативного восприятия самого русского этноса и особенно его национальной идеологии.
Польский орел и…
Использование в качестве новых «крестителей» Руси немецких рыцарей, которых благословили нести на захваченные земли свет веры, как известно, закончилось неудачно. Поэтому со времен Грюнвальда практически единственной силовой структурой католического наступления на Восточную Европу была армия Польского королевства, а затем Речи Посполитой. В целом это противостояние тоже было экономическим – Речь приняла эстафету борьбы между Великим Литовским княжеством и восточно-русскими княжествами за земли Руси.
Столь высокая миссия, вкупе с размером захваченных земель и количеством превращенных в крепостных «схизматиков», помноженная на близость шляхты к европейской культуре, создала того самого заносчивого шляхтича, который с презрением смотрел на православного «хама». Каково же было его возмущение, когда сначала эти «хамы» изгнали поляков из Украины, а затем армия «схизматической» Российской империи просто упразднила Польшу как политико-административную единицу.
Неудивительно, что с момента раздела Речи и до 60-х годов 19 века шляхта только и делала, что готовилась к восстанию против «********» (кстати, это польское слово). Сами восстания проходили, как известно, неудачно, а примкнувшие к Наполеону кавалеристы Домбровского были сначала биты на Бородинском поле, а потом добиты смоленскими мужиками.
Свои военные поражения шляхта компенсировала сотрясением воздуха. В частности, Николай Ульянов описывает собравшихся во Львове участников неудавшегося восстания 1863 года: «Здесь собралась наиболее рьяно, наиболее гонорово настроенная часть польских националистов. Кичливая заносчивость при жалком положении, позерство, непрестанный барабанный бой в речах и в печатных выступлениях снискали им, даже у самих поляков, прозвание «трумтадратов». Эта группа никогда не ломала головы над размышлениями об излечении вековых болезней своей страны. Она и слышать не хотела об этом, но бранила Россию на чем свет стоит. Чем крепче обругать, чем глубже унизить ее в своих речах, тем ближе казался им день возрождения Польши».
Заметим – эти строки сегодня могут служить комментарием к высказываниям президента Грузии Михаила Саакашвили или заседаниям грузинского парламента.
Эта особенность польского национализма, заставляющая своих адептов бить в набат и истошно митинговать при одном слове «русские», была привита создававшемуся в те годы галицкому национализму.
Первоначально национальное движение в Галиции не знало никакой русофобии. Напротив, оно развивалось двумя путями, в том числе и русофильским – и считающих себя русинами, и даже русскими, там было даже больше, чем называющихся украинцами. Но только до тех пор, пока в него активно не вмешались поляки, которые, испытывая дефицит в живой силе для своих восстаний, решили привлечь на свою сторону украинцев.
Поляки умели убеждать своих потенциальных союзников лучше, чем воевать. Они настойчиво уговаривали Наполеона начать поход в Россию. В 20-м веке выходцы из Польши, осевшие в США и занявшие там политические посты, умели настроить Вашингтон на радикальную позицию в отношении СССР. Поэтому можно уверенно предположить, что в 19 веке они убедительно растолковали Австрии, кто является ее главным врагом. А заодно использовали против России национальное движение в Галиции – как основу для всеукраинского национализма, с помощью которого Австрия якобы сможет заполучить себе Малороссию и выход к Черному морю.
Как только национальное возрождение в Галиции было взято под контроль Вены и ее «добрых друзей» поляков, в него начали впрыскивать ударные дозы русофобии. Причем русофобии именно польского образца – бескомпромиссной, воинствующей и невероятно позерской. Но если ее существование у поляков было объяснимо – все же люди были разгневаны за потерю своей страны, – то в устах галицких «украинствующих» она выглядела более чем странно, поскольку галичане с русскими и Россией практически не сталкивались. Пришлось срочно создавать ее «причины» – то доставая некие «исторические факты», то публикуя во львовских газетах страшилки о жутких репрессиях против «українськіх братів, що у ярмі Московської імперії».
Когда известный украинский философ и писатель Пантелеймон Кулиш увидел, во что превратилось национальное движение в Галиции, он с ужасом уехал из Львова. Лишь часть украинской интеллигенции Малороссии приняли то учение, которое пришло к ним с Запада – да и то не полностью. До сих пор оно не пользуется популярностью у большинства жителей Центральной и абсолютного большинства жителей Восточной и Южной Украины. Но именно его адепты являются самой верной электоральной гвардией оранжевой власти, готовые перенести любые трудности, если это поможет «дати дулю Москві».
…и британский лев
Однако такая держава, как Великобритания, кукишами никогда не ограничивалась. И 150 лет назад напрямую столкнулась с Россией из-за собственных интересов на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Кроме того, россия имела намерения «наложить руку» на турецкие проливы и Палестину, серьезно обосноваться в Средиземном море и выйти в Афганистан и Персию.
Получив урок Крымской кампании и помня судьбу Наполеона, Британия отказалась от мысли покончить с Россией одной успешной войной или тем более завоевать ее (она с трудом переваривала одну Индию). Лондон избрал иную стратегию: постепенное ослабление России и выдавливание ее из зон интересов Британии.
Туманный Альбион усердно ткал паутину, в которой должна была запутаться ее соперница: финансовая зависимость от европейских банков, втягивание России в войны, взращивание внутри нее деструктивных политических сил. Последним, правда, активно занимались также Германия и Австрия, но только Британия при этом умудрилась стать союзницей России.
Британцы, несшие свое бремя «белого человека» по всему миру, страдали этнической русофобией менее всех европейцев, поскольку одинаково пренебрежительно относились ко всем «ненордическим» народам – именно в Британии родилась идеология «научного» нацизма, именно там впервые начали мерить черепа «низших рас». Что русские, что австралийцы или индийцы – для них все были «туземцами».
Зато Лондон беспокоило другое – сильное российское государство и все, что обеспечивает залог его силы. Это была уже политическая русофобия, породившая мифы о зловещем русском медведе, который де только и мечтает, как бы сожрать Европу. Особенно пугали две идеи: славянофильства – в ней Англия видела знамя, под которым россия войдет на Балканы, а также православный лозунг освобождения Гроба Господнего десантом русских моряков. В каждом шаге по усилению своей экономики, государственной структуры, армии, в каждой мобилизующей русское общество прорусской или прославянской идеологии Англия вот уже более 100 лет видит «усиление Российской империи».
Обычная и позолоченная
Все эти разновидности русофобий во второй половине 20 века перекочевали в США, где вместе со страхом к коммунизму сплавились в довольно пеструю антирусскую истерию. А уже оттуда она проникла в постсоциалистические и постсоветские страны – через новые политические силы, которые во многом выросли именно на идеологии, поставляемой из США. Кое-где эта идеология дополнила местные виды русофобии.
Такие гибриды порою вызывают просто смех. Например, когда западноукраинский русофоб с польскими эмоциями и тщеславием уверяет, что он по крови «ариец», а по культуре – европеец, а значит на голову выше всех русских. И неважно, что этот «европеец» живет в однокомнатной «хрущевке» и уже пять лет не имеет постоянной работы и горячей воды в кране.
К началу 21 века русофобия – где умеренная, а где и просто отчаянная, где собственная, а где привнесенная извне – стала таким естественным атрибутом политики и идеологии на Западе и в ряде постсоветских стран, что является еще одной связывающей их «ценностью». Которую никто не ставит под сомнение, как будто она уже стала «общечеловеческой». Впрочем, там не спешат осуждать и еще одну подобную «ценность», которая отчетливо проявляется на Западе в последние годы – фобия к мусульманам и мусульманскому миру.
Поэтому, делая ставку на антироссийскую карту, украинская власть может пытаться заручиться политической поддержкой «русофобского интернационала» – то есть тех иностранных политиков, которые с радостью откликнутся на вопли в ставшей на путь европейского просвещения Неньки, терзаемой «русским медведем»…
Виктор Дяченко
Останнє редагування:
Ох Прут! И ты, Прут!!
