Статус:
Offline
Реєстрація: 11.01.2007
Повідом.: 34937
Реєстрація: 11.01.2007
Повідом.: 34937
Re: «Пикник на обочине». ЛиПи
02.10.2011 20:00
Литературные письма. А.и Б.Стругацкие, «Пикник на обочине».
Здравствуйте, дорогая Наталья Борисовна!
Прекрасное письмо Вы мне написали! Послевкусие — терпкое, стойкое и незабываемое. Может быть потому, что «Пикник на обочине» — произведение, в котором нет ничего лишнего. Только вопросы. Ответов — нет. Плюс, «Пикник» — чтение мужское, спокойное, «со взглядом исподлобья и пульсирующей венкой». Эпитетов — нет. Сравнения сведены к минимуму. Наверное, это оправдано. Трагедия единственного выбора не сопровождается эпитетами, её бессмысленно сравнивать, потому что выбираешь только ты. И только ты отвечаешь за свой выбор.
Другое дело, что сегодня, спустя сорок лет после выхода «Пикника», мы по-прежнему не знаем, что такое ответственность. Но точно уверены в том, что часто принятие ответственности на себя равносильно возложению на себя вины. Похоже, такая уверенность была и у Рэда. Современные социологи (еще одна «фантастическая» профессия) убаюкивают нас рассуждениями о том, должна ли ответственность восприниматься индивидуально, или её можно возложить на группу (команду, коллектив). Другими словами, сделать её корпоративной.
Согласитесь, для тех, кто сам лично не делает вино из одуванчиков, очень удобный «съезд». А то, что «настоящая ответственность бывает только личной и человек краснеет один» — по определению Фазиля Искандера — так это для тех, кто умеет краснеть (ну и, конечно, знает, кто такой Искандер. Сочетание, увы, не часто встречающееся).
Я представляю, как обсуждался «Пикник» в семидесятых на кухнях. И даже представляю, кем. Интеллигентная публика за бутылочкой недорогого вина и нехитрой закуской. Сейчас им как минимум около шестидесяти. И это тем, кому в 1971-м было двадцать. Где они сейчас? О чём они думают? (Ну, кроме усвоенного на собственном опыте Леца: «Вот ты и пробил головой стену. Что будешь делать в соседней камере?»). То есть, интересно даже не то, что делают в соседней камере первые читатели «Пикника», а именно то, о чём они думают.
Именно они уходят (на обочину) обиженными, отвергнутыми, усвоившими жестокий урок: счастья для всех — нет. Тем более — даром. Это они «погибли, вернулись, сдались, выжили, сломались, победили, спасли, пожертвовали» (браво, Наталья Борисовна за ряд перечислений), но остались людьми. Не все. Но многие. Те из них, кто знает, что все люди — братья. Но не все по разуму. Фантастическое поколение!
А мы, наверное, поколение–фентези. Снимая с себя ответственность, мы всегда предварительно находим на кого её переложить. Помните? — «А ещё никогда не знаешь, чего ты достоин — вдруг только золота». Это вопрос поколения «фантастического». Слова «никогда» и «вдруг» — лишние для «фентезийщиков» или «фентезиастов». Вот поэтому, Наталья Борисовна, для нас и перестали писать фантастику. Для нас пишут фентези.
Мы не верим в существование Золотого Шара, что не мешает нам верить в «Валькирий», которые, собственно говоря, пишутся Коэльо отнюдь не для «имаго» (кстати, чего мы забыли об Улицкой). Стругацкие — исключительно для взрослых особей. Не даром же «Пикник на обочине» называют «антиволшебной сказкой». Взрослые в сказки по-прежнему верят, а в волшебства (тем более, в волшебников) — увы, нет.
Фактически, сталкеры крадут и делают доступными для желающих приобрести инопланетные артефакты. Типичный, так сказать, случай спроса и предложения. «В этом мрачном бизнесе мало славы, единственная реальная награда — наличные». Вы встречали бизнес не мрачный (в независимости от его размеров — малый, средний, крупный)?
Но!
Проблема ведь в другом: большинство-то никакой другой награды кроме наличных и не требует. Более того, полагает, что наличные вполне способны добавить столько славы, сколько им необходимо.
Я скажу Вам, что «Пикник» — книжка для тех, кто хочет «досрочно выйти на свободу». Много ли таких? Можно отчасти согласиться с трактовкой литературной критики 70-х годов уже прошлого столетия, которая массово полагала, что, когда Рэд доходит до Золотого Шара, «он чувствует отвращение к закону джунглей, превращающего его в животное и угрожающее превратить его в раба». Сегодня главным, или определяющим, есть именно то, что Рэд чувствует эту угрозу. А если чувствует — значит, он еще свободен. У него нет и не может быть хозяина, кроме него самого. Эта самая Самость сегодня в большом дефиците.
Впрочем, она была в дефиците всегда. В каком-то смысле самость — синоним автономности. А быть автономом в любой системе непросто. У автонома другие мечты, иные приоритеты. Для автонома любая система становится Зоной, где он обязан выжить и при этом не изменить себе. «Мы меняемся и изменяем» — какое успокаивающее для многих из нас выражение. Более того: оно столько и стольких оправдывает... а некоторых даже извиняет.
Но это — не для Рэда. У него всё «по большому счету». Ему все дается большой ценой. А он и не привык торговаться. Фуллеровское «обмани меня в цене, но не в товаре» — это его случай. Его всё устраивает, он всё принимает как данность. Мы же, которых не устраивает практически ничего, кто привык торговаться и не хочет переплачивать, боимся Зоны, а вне её — боимся себя. Мы точно знаем ответ на вечный вопрос: «Кто виноват?» (О-о-о, у нас такой лонг-лист...) Но список этот, увы, зачастую состоит исключительно из персоналий. Себя, конечно, мы в этот список не вносим. Поэтому и мечты у нас — рабские. В том смысле, что «мечта рабов: базар, на котором можно купить себе господина».
Если согласиться с тем, что «Пикник» — сказка, пусть даже антиволшебная, то, как по мне, жестковато даже для области антиволшебства. Да и цель героя, не говоря уже о средствах, далеко не сказочные. А Зона — совсем как настоящая.
Согласитесь, что задача «уцелеть и остаться человеком» — это уж точно из области фантастики. Реализм как раз и заключается в том, что, как правило, удается либо первое, либо второе. И для тех, кто уцелел, человек звучит не гордо, а горько. (Помните парафраз? — «Человек — это звучит горько. Максим Гордый»). А тому, кто выбрал путь остаться человеком — уцелеть, как правило, не удается.
«Пикник» — вечная книга. Но только для тех, кто способен на саморефлексию. А она — не для героев, тем более не для победителей. Особенно не для тех из них, кто хочет выиграть исключительно за счет поражения (а лучше, конечно, полной капитуляции) другого. «Пикник» — для тех, кто, несмотря на весь драматический опыт, решил для себя осуществить попытку уцелеть, оставшись человеком. По крайней мере, для тех, кто не хочет сдаваться без боя. И для кого в этой борьбе самый грозный противник — он сам. Увы, зачастую исход этой битвы предопределен. Потому что, как ни борись с собой, всё равно проиграешь. Но здесь на помощь приходит вечно актуальный Пастернак. «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать».
Спасибо, Наталья Борисовна, за тонкий и беспощадный анализ «Пикника».
Как всегда, с нетерпением жду Ваших писем.
Наталья Стативко, «Пикник на обочине».
От редакции: а что читаете Вы? Расскажите об этом на Форуме «МедиаПорт» - десятки читателей в теме Что мы читаем? это уже сделали.
Елена Стронова
02.10.2011 20:00
Литературные письма. А.и Б.Стругацкие, «Пикник на обочине».
Здравствуйте, дорогая Наталья Борисовна!
Прекрасное письмо Вы мне написали! Послевкусие — терпкое, стойкое и незабываемое. Может быть потому, что «Пикник на обочине» — произведение, в котором нет ничего лишнего. Только вопросы. Ответов — нет. Плюс, «Пикник» — чтение мужское, спокойное, «со взглядом исподлобья и пульсирующей венкой». Эпитетов — нет. Сравнения сведены к минимуму. Наверное, это оправдано. Трагедия единственного выбора не сопровождается эпитетами, её бессмысленно сравнивать, потому что выбираешь только ты. И только ты отвечаешь за свой выбор.
Другое дело, что сегодня, спустя сорок лет после выхода «Пикника», мы по-прежнему не знаем, что такое ответственность. Но точно уверены в том, что часто принятие ответственности на себя равносильно возложению на себя вины. Похоже, такая уверенность была и у Рэда. Современные социологи (еще одна «фантастическая» профессия) убаюкивают нас рассуждениями о том, должна ли ответственность восприниматься индивидуально, или её можно возложить на группу (команду, коллектив). Другими словами, сделать её корпоративной.
Согласитесь, для тех, кто сам лично не делает вино из одуванчиков, очень удобный «съезд». А то, что «настоящая ответственность бывает только личной и человек краснеет один» — по определению Фазиля Искандера — так это для тех, кто умеет краснеть (ну и, конечно, знает, кто такой Искандер. Сочетание, увы, не часто встречающееся).
Я представляю, как обсуждался «Пикник» в семидесятых на кухнях. И даже представляю, кем. Интеллигентная публика за бутылочкой недорогого вина и нехитрой закуской. Сейчас им как минимум около шестидесяти. И это тем, кому в 1971-м было двадцать. Где они сейчас? О чём они думают? (Ну, кроме усвоенного на собственном опыте Леца: «Вот ты и пробил головой стену. Что будешь делать в соседней камере?»). То есть, интересно даже не то, что делают в соседней камере первые читатели «Пикника», а именно то, о чём они думают.
Именно они уходят (на обочину) обиженными, отвергнутыми, усвоившими жестокий урок: счастья для всех — нет. Тем более — даром. Это они «погибли, вернулись, сдались, выжили, сломались, победили, спасли, пожертвовали» (браво, Наталья Борисовна за ряд перечислений), но остались людьми. Не все. Но многие. Те из них, кто знает, что все люди — братья. Но не все по разуму. Фантастическое поколение!
А мы, наверное, поколение–фентези. Снимая с себя ответственность, мы всегда предварительно находим на кого её переложить. Помните? — «А ещё никогда не знаешь, чего ты достоин — вдруг только золота». Это вопрос поколения «фантастического». Слова «никогда» и «вдруг» — лишние для «фентезийщиков» или «фентезиастов». Вот поэтому, Наталья Борисовна, для нас и перестали писать фантастику. Для нас пишут фентези.
Мы не верим в существование Золотого Шара, что не мешает нам верить в «Валькирий», которые, собственно говоря, пишутся Коэльо отнюдь не для «имаго» (кстати, чего мы забыли об Улицкой). Стругацкие — исключительно для взрослых особей. Не даром же «Пикник на обочине» называют «антиволшебной сказкой». Взрослые в сказки по-прежнему верят, а в волшебства (тем более, в волшебников) — увы, нет.
Фактически, сталкеры крадут и делают доступными для желающих приобрести инопланетные артефакты. Типичный, так сказать, случай спроса и предложения. «В этом мрачном бизнесе мало славы, единственная реальная награда — наличные». Вы встречали бизнес не мрачный (в независимости от его размеров — малый, средний, крупный)?
Но!
Проблема ведь в другом: большинство-то никакой другой награды кроме наличных и не требует. Более того, полагает, что наличные вполне способны добавить столько славы, сколько им необходимо.
Я скажу Вам, что «Пикник» — книжка для тех, кто хочет «досрочно выйти на свободу». Много ли таких? Можно отчасти согласиться с трактовкой литературной критики 70-х годов уже прошлого столетия, которая массово полагала, что, когда Рэд доходит до Золотого Шара, «он чувствует отвращение к закону джунглей, превращающего его в животное и угрожающее превратить его в раба». Сегодня главным, или определяющим, есть именно то, что Рэд чувствует эту угрозу. А если чувствует — значит, он еще свободен. У него нет и не может быть хозяина, кроме него самого. Эта самая Самость сегодня в большом дефиците.
Впрочем, она была в дефиците всегда. В каком-то смысле самость — синоним автономности. А быть автономом в любой системе непросто. У автонома другие мечты, иные приоритеты. Для автонома любая система становится Зоной, где он обязан выжить и при этом не изменить себе. «Мы меняемся и изменяем» — какое успокаивающее для многих из нас выражение. Более того: оно столько и стольких оправдывает... а некоторых даже извиняет.
Но это — не для Рэда. У него всё «по большому счету». Ему все дается большой ценой. А он и не привык торговаться. Фуллеровское «обмани меня в цене, но не в товаре» — это его случай. Его всё устраивает, он всё принимает как данность. Мы же, которых не устраивает практически ничего, кто привык торговаться и не хочет переплачивать, боимся Зоны, а вне её — боимся себя. Мы точно знаем ответ на вечный вопрос: «Кто виноват?» (О-о-о, у нас такой лонг-лист...) Но список этот, увы, зачастую состоит исключительно из персоналий. Себя, конечно, мы в этот список не вносим. Поэтому и мечты у нас — рабские. В том смысле, что «мечта рабов: базар, на котором можно купить себе господина».
Если согласиться с тем, что «Пикник» — сказка, пусть даже антиволшебная, то, как по мне, жестковато даже для области антиволшебства. Да и цель героя, не говоря уже о средствах, далеко не сказочные. А Зона — совсем как настоящая.
Согласитесь, что задача «уцелеть и остаться человеком» — это уж точно из области фантастики. Реализм как раз и заключается в том, что, как правило, удается либо первое, либо второе. И для тех, кто уцелел, человек звучит не гордо, а горько. (Помните парафраз? — «Человек — это звучит горько. Максим Гордый»). А тому, кто выбрал путь остаться человеком — уцелеть, как правило, не удается.
«Пикник» — вечная книга. Но только для тех, кто способен на саморефлексию. А она — не для героев, тем более не для победителей. Особенно не для тех из них, кто хочет выиграть исключительно за счет поражения (а лучше, конечно, полной капитуляции) другого. «Пикник» — для тех, кто, несмотря на весь драматический опыт, решил для себя осуществить попытку уцелеть, оставшись человеком. По крайней мере, для тех, кто не хочет сдаваться без боя. И для кого в этой борьбе самый грозный противник — он сам. Увы, зачастую исход этой битвы предопределен. Потому что, как ни борись с собой, всё равно проиграешь. Но здесь на помощь приходит вечно актуальный Пастернак. «Но пораженье от победы ты сам не должен отличать».
Спасибо, Наталья Борисовна, за тонкий и беспощадный анализ «Пикника».
Как всегда, с нетерпением жду Ваших писем.
Наталья Стативко, «Пикник на обочине».
От редакции: а что читаете Вы? Расскажите об этом на Форуме «МедиаПорт» - десятки читателей в теме Что мы читаем? это уже сделали.
Елена Стронова
Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент у цьому розділі
