Re: Чего в итоге добился Крым?
Рустем Адагамов
22 червня о 12:42 ·
«7 июня 1942 года началось третье наступление гитлеровцев на Севастополь.
9 июня. Из обращения Военсовета Черноморского флота к защитникам Севастополя с призывом отстоять город: «Врага отобьем! Фашисты и в третий раз обломают зубы о севастопольскую твердыню. Условие победы — твердость и сплоченность, хладнокровие и мужество». Обращение подписал командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. Октябрьский.
12 июня на имя вице-адмирала Ф. Октябрьского была принята телеграмма от Сталина: «Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя…»
30 июня. Ф. Октябрьский в 09.30 отправил шифротелеграмму: «Исходя из конкретной обстановки, прошу разрешить мне в ночь на 1 июля вывезти самолетами 200—250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также и самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова И. Е… Оставшиеся войска сильно устали, хотя большинство продолжает героически драться».
Пришел ответ: «Ставка Верховного Главнокомандования утверждает Ваши предложения по Севастополю…» Эвакуация проводилась через подземные потерны, ведущие к выходам. Вице-адмиралу Ф. Октябрьскому и сопровождавшим его лицам с трудом удалось прорваться к своему «Дугласу».
Не менее драматично, по словам очевидцев, происходила посадка командования, покидавшего Севастополь на глазах защитников крепости, на подводные лодки. На скалах вблизи причала скопилось множество бойцов, кричавших: «Вы нас бросаете, а сами бежите!» Кто-то дал вслед автоматную очередь.
Перебравшись в Краснодар, вице-адмирал Ф. Октябрьский доложил в Москву: «Вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около шестисот человек руководящего состава армии и флота и гражданских организаций… Отрезанные и окруженные бойцы продолжают ожесточенную борьбу с врагом и, как правило, в плен не сдаются». (Всего с 1 по 4 июля Севастополь покинули больше тысячи человек, преимущественно командно-политического состава (по другим данным — 2 тысячи). После этого в документах и воспоминаниях нет упоминаний о каких-либо командирах.)
Об оставшихся не эвакуированными тысячах раненых — ни слова.
Между тем, по данным отчета Воен*совета Черноморского флота по обороне Севастополя, на 1 июля 1942 года в составе СОРа было 34 248 раненых, большую часть которых не успели эвакуировать.
О своем отце рассказывает Валерий Иванович Володин, директор музейного комплекса «35-я береговая батарея», капитан 1-го ранга:
— Отец оставался со своими ранеными в так называемом «подскальном госпитале» у мыса Херсонес, под скалами 35-й береговой батареи вместе с остальными брошенными здесь десятками тысяч героических защитников города — без воды, без боеприпасов, без пищи. Они были именно брошены на произвол судьбы. Десятки тысяч бойцов Приморской армии и черноморцев, оставленных без эвакуации, продолжали сопротивляться на небольшом клочке побережья от мыса Херсонес до мыса Фиолент — везде, где можно было укрыться под обрывами. Десятки тысяч раненых, обессиленных, измученных защитников Севастополя отчаянно ждали спасения!
Как выяснилось позже, уже в 60-х годах, плана эвакуации войск из Севастополя просто не существовало. Был один приказ: стоять до конца! А когда поддерживать оборону Большая земля уже не могла, то вывезли ночью 1 июля на «Дугласах» и на двух подводных лодках несколько сотен человек комсостава, партактива, руководящих работников исполкомов, чтобы затем 3 июля голосом Левитана объявить в очередной сводке Совинформбюро, что «… 3 июля 1942 года наши войска, после беспримерной, героической обороны, продолжавшейся почти 250 дней и ночей, оставили Севастополь!» Не было этого! Никто не оставлял город, просто войска остались на его последнем рубеже обороны и были отданы в плен врагу.
Здесь на 35-й батарее 6 июля 1942 года отец вместе с тысячами защитников был пленен фашистами.
Сыновья много лет не знали, что их отец был в плену, — такое было время. Семья получила стандартное извещение — «пропал без вести».
Запись истории краснофлотца Климовича сделана в 1957-м:
«...Кто-то из братвы сказал, что ночью должны подойти корабли к причалу, который под 35-й батареей. Все ринулись туда. Стояли на обрыве, всматриваясь в море, а потом к причалу подошел малый буксир и забрал всех штабных, человек 50 или больше. Брали только тех, у кого специальный пропуск. А больше — никого. Все ждали, не придут ли еще корабли. Я тоже стоял там почти до утра.
Томительное ожидание толпы было уже невыносимо. Но вот вдали послышался гул приближающихся кораблей, и тысячи отчаявшихся, уставших от ожидания людей обрели надежду на спасение. Все пришло в движение и ринулось к причалу. И в это время толщу обрыва потряс взрыв колоссальной силы, огромное пламя взметнулось и осветило всех на обрыве и на скалах у воды. Это была взорвана первая башня 35-й батареи.
Один из «морских охотников» стал помалу кормой сдавать к берегу. И тут толпа — тысячи людей — кинулась к воде, сметая все на своем пути, и вскоре целая секция причала вместе с людьми рухнула в море. Люди отчаянно барахтались, пытаясь зацепиться за скользкие скалы, хватаясь друг за друга, тонули сами и топили других, а сверху им на головы падали все новые и новые. Истошные крики и рев толпы. Первый подошедший к причалу катер от мгновенно заскочивших на палубу десятков людей сильно накренился, и почти все они свалились в воду. Катер резко выровнялся и отошел подальше в море. Многие поплыли за ним.
Потом подходили еще два катера, но уже не к причалу, подбирали прямо в море тех, кто подплывал. Третий катер подошел к скале, снял все начальство и сразу отчалил. Еще два катера маячили вдалеке, но к причалу не подходили. Самые отчаянные плыли в море. Может, кому-то и удалось забраться на катер, но большая часть братвы сгинула.
И тут опять как шандарахнет! Думал, что рухнул обрыв, пламя полыхнуло до неба. Это рванули вторую башню 35-й батареи. Немцы с перепугу открыли такой ураганный огонь, что некуда было деваться. Народу погибло несчетно. Метров на пятьдесят вся поверхность моря была покрыта всплывшими трупами. Волны их шевелили, и казалось, все они живые. Страшно…
Никто не хотел верить, что кораблей больше не будет, все по-прежнему ожидали эту проклятую «эскадру». Так и стояли всю ночь, не двигаясь и вглядываясь в лунную рябь на горизонте.
И началось самое страшное… С утра — бомбежки и атаки: то танки, то пехота, то «мессера», да еще артиллерия. Весь день отбивались, как могли, а отбиваться было уже нечем. Ходили и врукопашную, но к вечеру немцы заняли почти весь полуостров. А вечером снова приказ: отбросить фашистов и ждать ночью кораблей. И ведь отбросили, но большая часть к обрыву уже не вернулась.
Я не спал почти две ночи и решил хоть немножко вздремнуть. Залез в расщелину и сразу заснул. Но спал чутко: боялся проспать корабли. Проснулся на рассвете от гомона толпы, заполнившей обрыв и спуск к воде. «Катера, катера!»
Началось то же сумасшествие, что и вчера. Сверху хорошо видно: поверхность моря от берега до катеров была усеяна человеческими головами. Тысячи голов! А над морем стоял не то рев, не то стон… Но всех-то взять они не могли и вскоре ушли курсом на Новороссийск. А море потихоньку поглощало этих несчастных. С каждой минутой их становилось все меньше: голодному и обессилевшему в воде долго не продержаться. Через полчаса над водой уже никого не осталось, только кое-где плавали черные бескозырки.
И такая вдруг наступила жуткая тишина… Лишь наверху слышались взрывы. А на берегу мы все, кто видел это, как оглушенные, молчали. Но стало еще страшнее, когда взошло солнце: в прозрачной воде, как в аквариуме, стали видны тысячи утонувших. Они в разных позах покачивались в волнах, а под ними — еще два-три слоя трупов… Все море на сотни метров было покрыто ими. И это было так страшно, что мороз пробирал по коже, хоть и начиналась жара. Мы все онемели… Кто-то меня все-таки уберег, раз я не бросился и не поплыл со всеми.
А ведь вчера это была армия! И какая армия!
Я не мог уже на это смотреть. Самому не хотелось жить… Пошел в окопы батальона. А там уже начинался наш последний бой… С утра фрицы забросали нас листовками с призывами сдаваться, а потом расстреливали, как в тире, давили танками. Сама земля горела, и все тонуло во мраке — не поймешь, это день или ночь. Жара 40 градусов, духота. Третий день без еды, а главное — без воды. Истощенные. Но дрались, как черти, и к вечеру, хоть и с трудом, отогнали фашистов. Осталось нас меньше половины.
Все поняли, что нас бросили. И такие обида и отчаяние охватили всех — тут же на скалах стрелялись сами, стреляли друг в друга и падали в воду, где и так уже плавали тысячи. А некоторые прыгали вниз головой прямо на скалы. Я и сам был в таком состоянии. Но ведь боялись не смерти в бою, а позорного плена.
(...)Немцы, как обычно, разбросали листовки с призывами сдаваться в плен и, видя, что никто не выходит, обрушили на плацдарм огонь небывалой силы. Минут через десять в живых осталось человек пятнадцать, и я — оглохший и контуженный… и взяли нас, полуживых, в плен. Прошлись по берегу и раненых, которые не могли идти, тут же перестреляли. А нас, живых, посадили на камни, руки за голову… и всё молча… Наступила такая тишина… Только иногда очереди автоматные — добивали. А сами с ужасом смотрели на горы трупов на берегу и в воде. Вот с этой самой минуты и начался мой многолетний плен, который искалечил всю мою жизнь»
4 июля 1942 года в «Правде» было опубликовано сообщение Совинформбюро: «По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь. …Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы. Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя — вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове… войдет в историю Отечественной войны как одна из самых блестящих страниц…»
«За умелое руководство флотом и проявленное мужество, отвагу и героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками» адмиралу Ф. Октябрьскому присвоено звание Героя Советского Союза».
Бесконечная колонна военнопленных уходила на десятки километров. По донесениям только 30-го армейского корпуса 11-й немецкой армии с 7 по 10 июля в плен в районе Севастополя захвачено 80 914 человек .
Ни тогда, ни позже, десятилетия спустя, ни в одном официальном документе не было упоминаний об этой страшной статистике. Этих людей вычеркнули из списка живых и не включили в списки погибших. Семьи получали одинаковые по форме извещения, в которых говорилось: «… Ваш муж (сын, отец) пропал без вести в Севастополе 3 июля 1942 года…»
Когда позже некоторые из чудом выживших и сумевших вырваться из плена защитников крепости на вопрос, почему они не эвакуировались вместе со всеми, а предпочли сдаться в плен, — пытались объяснить, что эвакуации не было, их обвиняли в измене, ссылаясь на информацию «Правды» и Совинформбюро. Лживая официальная версия об эвакуации обрекала этих людей на обвинение в предательстве.
«Я хочу поделиться общим настроением участников обороны, которые оказались в плену. А оно было такое: нас сдали в плен. Мы бы еще воевали и дрались. Я видел людей: многие плакали от обиды и горечи, что так бесславно кончилась их жизнь, вернее, служба в армии», — сказал на встрече уцелевших севастопольцев прошедший плен полковник Дмитрий Пискунов.
Из книги Оксаны Дворниченко «Клеймо. Судьбы советских военнопленных»
