Татьяна Разумовская
СВЯТАЯ ВОДА
К концу второго тысячелетия нашей эры обстоятельства сложились так, что мне пришлось зарабатывать на жизнь в фирме, выпускающей для православных паломников всякие предметы религиозного культа.
Фирма - это сильно сказано. Всю эту идею зарабатывания больших денег на предполагаемом немыслимом потоке паломников из России в Израиль в двухтысячном году придумал художник и издатель Алексей Ямпольский и все производство организовал у себя дома. Так что главой фирмы является жена Алексея Ляля, а наемными работниками - группа хороших знакомых Ямпольских, оказавшихся (или постоянно находящихся) в сложной денежной ситуации.
Фирма выпускает два вида изделий: набор бутылочек со святой водой, вином и маслом и крестильные рубахи для желающих совершить этот обряд на реке Иордан, где Иоанн крестил Иисуса. Вода, масло и вино находятся в огромных канистрах, из которых Ляля разливает их по бутылочкам, а Алексей закручивает красные пробки.
Я в этом процессе - наклеивальщица этикеток. Я аккуратненько налепляю на готовые бутылочки наклейки с картинками и надписями: "Святая вода из реки Иордан", "Святое вино из Каны Галилейской" и "Святое масло от Гроба Господня". Тут главное - не перепутать, что куда. Мне стало интересно, почему Ляля после того, как бутылки наполнены, что-то в них капает пипеткой. "Чтобы они соответствовали надписям, - объяснил Алексей. - Вот масло, например, мы освятили на Гробе Господнем". - Все эти канистры? - "Ты в уме? Тут пятьдесят литров. Освятили одну канистрочку и пипеткой из нее добавляем по капле в каждую бутылочку. И с вином также. Пять литров освятили в храме на севере, в том месте, где Иисус превратил на свадьбе воду в вино, а остальное просто сладкое пасхальное вино из супера, дешевое, но хорошее. С каплей из освященной порции и оно становится святым!"
Понятно. Серая я, конечно, в сфере религии. Святость, она, оказывается, не ослабевает от уменьшения количества, а распространяется в ту же силу.
"А вода? В принципе, - осторожно сказала я, - вся иерусалимская вода, можно сказать, из Иордана. Иерусалим ведь снабжается водой из Кинерета, то бишь Генисаретского моря, в который втекает Иордан и из него же вытекает..." - "Правильно. Но кроме того, патриарх иерусалимский Диодор на Крещение произносит благословение, и вся вода на три дня становится святой. Вот тогда-то мы и набираем запас из крана на весь год - и для бизнеса, и для себя. Лечимся ею от всех болезней - великолепно помогает!".
Алексей и Ляля - крещеные евреи, искренне верующие. Все обряды и праздники соблюдают истово и к другим религиям совершенно нетерпимы. Стоит услышать, как Алеша вопит, картавя: "Эти проклятые пейсатые!". Картавит он мягко, по-ленински, у него выходит "пйоклятые", что несколько ослабляет пафос восклицания. При этом Ямпольские страстные сионисты, Алеша еще в Москве был славен тем, что бил антисемитов, невзирая на лица. Особенно доставалось от него братьям по вере. Если на каком-нибудь православном застолье сосед Алексея начинал рыдать на его плече, что жиды Русь загубили, он немедленно оказывался на полу - в молодости Алеша был мастером десятиборья. Продолжая бить брата во Христе, Алексей орал: "Ах, ты, сука! А Иисус был кто? Он из наших! Когда Он родился, ваша чудь белоглазая еще из болот своих сраных не вылезла!"
Мой сменщик в процессе наклеивания этикеток - поэт Николай Карасев. Он только что прошел курс лечения от запоя, а потому полон скепсиса и агрессии по отношению к миру. Карасев - настоящий поэт. Попав в Израиль лет двадцать назад в качестве мужа еврейки, он так иврита и не выучил. Принципиально. Жена давно его бросила и уехала в Штаты, а Коля остался. Периодически он печатает в русских журналах свои странные стихи, очень современные, без рифмы и ритма, критики его хвалят. Недавно его пригласили выступить на русской программе телевидения. На входе у него, как и у каждого, охранник попросил паспорт. Карасев пришел в ярость и стал орать по-русски, что он у себя в стране, мать-перемать, и может хоть башмак показать, блин, и его должны везде пропускать. Потрясенный охранник его пропустил. Работает Коля редко, человек он неприхотливый, его кормят друзья и подруги. Этикетки он клеит добросовестно, но при том непрерывно курит и матерится.
Дальше бутылки поступают к упаковщице Лене. Лена укладывает их по три в прозрачные пластиковые коробочки, которые скрепляет круглой золотой наклейкой с православным крестом. Очень миленько так и нарядно получается. Паломники должны расхватывать эти коробочки, как горячие пирожки в мороз. Алеша только нервничает, что товара может не хватить, поскольку все православное население России устремится в двухтысячном году на Святую землю, продав ради этого, если нужно, последнюю рубаху. Ляля и Лена его успокаивают, что мы только начали, а дальше, по мере необходимости, будем наводнять рынок нашей продукцией и соответственно процветать.
Лена - человек театра. В театре она работала всем - водила марионеток в театре Деммени, ставила спектакли, писала сценарии, была осветителем, звуковиком и администратором в разные этапы жизни. Здесь за нее сразу ухватились руководители двух русских новообразованных театров, которые завалили ее работой, но денег не платили, обещая золотые горы в будущем.
Промаявшись так полтора года, Леночка их оставила, причем оба руководителя обвинили ее в корыстолюбии и безответственности. На жизнь себе и сыну она зарабатывает гаданием на картах Таро и составлением гороскопов. Когда я слышу от нее "Сатурн на изломе, в четвертом доме Венера", то вспоминаю Ходжу Насреддина с его звездами Са-Ад Забих, которыми он морочил голову эмиру бухарскому. Но Лена уверяет, что астрология - настоящая наука, способная при правильном выполнении ее указаний изменить судьбу к лучшему. Очень хочется ей верить.
На крестильные рубашки брошен Сеня Шварц. Из сюжета его жизни можно запросто выкроить несколько романов и повестей. Он окончил когда-то Литинститут, работал в "Московском комсомольце". Поругался с редактором и ушел в актеры - на Таганку. После раскола Таганки на две крестился, впал в религиозный экстаз, оставил жену-атеистку и пошел проповедовать слово Божье на Руси. Год был послушником в Печерском монастыре, совсем уже было готов принять схиму, как влюбился в симпатичную паломницу. Тогда он понял, что еще не готов отказаться от всех земных радостей, из монастыря ушел, женился, развелся, снял документальный фильм о вырождении русской деревни, который был показан по центральному телевидению. На волне исхода евреев из России в начале девяностых приехал в Израиль, женился, год издавал газету на русском языке, но не выдержал конкуренции. После развода вернулся в Россию и попал на пик безработицы. Тогда он написал две пьесы для кукольного театра, смастерил кукол и уехал на Дальний Восток. Объехал Японию, Вьетнам, Корею. Вдвоем с очередной женой показывал свои спектакли по разным городам. Сейчас Сеня снова приехал в Израиль, один, исполняет русские романсы под гитару в ресторанах и клубах, да вот подрабатывает у Ямпольских. Время от времени он веселит нас текстами из спектакля на вьетнамском и корейском.
Работа его заключается в следующем: при помощи парового пресса он пришпаривает на длинные полотняные рубахи, заказанные у араба в Хевроне, переводные картинки с изображением крещения Христа, а потом эти рубашки складывает в полиэтиленовые пакеты.
Честно говоря, я плохо себе представляю обряд крещения в этих рубахах на реке Иордан. Речушка эта маленькая и грязная, летом она почти пересыхает. А зимой при пяти-двенадцати градусах выше нуля лезть в воду как-то неуютно. И потом, что делать с крестильной рубахой после того, как отстирать с нее тину и ржавчину иорданской воды? Но Алеша объяснил, что многие паломники покупают эту рубаху в качестве савана. Особенно старушки. Что старушкам просто нет большей радости, как приобрести такое "смеретное" и ласково хранить его, пока не понадобится. Алеше, конечно, виднее. Все-таки, все это производство - его гениальная идея.
Сам Алексей официально к фирме никакого отношения не имеет, так как некоторое время назад подписал гарантию на квартирную ссуду одному типу, а тот спился, задолжал банку огромную сумму, и Алексей как гарант сейчас выплачивает ссуду за него. С банком не поспоришь. Он наложил лапу на все прошлые и будущие доходы Алеши, перекрыл ему выезд из страны, и специальные люди вынесли из его дома в счет долга все вещи, не являющиеся предметом первой необходимости - телевизор, видеомагнитофон и компьютер. Компьютер, впрочем, вернули, так как Ямпольские убедили судебных исполнителей, что он необходим Ляле для работы. Так что Алеша вынужден работать в своей фирме тайно, чтобы его заработки не достались банку.
Кстати, тип, из-за которого все это произошло, живет рядом, подрабатывает между запоями ночным сторожем на хлебном заводике, где с ним расплачиваются продукцией. Он иногда забредает к Ямпольским - опохмелиться и принести мешок булок, усыпанных маком или сумсумом.
Я спросила, зачем пускать в дом человека, по милости которого они разорены? Но Ляля и Андрей говорят, что им жалко беднягу. Зовут его Владимир Ильич, с таким именем не спиться, конечно, трудно. В прошлом талантливый саксофонист, победитель всяких конкурсов, из интеллигентнейшей московской семьи. Отец был первой скрипкой оркестра Большого театра, мать - известная переводчица. В их доме бывали Рихтер, Ростропович. Спиваться В. И. начал еще в России, потерял работу, стал грузчиком. Уехал в Израиль с надеждой убежать от белой горячки. Но не удалось.
Вообще у Ямпольских к людям пьющим отношение чисто российское - понимание и сочувствие. В их доме постоянно ночуют какие-то выгнанные женами пьянчуги. В Израиле пьяниц не любят и не понимают. Да и не пьют, в общем. Гостям на стол выставляется куча початых дорогих бутылок вин, водок, виски, ликеров - одна с прошлогоднего дня рожденья, другая с бар-мицвы сына, - и они же после приема, почти не тронутые, убираются обратно в бар. Но огромный наплыв в страну российских евреев кардинально изменил ситуацию чахнувшей вино-водочной промышленности. Владельцы винных заводов и фирм - импортеров водок накупили за последние годы вилл и детей своих отправляют учиться в Оксфорд и Гарвард.
Ямпольские сами не то чтобы алкоголики, но пьют ежедневно. К часу дня Алексей начинает жаловаться на усталость, резь в глазах и головную боль. Ляля быстро готовит легкую закуску, и они выпивают по паре рюмок водки "Голд". Пьяными при том они не бывают никогда. После приема лекарства Алеша взбадривается и энергично работает до десяти вечера, когда Ямпольские садятся ужинать вместе с нами - работниками. Кормят они обильно, невероятно вкусно и щедро наливают все тот же "Голд". Еда в этом доме - святое. Когда Алеша начинает рассуждать о еде - это поэма, это гимн, эпос - кто этого не слышал, тот много потерял. Он выкатывает глаза, голос его гудит, как труба, страсти столько, что хватило бы на любовную поэму, какую-нибудь "Лейла и Меджнун". "И ты берешь это горячее, соч-чное, с хрустящей корочкой крылышко, макаешь его в чесночный соус с каперсами так, чтобы капало, и отправляешь в рот - божественная закусь!". При этом мы едим ароматную баранину в горшочке и нежнейшего лосося, которого Алеша сам засолил. Коля Карасев рассказал как-то приятелю, что работает в фирме, где платят, конечно, немного, но зато кормят и наливают. "На похоронах, что ли, работаешь?", - спросил приятель.
Ямпольские рядом смотрятся несколько комично. Он огромный, толстый, с клочковатой седой бородой и густым хвостом седых волос на затылке - православные ортодоксы волос стричь не должны, как назареи - посвященные Богу. А Ляля крохотная, карманная, с черной кудлатой головой. На ее мелком личике плохо помещаются серые глазищи, крутой семитский нос и выпуклые красивые губы. Что бы вокруг ни происходило, она всегда сохраняет сонное спокойствие, оставаясь улыбчивой и доброжелательной.
Ямпольский - человек многосторонне образованный, в том числе и в области православия. Он может часами цитировать Евангелие и всяких святых отцов. Но все эти знания почему-то неизбежно ввергают его в нелепые ситуации, срывающие все его великие денежные прожекты. Недавно по заказу православного Горнего монастыря он сделал открытку к 2000-летию. Нарисовал картинку, подобрал соответствующий текст "С любовью к Христу Воскресшему". Показал в монастыре, всем ужасно понравилось. Алексей заказал несколько тысяч открыток в типографии, монастырь получил их в срок. Тут звонит матушка-игуменья.
"Алеша! Что же ты сделал?" - Что? - "Ты взял строку из Пасхальных псалмов, а надо было из Рождественских: "С любовью к Христу Рождущемуся"! Надо все переделать!" - Так вы же смотрели и приняли! - "Ну, мы не заметили, а в таком виде не возьмем!" И Алексей, поминая матушку по матери, все заработанные деньги отдал в типографию на новый тираж открыток, уже с исправленным текстом. Или как-то за нашей вечерней трапезой он мрачно сказал, что должен завтра идти на вернисаж выставки двадцати художников.
-Так может, это интересно?
- Чего интересного? Каждый из них выставил по одной работе. Муть собачья. И вообще меня там бить будут.
-??
-Я им каталог сделал. Отличный каталог, из каждой дерьмовой работы шедевр сотворил, хоть в д'Орсэ. Но две картины в каталоге поместил неправильно. Художники нынче моду взяли - дают фотографию картины без подписи. А как я должен понимать, где верх, где низ?
-Абстрактные картины?
-Почему абстрактные? Там у одного ангел летит. Я его поместил вверх головой, как положено. А по замыслу этого идиота ангел у него вниз головой летит, падает, что ли? Так откуда мне знать? А у другого натюрморт. Я расположил, как было по-моему лучше, а он звонит, орет, что я завалил натюрморт на бок, загубил произведение, блин, искусства. Я им посоветовал развесить картины на выставке так, как они в каталоге размещены, все равно никто не заметит. Но они собираются меня бить. Никакого чувства юмора у людей. Да и с общей культурой не ахти. Знаете, что они написали в объявлении? "Вернисаж продлится месяц"!
Не только с Алешей, но и с окружающими его людьми постоянно случаются какие-то дикие истории. Его теща снимала в Иерусалиме квартиру, выходящую в маленький садик. В этом садике соседка-израильтянка держала в специальном вольере любимого кролика. А у тещи жил молодой терьер, который этим кроликом очень интересовался. И теща страшно нервничала, чтобы он с кроликом, не дай Бог, ничего не сделал, так как, если что, то будет скандал, штраф и война с соседями.
И вот однажды терьер радостно принес своей хозяйке трофей - труп кролика, основательно вымазанный землей, то есть, как положено охотничьей собаке, убил, спрятал, а потом запас отрыл. Что делать?
Теща приняла волевое решение: отобрала кролика, старательно вымыла его шампунем в ванной, высушила феном и тихонечко положила в вольер, мол жил-жил, да и умер, бывает такое...
Через некоторое время прибегает соседка с выпученными глазами и рассказывает, что с ней произошла мистическая история. У нее сдох кролик, она его собственноручно зарыла в садике, а сегодня смотрит - в вольере лежит его чистенький труп!..
Квартира Ямпольских, где мы работаем, уникальна. Занимает она второй этаж дома, постройки конца прошлого века, когда во время турецкого владычества сионист-миллионер Монтефиори через подставных лиц купил участок земли в Иерусалиме и застроил его домами, где поселились евреи. В отличие от современных куцых жилищ, потолки в квартире Ямпольских высотой четыре метра, комнаты просторны, а окна велики. Двор с растущим в нем старым масличным деревом отделяется от улицы могучим, каменным, в два человеческих роста забором - во двор входишь, как в замок или монастырь. Верхний острый торец забора покрыт поросшей мхом керамической плиткой с режущими краями - в прежние неспокойные времена, в случае чьей-либо агрессии, в доме можно было продержаться. В нынешние времена, беспокойные не менее, забор уже вряд ли поможет.
За пятнадцать лет жизни в этой квартире Ямпольские превратили ее из удобного комфортного жилья во что-то чудовищное. Там царит не беспорядок, не развал, а первозданный хаос! Тяжелые двери рассохлись и покосились, антикварные бронзовые ручки - при нажатии на них - отваливаются. Центр огромной комнаты заставлен канистрами со святой водой, вином и маслом, тут же стоят мешки с пустыми бутылками и пробками, громоздятся коробки с готовой продукцией. Подошвы липнут к полу, куда проливается часть жидкостей. Из всех источников света горит под потолком только одна пыльная лампочка без абажура, да армейский фонарь образца Войны за Независимость, при свете которого я клею этикетки. По стенам стоят разномастные диваны с торчащими пружинами и рваной обивкой, явно притащенные с помойки. На них обычно валяются вместе или по очереди три кошки, собака и две дочери Ямпольских, которые, как приходят из школы, немедленно включают на полную мощность черно-белый телевизор, подаренный кем-то вместо конфискованного. Там же отдыхают днем хозяева или спит очередной бездомный алкоголик. Собачья и кошачья шерсть лежит на всем и летает в воздухе совершенно безнаказанно. Тут же, в углу комнаты Сеня складывает рубахи, вычистив для этого маленький столик. Окна не моются никогда и уже не нуждаются в шторах от жесткого израильского солнца. На полках в нише стоят сосуды разных форм, которые я долго считала неглазурованной серой керамикой, пока Карасев во время чтения за ужином своих стихов не взмахнул рукой и не плеснул в нишу полную стопку "Голда". Алеша заорал, что лучше пусть он посуду бьет, чем водку лить, а бок одного из сосудов сверкнул ослепительно белым с темно-синим узором, и стало видно, что это гжель. Где-то в доме есть еще несколько комнат: спальня, детская, Алешин кабинет со всякими умными компьютерными машинами, спасенными из банковских лап, но вся жизнь происходит только в этом зале.
Тут же накрывается и ужин. Освобождается кусок стола, мы садимся, и Ляля приносит из кухни яства, одно другого вкуснее. В кухне сесть невозможно, поскольку все поверхности загромождены грязной посудой, и лучше не думать о том, в каких условиях вся эта роскошь готовилась. В "Хижине дяди Тома", помню, была кухарка-негритянка, мастерица своего дела, у которой пряности лежали вместе с грязными салфетками, а рабочие ножи не мылись никогда, но хозяева все ей прощали за талант.
Поразительно, но живя в таких условиях, Ямпольские, включая и детей, почти никогда не болеют. Девочки их - одиннадцати и четырнадцати лет - высоченные, румяные, голосистые, непонятно, как крохотная сонная Ляля их родила. Вся семья начинает день с кусочка просфоры из монастыря и стакана святой воды, и они убеждены, что именно это их и спасает от любой заразы. Этой же водой они лечат порезы, ушибы и иные травмы. Более того, Алеша рассказал правдивую историю, что когда один из котов приполз домой, сильно порванный в драке, Ляля опрыскала его водой, и кот в два дня выздоровел. Я сразу подумала креститься, а Карасев стал орать, что кот не мог выздороветь от святой воды, потому что он, блин, некрещен. И сам он - русский, некрещеный, беспартийный - не верит в это, как и в Чумака, и в этого мудака, как его, Кашпировского. И вода тут ни причем, а на коте и так все заживает, как на собаке.
Тогда Сеня Шварц, который стал, как он говорит, последнее время возвращаться к истокам, то есть ходить на какие-то занятия по иудаизму заявил, что, несмотря на более позднее происхождение и вообще выросши из иудаизма, христианство оказалось ближе него к язычеству. Об этом говорит и поклонение мощам святых, да и вера в святость всяких предметов, что при многобожии было очень распространено в язычестве, тотемы разные и прочее...
"А моление о дожде?" - закричал оскорбленный Алексей. - Какое моление? - "А такое! В Израиле уже три зимы нет дождей! И Кинерет, снабжающий водой полстраны, чуть ли не пересох. Скоро будем пресную воду из Турции возить, от братьев-мусульман, уже договор есть! Так вот, ваши пейсатые устроили специальное моление, чтобы дождик пошел! И в рога эти идиотские трубят! Это не язычество?!"
"Да будет вам", - сказала миролюбивая Леночка, а Ляля налила спорщикам водки, и все выпили за успех нашего бизнеса.
Наступил Новый Год. Мир перешел в третье тысячелетие под бурные споры, сделал он это, или переход состоится через год. На торжественную службу в Вифлеем прибыл только что отказавшийся от престола Ельцин и главы стран с православной традицией, все бывшие коммунисты, которым престарелый греческий патриарх Диодор зачем-то вручил по ордену Гроба Господня. Ельцин, похожий на больную полную луну, заявил, что на Святой земле он чувствует себя святым. А патриарх Всея Руси Алексий Второй, весь в золотом облачении, с драгоценным, усыпанным камнями крестом на груди, призвал всех истинных христиан не забывать о нищете, в которой родился Спаситель - у Марии не было денег на гостиницу, поэтому роды произошли в хлеву.
В Израиле все время торжеств продержался упорный зимний хамсин, когда раскаленные воздушные массы движутся из пустыни, неся песок и немыслимую сухость, а земля и кожа лица покрываются узором мелких трещинок. В это время трудно дышать, двигаться, есть, разговаривать, думать. Хочется завернуть раскалывающуюся голову в мокрую простыню и залечь в затемненной комнате на пол, лицом к стене. Говорят, что на десятый день хамсина бедуин имеет право убить свою жену. Религиозные евреи, не снимая в тридцатипятиградусную жару черных шляп и лапсердаков, продолжали молиться о дожде, и вся страна, изнемогающая от хамсина, мысленно к ним присоединялась.
И видимо, где-то в высших сферах это страстное желание было учтено. Поднялся ветер, температура воздуха стала падать, мучительно синее небо на глазах затянулось мрачными тучами, откуда прорвало дождем, похоже накопленным за три безнадежно сухих года. Улицы Иерусалима превратились в горные реки, вода хлестала под коленки, ветер выламывал зонтик вместе с рукой. Некоторые машины мощный поток воды разворачивал и нес куда-то по своему усмотрению. В приморских городках залило первые этажи, людей спасали на лодках, во многих районах отключилось электричество. В Кинерете вода поднялась до краев и обрушилась на Тверию. Избыток ее переполнил узкое русло Иордана, взбесившийся мутный поток разлился подобно Нилу, накрыл прилегающие поля и поселения.
Работа у Ямпольских остановилась, так как добраться до них было совершенно невозможно, автобусы не ходили. Тут звонит Ляля: "Ты не могла бы приехать?" - А что такое? Ты же видишь, что делается на улице! - "Да понимаешь, нас залило..." - Сильно залило?
Я не очень взволновалась, так как Лялин голос был по обыкновению спокойным. Алексей вырвал у жены трубку и завопил: "Все! Это конец! Катастрофа!" - Сейчас еду!
Я позвонила Шварцу, он добрался до меня в своем полудохлом "фордике", и мы, становясь то Ноевым ковчегом, то подводной лодкой, как-то доплыли до Ямпольских. Лена и Коля подошли одновременно с нами, они живут неподалеку. По лестнице, ведущей в квартиру, скакала вода. Я нажала на бронзовую дверную ручку, она, как всегда, осталась у меня в руке, и мы вошли в дом. И застыли в почтении перед увиденным.
"Разверзлись хляби небесные", - тихо сказал Сеня у меня за спиной. Весь центр потолка рухнул, дождь беспрепятственно продолжал заливать дом. На полу большой комнаты плескалась вода. В ней весело плавали готовые бутылочки со святой водой, маслом и вином, только этикетки со всех отлепились. Пустые бутылки, нахлебавшиеся влаги, сверкали гроздьями на дне вперемешку с горками красных пробок. Плавали мешки, пакеты с крестильными рубахами, островками торчали стулья. Канистры были опрокинуты и засыпаны кусками штукатурки. Хаос был доведен до своего абсолютного завершения. На шкафу, прижавшись друг к другу, сидели общим мохнатым комом кошки Ямпольских и собака.
"Животные! - прервал молчание Карасев, - вы, блин, должны не жаться, а торчать на природу!" Хозяева в резиновых сапогах и куртках с капюшонами стояли тут же. "Мы спали в маленькой комнате, а девчонки ночевали у наших друзей, - тихо рассказала Ляля, - и вдруг грохот. Прибегаем - и вот. Счастье, что это случилось, когда никого из нас здесь не было..."
"Вот за это грех не выпить! - сказал Коля и был прав. Бутылка "Голда" оказалась неразбитой, Алеша всем налил. "За чудо! - сказала я. - За то, что это закончилось именно так - все живы, никто не пострадал!" Мы выпили. Тут входная дверь приоткрылась, и в щель застенчиво протиснулся Владимир Ильич. "Я тут вам свежих булочек с маком принес, - робко сказал он, - магазины-то не работают". - То, что нужно, - оживился Алеша, - а то закусить нечем! Бери стакан.
Мы все взяли по нежной подрумяненной булочке. "Это должно было случиться, - проговорила Леночка. - Карты Таро предсказывали большие перемены в нашем деле, только я истолковала их, как большой приток паломников". - А получился большой приток святой воды! - прервал Коля. - Тут святости столько, что на всю жизнь всем хватит! Так что не расстраивайся, Ленка, карты знают, что говорят! А не повторить ли нам?
И мы повторили.
Ну, а православные паломники в Израиль так и не приехали. То ли в связи с изменившейся политической ситуацией, то ли по экономическим причинам. Русскоязычные туристические бюро сидят без работы, гостиницы стоят пустые, а жизнь идет своим чередом.
