• Лови промокод з яким знижка 50 грн - promo50grn

Пустовзбрыкалка какая-то

Статус: Offline
Реєстрація: 14.06.2007
Повідом.: 171
Пустовзбрыкалка какая-то

Пустовзбрыкалка какая-то,
порожденье взгляда в ночь,
что хохочешь выползая.
…И пытаясь превозмочь
неумение разгадывать
мимикрические сны,
навеваешь песни адовы –
изъязвлений щелкуны….

Пустовзбрюхалка какая-то,
порожденье взгляда в склочь,
что хватаешь всё, что надо и
что не надо….

Прочь….

Прочь!

ПРОЧЬ!!!

* * *

Верлибер день

Заглохший,
обгоревший смех,
тень птаха - мой Верлибер день
тягучею смолой на пальцы дня
…налип
и длится, длится, длится…
А
…белибердень,
сочится
и сочится,
и сочится
из израильских дернин
и мышьяком в лицо
струится, завиваясь,
бензольно удушающая ярость…
И вот он, монстр мой поэтический
наполовину…

Насколько глаз схватил пространства сердцевину.
 
Джаз на заказ. Триптих
Скворчанье бас-гитары в тон,
да в перебранку
…фортепьянной болтовни,
под взвизгивсхлипыпричитанья
…саксофона –
благая весть тромбона –
спиусни,
млей милый,
ну, а сдохнешь –
чёрт с тобою….

И неожиданнонежданно –
ВЫПЬ ТРУБЫ….

Всё, чтобы
вздрогнулось,
чтоб –
всхлипвулётвпропал!

…И тут же, в слезы….
В слёзы!

В слёзы?!

…Да, с этим не рифмуются морозы!!!

Удавка в горло,
залплиядкинжал?

…Расстрел,
сквозь судорогу
барабанной дроби.


* * *

Чей-то знакомый портрет



Лицо актёра… .

Кожа, кости, да губы сжатые для злости.

И взгляд… .

Насторожённо-цепкий под нахлобученною кепкой.,
А треугольник подбородка топырится сапожной щёткой.

Усы… . Усы свирепой прелести… .

И стиснуты акульи челюсти!

* * *

Из омута глянет…

Предтеча «Дозоров» - русалка,
её шельмовской вариант
из омута глянет….
И в салки
с наколками сманит сыграть….
Скропит из бутылки.
…В конурку,
где стойлом обшарпанный стол
заманит….
И ты – полудурком
уйдешь от неё,
голошкурки
и юркие хрюпалки-чурки
тебя подведут под пушбол.
Ты станешь бандитом и вором,
ты купишь себе кадиллак,
ты станешь расслабленно-квёлым,
и сгинешь….

И сгинешь….

За так!!!
 
Спасибо за отзывы. Раз уж зашёл, чтобы ответить, помещаю ещё хулигашек. А вообще, я не хочу много, потому что тема ставится впереди всех других, неудобно.

Чижик-пыжик, где ты не был?
Увидав кусочек неба – в луже…
Плюх!
И – без следа…
Чижик-пыжик, ты куда?

* * *

Ты, моя ягодка опять

Ты – моя ягодка,
Опять
Должна
хоть как-то
подсчитать
насчет
любви… .

Теперь нас – нечет.

Я – нищ и стар,
Ты – супер-стар
И щен, что ластится к коленям… .
Твоим… .

При том
учти,
что он
вот, вот,
любовной стастью
истечёт,
и испарится… .

Горизонт
твой
будет чист.

Нас будет чёт… .

Ну, не молчи,
дай мне отсчёт
любви насчёт

* * *
Хоть режь мою страну, хоть ешь,
А всё одно – острожный ёж,
Колючкой щерится – не трожь.
А то умрёшь… .
 
спасибо за произведения ... стиль необычный, но довольно интересный, а есть еще? или хотябы ссылку на собрание ...
 
Спасибо, земляки. вот меня и выдали. С головой. Ведь и вправду я не знаю, которую из двух десятков тысяч ссылок давать.
А я пришёл сюда потому, что здесь для меня каждый читатель - на вес золота.
Но теперь буду впечатывать всё новое, чего нет на остальных сайтах.

А это - о моём литературном учителе.

Роману Александровичу Левину – Харьковскому
75 – ВИВАТ!!!

Взгляд, Ваш….
Насквозь прожигающий ….

Руки, подъятые небу….

Вы зажигались от каждой удачной стрелы поэтической,
вмиг,
пламя от лба, и….

Тирада, всегда обращенная в млечность….
В млечность пути…
И всё это –
на каждый удавшийся стих.

Вы нас выпаивали….

Как…
Котят дворовых….
Из ладоней….
Каждому что-то волшебно пришептывали,
так что – самый последний балбес,
прямо на наших глазах
воскресал, как поэт,
и тут же
бросался
на строй верлибрических мельниц.
И исчезал….

Звездный сор отрясая
с небес.

…Все Ваши вышли.

Лишь я, –
я один заблукал в беспредельной
библейской пустыне….
Оду слагая –
не в лад и не всклад, и не в срок.

Но и оттуда, я вижу Ваш….

Взгляд, прожигающий….

Руки, подъятые небу….

Болью людской полыхающий правде –

ПРОРОК!
 
Останнє редагування:
Студия Левина

Я хотел бы рассказать один эпизод из далёкого литературного прошлого моего города - Харькова. На литстудии, которой руководил Роман Александрович Левин, было много молодых и безаппеляционных поэтов, и наш мудрый руководитель преподал нам урок. Он спросил нас, как мы относимся к творчеству Николая Тихонова. Мы заорали, что-то непотребное, хором и громко. Тогда он открыл какую-то старинную, как нам тогда казалось, книгу, а это было прижизненная книжка классика, которая в советское время не переиздавалась, и произнёс то, что отозвалось потом во всей моей судьбе. "Мы разучились нищим подавать". И читал целый вечер. Под гробовую тишину.
О том, что произошло тогда с нами, каждый из зашедших на эту тему, много лет спустя прочитал в книжке одного из этих самых братьев, помните сцену прихода туда Тихонова. И Левин предвосхитил описание этой сцены слово в слово.
 
Этот Хронос – пройдоха и вор,
стырил старость –
как будто и не было
ни
че
го,
ни тычков,
ни дрючков…
Пустота.
Одиночества вздор…
Даже требы уже
без потребы…
Всё – вне времени,
всё – вне пространств…
Чистый лист,
что уже не заполнится
закорючками
не
пост
о!
янств…
Я готов…
Я, как будто готов…

…Может, завтра.
 
Ицхак что можно сказать... Я просто читаю твое творчество.

А кто были те поэты в студии Левина? Как сложилась их судьба?
 
Добрый вечер из раскалённой пустыни.
Тут такое дело. Нашей студией руководил Роман Александрович. Он и возжёг огонь. Но после того, как наш учитель съездил на похороны Борис Леонидовича и позволил себе некоторые поэтические вольности, его ушли. После этого многие тоже разбежались.
Из самых, самых -
Инна Клемент,
Станислав Россоха.
А студией стала руководить Манина Петровна Гаврилова. И это в те годы было спасением для многих. Это было наподобие башни, я даже шутил, что это была студия закрытого типа и усиленного режима. Но Левин всё равно был там.
Это трудно объяснить.
Имена, если захотите найти в Интернете, просто набирайте в любом русском поисковике.

Виктория Добрынина
Светлана Смоленская
Ирина Евса.

Алексей Бинкевич
Станислав Минаков
Павел Гулеватый

Это те, кто откликнулись, когда я начал публиковаться. Очень многие, кто сильно начинал, куда-то исчезли. Или не втиснулись ещё в ноосферу русской поэзии. О некоторых не могу написать, так как с ними нет контакта.
 
ХАРЬКОВ – БЕССОННИЦА – БЛЮЗ


Твой двоящийся образ
отчетливо так разделен был
на тогда и сейчас…
Что осталось в сейчас волновало,
Но тенью, беспамятной тенью…
А… что было меж нами –
Казалось – закрыто навек и умрет вместе с телом…
Но, поди, ж ты!
Бессонница…
Блюз…
- Ты! –
была виновата – хриплю – Ты одна…
И сжимаясь под осыпью колких осколков,
Понимаю – закляк, чтобы выжить,
Вычеркивал из подсознанья…
Убегал на край света,
Спивался, сжигая,
Бесполезное время…

Но, поди, ж ты!
Отчетливо – звезды!
Вижу звезды, они зажигались в глазах…
Облик твой странноцветный луною в окне…
…И так явственно слышу слова,
что свивались в клубок, и плескались, как рыбы в затоне…

…И как блики, легчайшие блики текли по губам…

Что я пил с этих губ?!
И, зачем мне все это, зачем?
…Задыхаясь, шепчу, задыхаясь, что ты оказалась права –
черновик моей жизни бездарен –
мы просто спасались,
мы какое-то время дышали друг другом, а после…
Все, что после – предзимняя блажь.… Рассветает…

И вот они, новые ритмы,
Заглушая мой блюз,
молотками отбойными рвутся сквозь стены
и грохочут победно –
- ДО-ЖИТЬ, ДО-ЛЮБИТЬ, ДО-ТЕРПЕТЬ!
…И вот так – целый день, помогая,
помогая дожить, дожить, дожить, дожить…
 
последнее просто читается на одном дыхании, еще раз спасибо! ...
 
Спасибо за тепло от земляков.

Ожидание чуда



- Кто там чиркнул, как спичкой, звездою?
На побледневшем небе
луна….
Над городом снова и снова
хлопок и грохот сверхзвукового….

Под стон электронных часов
сосед просыпается, чтоб заработать детишкам на корнфлекс….
Запах свежего хлеба….
…И кофе.

Где-то кот, как ребенок заплакал….

Вздрогнув от грохота опорожняемых мусорных баков,
мы прижались друг к другу….
Мир….
Тишина….

Кто там чиркнул по небу звездою?!
 
Елабужский синдром.

(фантасмагория на тему вечного)


И меня тоже не приняли на работу посудомойкой. Мне бы повеситься, но где найдешь в израильской съемной квартире крючок или еще что-то, чтобы выдержало бы мой вес – сто кило с пузом. Тогда я сделал еще смешнее – сорвался с тормозов. Как и все русские люди, я закусываю водку облаками, а это очень опасно для здоровья окружающих меня людей. На следующее утро, как только меня выпустили из полиции, пришлось идти пешком к своей семейной врачихе. Ввиду полного отсутствия денег – в израильскую автобусную рулетку я давно уже не играю, а с врачихой у меня железный уговор – сорвался,
тут же к ней, да и потом…. Что ж, я понапрасну, что ли, три больничные кассы поменял, пока не нашел её. Представляете, она до сих пор одержима одной, единственной идеей-фикс – вылечить всех и навсегда.
Отсидев огромную очередь, я все-таки предстал перед ней во всей своей красе. Врач, как обычно, измерила мне давление, а потом, порасспросив о том, о сём спросила.
- Вы все еще пишете стихи?
Мы помолчали.
- Прочтите что-нибудь, если можно. Что-нибудь такое …, для анамнеза.
Я прочитал. Вот это.

АВТОПОРТРЕТ

Раз пятьдесят повешен и расстрелян,
заколот, четвертован и распят,
лежу в гробу – рукою изувера
загримированный под труп…. Опять
зуб заболел, и нету, нету мочи
стерпеть вой главной героини вновь….
Ну, ладно, все путем –
работа есть, работай….
Дождался, слава богу.
- ДУБЛЬ ПЯТЬ! МОТОР!!!
Сейчас взорвемся все,
потом обед и… с песнями,
что там у нас по плану –
пытки….
На костёр!
…Опять все сорвалось.
- Ты мне неинтересна!!! –
визжит, как институтка режиссер…
Ну, что не поделили эти твари
и снова завелись – не зная почему?
А как волшебно было все у них вначале –
он дал ей роль….
Она дала ему….
- ВСЕМ ПРИГОТОВИТЬСЯ!!!
Подпрыгнул гроб от взрыва.
И что теперь….
Какая тишина….
Крик чаек….
Мне б, сейчас глоточек пива….
О скалы трется сонная волна.
Ну, вот и всё,
все заорали разом.
- СНЯТО!!!
Нет, нет, не пива – сигарету….
Кофейку!
Вот оно, чудо,
возле моря…,
на закате,
глаза открыть и –
ВОСКРЕСАЯ –
сесть в гробу….

Никто и не заметил….
Веселятся…..
Не понимают, черти,
что порой,
я тоже, если честно разобраться,
эпизодический…
но, все-таки
ГЕРОЙ.

- Да! – сказала целительница.
- Тяжелый случай…. Ну, ничего, ничего…. Будем лечить! И тут же, просветлев.
- Вам нужно к специалисту!
И…, направила меня к патологоанатому. После того, как эта святая женщина спасла жизнь моему единственному внуку – я никогда не задавал ей лишних вопросов и попёрся на окраину города, как раз в то место, где в Израиле вскрывают трупы.
Я шел туда и думал – как же наша израильская жизнь все-таки отличается от привычной, русской. В России как – стало скучно в голове, вытаскиваешь из стола револьвер и крутишь себе, задумавшись о чем-то, барабан сколько хочешь. Можешь даже приставить его к своему собственному виску ради разнообразия…. А если ты к тому же, отморозок зафуфыренный – нажимаешь на курок!
А у нас! Ты должен ехать на работу! На таком же вот автобусе, под номером семь. А вчера такой же вот – взорвали. Ты прыгаешь в его нутро, как будто бы из самолета, но без парашюта, платишь за это удовольствие свои кровные и едешь…. Едешь! А потом приземляешься из него…. Живой!!! И рад, радешенек, как идиот последний….
Нет, лучше пешедралом, как я сейчас. Раз, два – раз, два….
Патологоанатомом оказался глубокий ватик (старожил израильский) – судя по тому, как он заговорил со мной на приличном русском, но с ивритом пополам. Он приобнял меня за плечи и поволок, как Харон в недра своего заведения, рассказывая на ходу, что Дорочка уже позвонила и что меня нужно спасать, визит в миштару (полицию) – это не фунт изюма, но все будет – игъе беседер (останешься в живых). И хотя мой медицинский ангел предупредила меня, что вскрытия не будет, на душе стало муторно, а в животе тошно. Нот Аркадий, так он мне представился, завел меня в какой-то закуток, усадил в кресло, включил спокойненькую музычку, заварил что-то травяное вместо дежурного израильского кофе и воскурил все вокруг индийскими палочками.
- Это - чтоб вонизм наш отбить. – объяснил он мне.
А потом с причитаниями и истово заговорил вдруг об особенностях поэтики раннего Иннокентия Анненского. При этом, он, то кружил вокруг меня, как бы исполняя боевой танец созревшего орангутанга, то очень больно нажимал какие-то точки на руках и на лице. И я полетел, полетел…. Как из того автобуса.
И тут, как из-за угла мешком, возле меня очутился труп. Я сразу узнал ее, это была моя Муза, закутанная в полосатенькую больничную простыню, которую она тут же сбросила на пол. В неоновом освещении загробного отделения ее фиолетовое лицо казалось совсем синюшным. И потом – этот разрез через весь живот до груди, зашитый суровыми нитками. Она наклонилась ко мне и прошепелявила на ухо.
- Ну, что парнишшаа…. На брудершафт!
У меня всё поплыло перед глазами, и я услышал свой собственный вой, но откуда-то издалека….
Сознание ко мне вернулось вместе с запахом нашатыря.
- Хамудик мой, (голубчик) это пить, быстренько, быстренько! – подсовывал мне чашку с настоем Петрович, и пока я судорожно хлебал его пойло, осторожно поинтересовался – как всё было.
Я рассказал. Аркадий Петрович явно повеселел и торжественно заявил, что я бари
(здоров), т.е. спасён. А дама – это так, побочный эффект, но очень, очень полезный.
- И по этому поводу… - пел он мне – Нужно сделать лехаим!
Тут же появились две русские граненые и коньячок, мы чокнулись, я поднес рюмку ко рту и… реально ощутил возле уха, как выдох.
- На брудершааафт!
Рюмка полетела на пол.
- Ничего, мазаль тов, мазаль тов!!!(на счастье, на счастье) – танцевал вокруг меня мой спасатель. И тут я понял, что в Израиле Кашпировские зачем-то работают патологоанатомами.
Кем же тогда в нашей великой стране работают настоящие патологоанатомы - подумал я, но спросил о другом.
- А если все-таки выпью?
- Тогда нэшика (поцелуй), горько, и в постельку. Любовь, знаете ли, до гроба….
Шучу, шучу….
И вот, меня уже выводят на свежий воздух, обнимают в последний раз и просят передать нежный Даш (приветик) дорогой Дороти.
С тех пор всё пошло, как по маслу. Меня не приняли ещё в 326-ти местах на работу, а мне хоть бы хны. Я теперь абсолютный абстинент, даже курить бросил.
Но, это что! Даже повеситься не возникает никакого желания, потому что я совершенно определённо знаю – она ждёт меня там, зашитая суровыми нитками и совсем разложившаяся под тлетворным влиянием Ближнего Востока горячо и навеки любимая
моя – Муза-алкоголичка.
- Не дождёшься…. – шепчу я ей каждый вечер, засыпая. И сплю, как младенец….
И даже… не храплю!
 
Прошу прощения, хотел переместить свой синдром в эту тему, а он впечатался два раза. Посыпаю голову песками библейской пустыни.

Дорогие мои соплеменники, особенно те из Вас, кто поимел мужество так, и остаться простым снгешным евреем и не предал свою русскую мамочку, переместившись в бескрайние просторы святой земли! Как обустроить Россию в этом мире, после трудов праведных дорогого нашего Александр Исаича, мы уже, хоть и примерно, но представляем себе. А вот…. Вы никогда не задумывались, как нам, израильским гоям, попавшимся, как кур в ощип, обустроить Россию на нашей новой неисто-рической Родине, в Израиле? На спор… Вы даже представить себе не сможете, сколько десятков, а может быть и целая сотня тысяч семей, приехавших из СНГ, прям-таки жаждут устроить в своих, отдельно взя-тых трущобных квартирках, маленькую такую, домашнюю Россию. Ну, собственноручно засоленные огурчики, помидорчики – целовал я свою милку в коридорчике, это не я придумал, это классика…. Борщечок с са-мой дешевой в мире курятинкой и хрусткая такая, заквашенная такая, капустка - только-только из холодильничка – уже горячее…. Запотевшая в нон-фросте бутылочка от Маании – это же форменный пожар в груди! Оливье, ты наш любимый оливье – обрусевший ты наш навсегда, так ку-да от него денешься, это просто таки любой новоприбывший организм генетически требует его намять. После лехаима!
Идем дальше! Принципы сионизма – это, конечно, прекрасно – но любимый наш телевизор с приклеенной на боку квитанцией об уплате телевизионного налога, чтоб полицейские добрым людям в добрый вечер кости не ломали, если вздумают его конфисковывать, бубнит почти круглые сутки – правильно понимаете – на родненьком, русском….
И в компьютере, не какая-нибудь – янки дудль – а вполне культур-ная русскоязычная версия всех его окошек, которые он и выдает всем нам по первому нашему требованию, когда мы по олимовской дорожке в Интернет топаем.
Более того, за пятнадцать лет отдельно, которые мы уже провели здесь, даже в большом и прекрасном иудейском мире с русским языком проблем всё меньше и меньше. По улице, да еще и пёхом передвигаются исключительно русские люди и, все как один, с тележками для покупки снеди, если чего не знаешь – подходи смело, спрашивай, может, и не ответят, так хоть обматерят, – тем более своих мы уже научились автоматически отличать от хороших и разных…. Да что там! Нам уже, когда мы рожаем – разрешают кричать по-русски – МАМОЧКА!!! А когда мы, не дай бог, откидываемся – так нам, представляете, хозяева нашего изгойского положения в стране, гражданами которого мы являемся, и которые до самой последней точки регламентируют нашу жизнь здесь, сообразуясь, все с тем же ШУЛЬХАН АРУХОМ, только не с краткой его копией, а с полным, девятитомным изданием, которое никогда не переведут на русский язык - ИУДЕИ, почти совершенно добровольно, построили на своей святой земле целое одно, отгороженное от их мира кладбище…. Примерно такое же, какие были у этих самых иудеев в каждом городе России, когда они еще были простыми евреями Советского Союза…. Чтоб было, куда закинуть наши некошерные кости после смерти.
А если ты, к примеру, заходишь в наше, уже почти российское бю-ро по израильскому нетрудоустройству…?! Это ж, любо, дорого смотреть и слышать…. Это ж, одесский Привоз не меньше, правда, роль греков на этом базаре исполняют такие же, апартеидированные до мозга костей, как и мы – братья наши по несчастьям – бедуины. Правда, и там - де-вочки налево, мальчики - направо.
И самое главное, внутри этого мира мы говорим на русском, дума-ем на русском, и даже кошмары смотрим по ночам с обязательными рус-скими субтитрами….
Жаль вот, только, что почему-то престали, почти совсем перестали переселяться сюда, в глубины библейских пустынь наши русские братья! Не едут, гады! Всё стараются пролезть к немцам или в Канаду! Мы и са-ми пошли бы в Канаду! Пешком! А кто тогда будет здесь, на острие бит-вы за цивилизацию, изображать донских казаков и служить в самой об-русевшей армии переразвитого мира, защищать на нашей новой, хорошо хоть не «доисторической», но, все-таки Родине наших, так быстро поя-вившихся здесь детей и внуков….
А вообще-то - ну, их всех, в баню…. Домой пора, тётя Ася - Исто-шина, скоро на телеэкране всех нас отбеливать будет…. Домой, домой – так хочется узнать из местного русскоговорящего телеокошка - что там еще на нашу голову выльет наш великий, ужасный и усатый Иосиф…, Виссарионович Ющенко. Наверное, опять синагоги будем поджигать и искать своё, особое место в этой стране…. А что?! Может, лет этак через пятнадцать, …и найдут нам место, пусть даже и не в первом ряду. Толь-ко, учтите, господа хорошие – мы теперь уже до самой своей смерти так и останемся теми, кем считаем себя – гойскими интеллигентами ЭРЭЦ – ИЗРАЭЛЬ. Так Вы нас, грешных, здесь перевоспитали и недоабсорбиро-вали…. А ВЕДЬ ТАК СТАРАЛИСЬ, ТАК СТАРАЛИСЬ!!! Миллиарды долларов освоили. И всё в карман…. Свой, естественно, карман….
Во, телефон…. – Алло! – вы меня извините, мне из-за границы, из Израиля звонят, на иврите о чем-то …. Если ты хочешь мне что-то про-дать, то говори по-русски и правильно. Что я должен купить? Пожизнен-ную неделю отдыха в сети отелей Клаб Эйлат…. Лутраки Яван…, и про-чая муть? Ну, я сейчас им выдам. Спрошу, а подают ли в этом Лутраке, нет, не раков, а суп с котом…. Как это, милая моя, ты не знаешь, что это такое? Я тебе сейчас тебе рецепт этого народного таиландского блюда дам. Значит так, берешь одного, еще не ободранного кота и еще с живо-го, сдираешь с него шкуру…. Во, слава богу, отключилась. Теперь долго звонить не будут. Что? Откуда я этот рецепт знаю? А как Вы думаете, мои дорогие, можно ли обустроить, хотя бы микроскопический такой, Таиланд в Израиле? Вот бы узнать, что по этому поводу думает любимый мой писатель – А.И. Солженицын.
 
Александру Розенбауму

В напряженьи пространства распластана,
задыхаясь от снежного свиста,
как слепая, бежала на красный,
меж ладоней виски свои стиснув…
В ускорителе горя – частица,
подгоняемая судьбою,
ну, куда, ну, куда ты так мчишься,
дымный след волоча за собою?!
И столкнувшись
с гру-
зо-
ви-
ком,
статистической став единицей,
подтвердив непреложный закон
вероятности….
Сбитою птицей,
замерев, застываешь в снегу…

В напряженьи пространства распластан,
задыхаясь от снежного свиста,
как слепой, я газую на красный,
чтоб помочь тебе – мертвая птица.
 
Харьковский клуб поэзии выпустил антологию. В ней сетевых литераторов напечатали на бумаге. Было сообщение, что книжка уже в продаже.
Это совершенно новая форма взаимодействия ноосферы поэзии и отходящего в разряд раритетов - книги на бумаге.
 
Все, как один, молотком по лобстеру – хрясть

Вот, Вы, мой просвещённый читатель, видели, хотя бы раз в своей замученной глобалистами жизни, живого лобстера? Я не говорю о том, чтобы съесть такого же, сваренного вкрутую. Хотя бы один разочек в жизни насладиться…
Да, не по телику, нет, а своим глазами? Вот, и я не видал и не едал, потому как такой же, как Вы…
А теперь представьте себе, хотя бы смутно, самый шикарный русский ресторан в тель-авивском Израиле. В те благословенные времена, когда там ещё проживал своё состояние наш дорогой и всеми почти любимый Аркадий Александрович.
А в нём, весёлую сходку самых неизбранных граждан нашей гордой своим иудейским вариантом демократии страны, поедающих этих морских чудовищ, сотнями. Стук специальных молотков по панцирям и ни с чем несравнимый запах специй и выедаемого.
А тут…
Откуда ни возьмись, а проще говоря, с улицы, в зале материализовался маленький и донельзя сгорбленный однопланетянин в кипе и при бороде, да ещё и очки на носу, ну, очень дальнозоркие. Не очки, а просто таки – телескопы какие-то.
Подошёл к ближайшему столу и, застыв наподобие мумии египетской, смотрел, уставившись в тарелку одной из дам, разогретого настоящим армянским коньячком, сообщества. Смотрел, поворачивая голову туда-сюда до тех пор, пока красавица эта не завизжала, как резаная. Да и как тут не взорать, если ты только-только подцепила вилочкой белоснежного мясца, а тут кто-то носом тарелку нюхает, не обращая никакого внимания на твои выдающиеся во все стороны прелести.
Конечно, тут же служители этого, развращённого европейскими свободами заведения, набежали, сгребли болезного под микитки и утащили в недра администрации, разбираться.
Порядок в зале восстановился быстро, тем более что пришла пора каждому из присутствовавших рассчитываться за поедание гигантских раков своими кровно заработанными манями, поскольку это был не просто шалтай новоизраильтянский, а вполне богоугодное сборище благотворителей, на котором буквально каждый, прямо и таки, обязан был отщипнуть крошку от благоприобретенного им, слепо и почти бессознательно повинуясь гениальному закону великого выкреста нашего, Карла Генриховича, в пользу.… Да, хоть чего угодного, лишь бы отщипнуть…
А то, в следующий раз, не видать им десерта, к которому они после этого должны были перейти, как своих ушей.
А наш герой, хоть и помятый основательно, но почти целый стоял, согнувшись ногами, перед столом хозяина вертепа, одесского сибарита и жуира в одном лице, который для всех здесь был просто – Абрам Иванович, и точка.
Хозяин, долго и молча, разглядывал гостя, точь в точь, как будто тот был самым мёртвым лобстером на его тарелке, а потом откинулся в кресле и прохрипел:
- Ты как сюда прошёл?!
Принесённый обстоятельствами открыл, наконец, глаза и тихим спокойным голосом праведника…
- Через заднюю дверь…
Главноуправляющий скосил правый глаз на громилу, стоявшего рядом, и тот тут же испарился увольнять проштрафившегося охранника, а наш, действительно герой, ещё дальше засунул голову в плечи, поняв, что оставил человека без работы…
- Да не переживай ты так… Присаживайся, присаживайся я тебе сказал, вот так, молодец… Как солёный огурец… Я вот, только не пойму – зачем?
И на вздрагивание ладошками, ещё больше хрипа…
- Говори, говори, без этого не выпущу… Может, выпьешь чего…
Ираклий, а так отзывался всю свою нелепую жизнь присевший в кабинете, достал на эти слова бутылочку из карманчика куртки и отпил немного… А потом и всё же, решился.
- Пришёл посмотреть на этих, как его…
И показал руками что-то большое и круглое
- Никогда не видел. А то, дочка нашла в Интернете и неделю ныла, хочу, хочу, хочу… А потом вообще замолчала.
Так я и пришёл. Купить. Одну штуку.Для неё.И мальчики пусть посмотрят, что это за чудо такое.
…Вот.
- Дак, вам же нельзя этих тварей поедать.Некошерные же…
Новоприбывший выставил ладошку наподобие щита.
- Моим можно… У них мама – русская. И они тоже…
А потом замолчал, распрямился и вздохнул впервые за все свои репатриированные годы – глубоко…
А ресторатор вдруг хлопнул своими лапищами по столу и тоже затих…

Потом, отмерев, нажал одну из своих руководящих кнопок и через некоторое время отцу, возлюбившему своих чад поперек всех религий, был засунут в его рюкзачёк объёмистый пакет гадов морских, не забыт был также и спецмолоток, а также гарнир и соусы… Его тщедушные шекели без разговоров засунули в его же карман, и…
Абрам сам и лично проводил дорогого гостя к выходу и предложил отвести на служебной машине, но…
Нельзя, полночь шабатняя, святое время, и потом, юбиляр, которого оба, как оказалось, почитывали до сих пор, тоже любил пешие прогулки. Через всю Россию…
И ещё, они заглядывали друг другу в глаза, как будто надеялись на что-то…
А когда разошлись, произошло совсем невероятное…
Иванович, хряпнув рюмку сливовицы, набрал жену и, мотая головой, сообщил ей:
- Ирушик, как ты там? Да… Ну, держись, что поделаешь… Как там, деточка твоя? …Слышу, слышу, подлаивает.
А знаешь, кого я сегодня встретил? Ирку-носопырку нашего помнишь? Да, да, тот самый…
И рассказал, выдыхая, что таки - да, кипа, борода рыжая, глаза уже почти не видят, детей немеряно… А напоследок добавил:
- Так, представляешь, он меня и не узнал. Да, точно, точно… А я его сразу… Да, время, проклятое время…

Но, и добредший утром ранним до родной своей крепости, Ираклий, передавши деткам Абрамовы подарки, приказал открыть Инет и обязательно просмотреть досконально, как и когда всё это безобразие поедать, получил наконец от дочки долгожданный воздушный поцелуйчик…
И, из последних сил, прильнул к своей единственной, и от всей души пожаловался ей, что всё прошло прекрасно, вот только этот шлимазл, жировня одесская, так и не признал в нём единственного своего друга детства…
Вот так…
Так и живём…
 
Добрый доктор Бармалей
лишних убивал людей –
тех, кто был уже недужен,
и к тому ж, - Барух ха Биби! – *
нахрен никому не нужен…
Ну, а доктор Бармалей,
новоявленный злодей –
тем, кто корчился напрасно
предлагал мгновенье счастья –
смерть как сон, река, нирвана…
А!
Волна из океана,
милосердьем наплывая,
нежно, -
головокруженье –
улыбаясь…
засыпая…
уплываешь в Лимпопо…

Власти доктора словили,
власти доктора судили,
и в кутузку затолкав,
облегчились, и забыли –
что он,… где он… Не слыхали -
как из камеры вопит –
Ой, болит! – да – Ай, болит! –
наш несчастный…
А найдя у Бармалея
крови рак и простатит,
а не насморк, не бронхит –
не померяв даже пульса –
в облегчение конвульсий
прописали аспирин…

Так и сдох он между прочими!
…И теперь бессонной ночью,
как прихватит сердце, почки,
зубы и радикулит –
я шепчу – Приди скорее,
палестинский Бармалей, и…
прояви ко мне участье –
с жизнью помоги расстаться –
пристрели из М – 16!!!

…Чтоб потом -
река…

Нирвана….

И волна!
Из океана!!!

*(Барух ха Биби!) – Слава Нетаниягу! (ивр.)
 
Две розовые тучки –
тапочки бога? –
сброшенные в небо,
плывут себе потихоньку…

Как же так?
Ведь нет его, нет!
…А тапочки – вот они –
плывут себе потихоньку…

Кто дал мне эту способность –
очеловечивать все, что вокруг.
И даже Тебя?
Ведь нет тебя, нет…

Так почему,
почти каждую ночь,
затворившись от всех
и от вся,
чьи-то светлые мысли…
Я?!
выхлестываю на бумагу…
И они застывают на ней
навсегда.

А две розовые тучки
на закате…
плывут себе потихоньку.
 
Назад
Зверху Знизу