Первоначальное сообщение от Dimoks
первый расказ от Васи Пупкина ...
а как же Лев Толстой ?
По-моему рассказ действительно неплохой, но только это не Лев Толстой, а Алексей Николаевич Толстой... "Хождение по мукам" помните???
могу еще скинуть, но остальные похуже будут.
А.Н.ТОЛСТОЙ
ВОЗМЕЗДИЕ
1
Я почти уверен, что мои слова ни в ком из вас не
встретят серьезного отклика. Может быть, правильнее
было бы не высказывать суждения, столь далекие от
суждений, которыми живет наш век. Однако я не стану
противостоять искушению, и все-таки расскажу этот,
может на первый взгляд не правдоподобный, случай,
происшедший со мной лично.
Я уверен, что в жизни существует возмездие, не
потому, что мне хочется надеятся на отмщение, а как
человек, на самом деле испытавший неотвратимость
судьбы, подводящей черту под случившимся в нашей
жизни. Но не буду говорить об этом, перейду непос-
редственно к рассказу о трагическом происшествии,
печальный след которого пал тенью на всю мою жизнь.
Мне было 28 лет, когда началась война, которую в
непонятном ослеплении мы долго называли великой. Мой
зять и отец были военными. Я с детства воспитывал в
себе убеждение, что высшее проявление человеческого
благородства есть военная доблесть. Когда мобилиза-
ция оторвала меня от семьи, я ушел на фронт с чувст-
вом радости и исполненного долга. Оно было так вели-
ко, что моя жена была готова разделить со мной гор-
деливую радость. Мы были женаты три года. У нас были
спокойные чувства, может быть, не слишком страстных,
но любящих друг друга крепкой, реальной любовью здо-
ровых людей, не ищущих связей на стороне. Новизна
ощущений новой обстановки успела уже остыть во мне,
и разлука стала тяготить меня.
Однако на фронте, вдали от жены, я оставался бе-
зупречно верен ей. Пожалуй, во многом это можно объ-
яснить тем, что рано женившись, я не поддавался вли-
янию слишком легкомысленной пустой жизни, которой
жили многие мои однополчане.
Только в начале второго года войны мне удалось
получить отпуск. Я вернулся в полк в точно назначен-
ный день, лишний раз укрепив репутацию не только хо-
рошего, но и педантичного офицера. Мои успехи по
службе понижали до некоторой степени горечь разлуки
с женой, или, если говорить честно, отсутствия жен-
щин вообще. К весне 1916 года, когда я был уже одним
и з адъютантов верховного главнокомандующего, за
несколько дней до начала знаменитого наступления, я
получил предписание срочно выехать в штаб Западного
фронта с одним важным документом. От своевременности
его доставки и сохранения тайны, могла зависеть
судьба всей операции.
Передвижение войск лишало меня возможности полу-
чить отдельный вагон раньше следующего дня. О про-
медлении нечего было и думать. Я выехал обычным по-
ездом, чтобы в Гомеле пересесть на киевский скорый,
идущий в Вильнюс, где стоял штаб Западного фронта -
цель моей поездки. Отдельного купе в вагоне первого
класса не оказалось. Проводник внес мой чемодан в
ярко освещенное четырехместное купе, в котором нахо-
дилась одна пассажирка, очень привлекательная женщи-
на. Я старался не выглядеть слишком навязчивым, но
успел все-таки заметить чем-то опечаленное лицо.
Глухо закрытый, с высоким воротом костюм показался
мне траурным. Мысль остаться с этой женщиной наедине
почему-то смутила меня. Желая скрыть это чувство, я
с самым безразличным видом спросил у проводника:
- Где можно найти здесь кофе?
- В Жлобине, через два часа. Прикажите принести?
Он хотел положить на верхнюю полку мой чемодан,
в котором лежал пакет о наступлении. Я испугался, и
так резко и неожиданно схватил его за руку, что,
сделав неловкое движение, он углом чемодана задел
электрическую лампочку. Я увидел, как женщина взд-
рогнула от громкого звука лопнувшего стекла. С бес-
конечными извинениями проводник постелил мне постель
зажег ночник и вышел.
Мы остались вдвоем. Пол часа тому назад, на пер-
роне гомельского вокзала, ожидая поезда, я мучитель-
но хотел спать. Мне казалось величайшим благом вытя-
нуть ноги и опустить голову на чистое полотно подуш-
ки. Теперь же сон совершенно покинул меня. В полум-
раке я старался разглядеть лицо женщины и чувствовал
ее присутствие, воспринимаемое мною именно как при-
сутсвие женщины. Как будто ток установился между на-
ми. Врочем, я ощутил это позднее. Сначала я расте-
рялся и не знал, как с ней говорить. В синем цвете
едва белеющее лицо женщины казалось очень красивым,
и я почему-то невольно стал ждать того момента, ког-
да она начнет раздеваться, но она спокойно, будто
меня здесь и не было смотрела в окно, повернув чет-
кий профиль, казавшийся в полумраке печальным.
- Простите, вы не знаете, где здесь можно выпить
кофе? - спросил я. Легкая усмешка тронула ее губы.
Наконец, решившись, я пересел на ее диван. Она отод-
винулась, слегка отстранила голову, как бы для того,
чтобы лучше разглядеть меня. Тогда, осмелев, я уже
не пытался найти слов, протянул руку и положил ее на
подушку почти около талии соседки. Она резко пересе-
ла дальше, и вышло так, что ее бедро крепко прижа-
лось к моей руке.
Кровь ударила мне в голову. Долго серживаемое
желание заставило меня не рассуждать. Не задумываясь
над тем, что я делаю, я обнял гибкую талию. Женщина
отстранилась, уперлась мне в грудь руками. В слабом
свете ночника лицо ее бледнело нетерпеливым призы-
вом. Не владея собой, я стал покрывать ее лицо поце-
луями и она сразу поникла, ослабела, опустившись на
подушку. Склонясь над ней, я все же не осмеливался
прижаться губами к ее алеющим губам. Но против воли,
почти инстинктивно, моя рука поднималась все выше и
выше по туго натянутому шелку чулка. Когда под смя-
тыми, взбитыми юбками, под черным чулком показалась
белая полоса ее тела, она блеснула ослепительней,
чем если бы в купе зажглась разбитая проводником
лампочка. И только тут я понял, что женщина отдалась
мне: ее голова и туловище все еще в бессилии лежали
на диване, она закрыла лицо руками и была совершенно
неподвижна, и уже никакая дерзость не могла встре-
тить отпора. Ноги ее беспомощно свесились на пол, и
глаза резала белизна ее кожи, между чулками и шелко-
вой батистовой юбкой. Мое тело думало за меня. Тяже-
лая, густая кровь налила все мои члены, стеснило ды-
хание. Я чувствовал, как невыносимыми тисками мешает
мне затянутый на все пуговицы военный мундир, и как
будто постороннее, независимое от меня тело с силой
и упругостью стальной пружины просится на свободу.
Рука моя уже без дрожи прошла расстояние, отделяющее
полосу открытого тела до места прекрасного и плени-
тельного.
Мои пальцы нащупали сквозь тонкое белье гладкий,
как совсем у юной девушки живот, коснулись нежного,
упругого холмика, которым он заканчивается. Я пред-
чувствовал уже, как через несколько мгновений утону
в этом покорном, свежем, как спелое яблоко теле. В
эту минуту я заметил, что дверь в коридор не совсем
плотно закрыта. Закрыть дверь на замок было делом
нескольких секунд, но и их хватило на то, чтобы ос-
лабить для грядущего наслаждения ту часть моего те-
ла, которая была гораздо более нетерпеливой, чем я
сам. Никогда до этого дня я не испытывал такого при-
падка всепоглощающего наслаждения. Как будто из всех
пор моего существа, от ступней, ладоней, позвоночни-
ка вся кровь устремилась в один единственный орган,
переполняя его. Я почувствовал, что каждая минута
промедления наполняет меня страхом, боязнью, что те-
лесная оболочка не выдержит напора кровяной волны и
в недра женского тела вместе с семенной влагой поль-
ется горячая алая кровь. Я поднял по-прежнему свеши-
вающиеся ножки, положил их на диван, окончательно
приведя в необходимое состояние свой костюм, вытя-
нулся рядом с женщиной, но скомканный хаос тончайше-
го батиста мешал мне. Думая, что сбилась слишком
длинная рубашка, я резким движением сдернул ее квер-
ху и сейчас же, ощутив покров ткани, почувствовал
шелковистость мягких курчавых волос. Мои пальцы кос-
нулись покрытой батистом ложбинки, прижались к ней,
скользнули в ее глубину, которая раздавалась с по-
корной нежностью, как будто я дотронулся до скрыто-
го, невидимого замка. Ноги тотчас же вздрогнули,
согнулись в коленях и разошлись, сжатые до сих пор.
Мои ноги с силой разжимали их до конца. Капля влаги,
словно слеза, молящая о пощаде, пролилась мне на ру-
ку. Меня переполнило предчувствие неслыханного
счастья, невозможного в семейной жизни. Эта семейная
жизнь меня скрывала. Она не дала мне достаточного
опыта, чтобы справиться с секретами женских засте-
жек, я без толку искал какие-то тесемки, но все
тщетно. Вне себя от нетерпения я готов был просто
разорвать в клочки невесомую ткань, когда в дверь
резко постучали.
Не хватает сил описать мое раздражение, когда
проводник сказал, что скоро станция и там можно вы-
пить кофе. Я грубо сделал замечание, что нельзя
ночью из-за каких-то пустяков будить пассажиров. Он
обиделся, но пререкания с ним отняли у меня несколь-
ко минут.
Когда я вернулся, в позе женских ног не произош-
ло никаких изменений, ее запрокинутые руки по-преж-
нему закрывали лицо, все также белели обнаженные
стройные ноги. Я еще сильней захотел это тело, хотя
уже не было прежней жажды, бывшей ранее такой нес-
терпимой. Она исчезла настолько, что я почти испу-
гался, когда проникая к вновь покорному телу, почув-
ствовал, что устранено последнее препятствие к обла-
данию им. Курчавые завитки необыкновенно приятных
шелковистых волос был открыт, мои пальцы свободно
касались иаинственного возвышения, я легко скользнул
в эту темную влажную глубину, но увы...
Это была лишь рука. Все остальное как будто по-
теряло всякую охоту последовать за ней. Соблазни-
тельной прелести ножки были теперь раскрыты так ши-
роко, что падали на пол, не давая мне другого места,
кроме уютного беспорядка. Женщина ждала... Я не мог
обмануть ее ожидания, но в то же время не было ника-
кой возможности дать ей быстрый утвердительный от-
вет.
Острый, унизительный стыд охватил меня. Стыд до-
водящий до желания сжаться в комок, стать меньше,
невидимее, но с какой-то дьявольской быстротой на
это желание откликнулась всего одна часть моего тела
- та самая, которая повергла меня в этот стыд. Боль-
ше я не мог сомневаться - это был крах, банкротство,
повторный невиданный провал. Однако, не желая в этом
сознаться, моя рука продолжала ласкать тело женщины.
Она с желанным жаром приникла к его поверхности, она
дерзнула даже прикоснуться к его тайнику, жаждавше-
му, чтобы его закрыли. Я, имитируя внезапно вспых-
нувшую страсть, отнял маленькие руки от лица, увидел
крепко сжатые ресницы и рот, стиснутый упрямым не-
терпением. Я впился в этот рот искусственным поцелу-
ем и мягкая рука закинулась мне на шею, привлекая ее
к себе. Эта пауза длилась долго. Другая, свободная
ее рука упала вниз, летучим движением прошлась по
моему беспорядочному костюму, коснулась... А впрочем
нет, она ничего не коснулась. Весь ужас был в том,
что уже не оставалось ничего, чего с удовольствием
коснулась рука женщины. Да, я сжался в комок, я сго-
рал от стыда и желания, и женщина поняла это. Она
сделала движение сесть, но я не хотел признаться в
поражении. Я не мог поверить тому, что необычайная
страсть могла покинуть меня бесповоротно. Я надеялся
поцелуем вернуть ее прилив. Я не сильно разжимал уп-
рямо сжатые губы, впивался в них языком. Очевидно, я
был просто противен. Хотел было уже подняться, одна-
ко рука не отпускала меня. Она с силой нагинала мою
голову и подбородок пришелся к овалу ее груди.
Твердый, как крохотный кусочек резины, сосок
вырвался из распахнувшейся блузки и я вновь почувст-
вовал прилив к застывшим членам. Я целовал, сосал
сосок тонко, остро и исступленно, с жадностью втянув
в рот упругую, похожую на большое яблоко грудь и по-
чувствовал, как груди ее набухают, делаются полныни
от томящего ее желания. Руки женщины все более нас-
тойчиво притягивали мою голову. Я вдруг услышал
приглушенный, с трудом произнесенный сквозь зубы го-
лос: " Поцелуй хоть меня." То были первые слова,
произнесенные женщиной за вечер. Мой рот потянулся к
ее губам, яркая окраска которых алела при слабом
свете ночника. Она с силой прижала мою голову к сво-
ей груди, а затем стала толкать ее дальше вниз. Сама
же быстрыми движениями передвигала свое тело по
скользкой подушке и я опять услышал измененный, пре-
рывающийся от нетерпения голос: "Да не губы... неу-
жели вы не понимаете! Поцелуйте меня там, внизу..."
Я, действительно, едва понял. Конечно, я слышал о
таких вещах. Немало анекдотов на эту тему рассказы-
вали мои товарищи. Я даже знал имя одной такой ко-
кетки, но я никогда не представлял, что это может
случиться в моей жизни.
Руки женщины не давали мне времени на изумление
- они впивались коготками в концы моих волос, ее те-
ло поднималось все выше и выше. Ноги расжались,
приблизились к моему лицу и поглотили его в тесном
объятии. Когда я сделал движение губами, чтобы зах-
ватить глоток воздуха, острый, нежный и обольсти-
тельный аромат опьянил меня. Мои руки в судорожном
объятии обняли ее чудесные бедра, и я утонул в поце-
луе бесконечном, сладостном, заставившем забыть меня
все на свете. Стыда больше не было. Губы впивали в
себя податливое тело и сами тонули в непрерывном
лобзании, томительном и восхитительном. Тело женщины
извивалось, как змея и влажный жаркий тайник прини-
кал при бесчисленных поворотах к губам, как будто
живое существо, редкий цветок, неведомый мне в мои
28 лет. Я плакал от радости, чувствуя, что женщина
готова замереть в судорогах последней истомы. Легкая
рука скользнула по моему телу, на секунду задержа-
лась на тягостно поникшей его части, сочувственно и
любовно пожала бесполезно вздувшийся кусок кожи и
сосудов. Так, наверно, маленькая девочка огорченно
прижимает к себе ослабевшую оболочку мячика, из ко-
торого вышел воздух.
Эта дружеская ласка сделала чудо. Это было бук-
вально воскрешение из мертвых, неожиданное и стреми-
тельное воскрешение Лазаря: сперва чуть заметно тро-
нулась его головка, потом слабое движение прошло по
его телу, наливая его новой, свежей кровью. Он взд-
рогнул, качнулся, как от слабости, и вдруг поднялся
во весь рост.
Желание благодарно поцеловать женщину переполни-
ло мою грудь: я сильно прижался губами к бархатистой
коже бедер, оставляя на ней следы поцелуев. Затем я
оторвался от этого чудотворного источника, его аро-
матная теплота вдохнула моего воскресшего Лазаря к
жизни, нетерпеливый, мучительно сладостный тайник
поглотил его в недра.
Наслаждения были легковесны, как молния, и бес-
конечны, как вечность. Все силы ума и тела соедини-
лись в одном желании дать, как можно больше этому
полудетскому телу радости, охватившему меня своими
объятьями. Ее руки сжимали мое тело, впиваясь ногтя-
ми в мои руки, касались волос, не забывая о прикос-
новениях более интимных и восхитительных. Не было
места, которое не чувствовало бы их прикосновений.
Как будто у меня стало несколько пар рук и ног. Я
сам чувствовал невозможность выразить двумя руками
всю степень этой радости, которая переполняла меня.
Пои пальцы перебегали по спелым яблокам ее наливших-
ся грудей, щупали ее голову, волосы, плечи. Было му-
чительно, что я не имею еще рук, чтобы ими ближе,
теснее прижать к себе обнимавшее меня тело. Я хотел
бы, как спрут, иметь четыре пары рук, чтобы взять ее
тело. Сколько времени, мгновение или вечность, дли-
лись эти объятия я не знаю. Внезапно, обессиленно мы
разжали руки, замерли от счастия и удовольствия. Мы
заснули, прижавшись друг к другу.
2
Не знаю, как долго я проспал. Разбудил меня ос-
торожный шорох. Так иногда в самой глубокой тишине
может разбудить слабый скрежет зубов. Еще бессозна-
тельно я открыл глаза и увидел, что женская фигура,
наклонившись, сидя на корточках, что-то ищет на полу
при слабом свете. На ней ничего не было. Я быстро
поднялся, но в тот же момент раздался ее испуганный
голос:
- Не смейте смотреть на меня, отвернитесь от ме-
ня, я раздета.
Мне было трудно удержаться от смеха, эта неожи-
данная стыдливость после всего, что произошло, была
слишком забавной. Но я послушно закрыл глаза с чувс-
твом некоторого удовлетворения, которое всегда дос-
тавляла мне мысль, что ты обладаешь женщиной, не
слишком доступной и не лишенной стыдливости и, как
только мои веки сомкнулись, я снова почувствовал
приступ непреодолимой дремоты. Однако женщина не да-
ла мне уснуть прежде, чем я ушел на свою постель. Я
разделся, умылся, погрузился в неясную прелесть сно-
видений. Ни одного из них я не запомнил. Бывает так,
что целая стая снов осеняет наш покой, сменяясь ра-
достным и быстрым чередованием, свежестью счастья.
Подсознательно мне врезался в память один из них,
последний. Мне чудилось, что ранним утром я лежу у
себя в комнате, где прошло мое детство и юность. Я
сам еще юн, мне 17 лет. Сквозь сомкнутые веки я чув-
ствую, как золотые солнечные лучики врываются в ком-
нату и в сверкающих полосах пляшут серебряные пылин-
ки. Ласковый крошечный котенок играет, прыгает по
моему телу. Движения его щекочут меня. Вот он пробе-
жал по моим ногам, остановился, будто бы в раздумье,
или вернуться обратно, или свернуться клубком. Я яс-
но вижу его смешную мордочку, которая с любопытством
озирается вокруг. Он делает грациозное движение и
вдруг в острых щелочках его зрачков загорается инте-
рес - он увидел что-то привлекательное. Оно так
близко от его мордочки, что он не меняя позы может
достать его, надо только протянуть лапку. Такая за-
бавная игрушка. Он шаловливо трогает лапкой и смот-
рит, как она слегка качнулась. Котенок заинтересо-
вался. Осторожно приподняв двумя лапками этот пред-
мет, он рассматривает его. Это очень интересно. За-
бавная игрушка, словно учитывая его желание, подни-
мается, как живая. Он быстро ударяет ее лапкой и,
выгнув спину, взъерошив шерсть, приготовился защи-
щаться. Она обиделась на его дерзость, стала во весь
рост и оказалась больше, чем сам котенок. Он напу-
ган, его мучает любопытство. Кто знает, может быть
красный, свежий кусочек съедобен. Враг не хочет на-
падать, он не обращает внимания на пристальный взг-
ляд узких зрачков, он хочет опять уснуть, когда,
внезапно осмелев, котенок решает коснуться языком
его головки. Маленькие лапки с нетерпением перебира-
ют по коже. Это не удается и коготки чуть-чуть цара-
пают мне бедро и живот. Внезапно во мне пробудилось
сознание. Я увидел освещенное солнцем купе. Поезд
стоял. Женское личико, любопытное и смешное, как у
котенка, смотрело на меня. Незнакомка, ведь я не
знал еще, как ее зовут, сидела на постели, облоко-
тившись на столик, разделяющий наши диваны и наблю-
дала за мной. Теперь я мог разглядеть ее лицо. Оно
было прекрасно.
Неровные лучи солнца падали на короткие кудри,
дробились о них тысячами искорок, а в больших голу-
бых глазах светилась шаловливость. Я проследил нап-
равление ее взгляда и почувствовал, как краснею:
скинутое одеяло опустилось ниже пояса, белье откры-
вало тело. О!.. Это было не совсем скромное зрелище.
Скорее напротив, но оно не смутило мою соседку. Вы-
тянув руку, она перебирала напрягшуюся часть моего
тела, острые ногти царапали мне живот. Мгновенно сон
покинул меня. Она прочла это сразу по той искре, ко-
торая одновременно вспыхнула в моих глазах и под ее
рукой. Раздался мелодичный и совсем тихий смех:
- Наконец-то, разве можно быть таким соней? - я
хотел подвинуться к ней, но она предупредила меня. -
Не надо, хочу к вам!
Она быстро перебросила свое тело ко мне на ди-
ван. Я остался лежать неподвижно. Она села у меня в
ногах и по-очереди подобрала ножки. С улыбкой пос-
мотрела мне в лицо. Острые, чудесные груди просвечи-
вались скозь тонкий батист рубашки такой короткой,
что она оставляла открытыми ее ножки. Блестящие ко-
готки на них прижались к полотну простыни, круглые
колени слегка приподнимались, линии безупречной чис-
тоты вели от них к бедрам, розовому мрамору живота.
Там, где эти линии готовы были соединиться на меня
смотрел, разделяя их, большой удлиненный глаз. Он не
был светел и смешлив, как глаз женщины. Из-за густой
сети его приподнятых ресниц проникал глубокий взгляд
пристально и слегка расширенного разреза, из которо-
го чуть-чуть выглядывал зрачок.
Казалось, этот глубокий глаз мирно и неслышно
дышит, чуть заметно сужаясь и расширяясь. И с этим
дыханием приоткрывалась какая-то неведомая глубина.
Да, именно так. Мне казалось, что сама женщина прис-
тально и зовуще смотрит на меня, подчеркивая красоту
ее по-турецки сложенных ног. Этот настойчивый взгляд
потряс меня. По мне пробегали желания, и, зажженый
этим огнем светильник, выдал перед ней огненный язы-
чек пылающего тела. Насытившись волнением, которое
она читала в моих глазах, женщина приподнялась на
колени и меряющий меня взгляд стал еще глубже, рас-
ширяясь с нетерпением и вниманием. У меня не было
сил приподняться. Я ждал, Елена (я уже знал, как ее
зовут) придвинулась ближе. Круглые ее колени крепко
охватили мои бедра и она стала медленно опускаться
на то, что ее ждало, стоя во весь рост. Я знал, что
через секунду наступит наслаждение, столь же силь-
ное, как и испытанное несколько часов назад. Я ждал,
затаив дыхание.
Я почти ощутил, как мой член погружается в горя-
чую глубину. Но, едва коснувшись того, что ее ожида-
ло в этом погружении, Елена быстро привстала и села
спиной к моему лицу. Не знаю, сколько времени про-
должалась эта пытка блаженством. Ни на одну минуту
тело женщины не оставалось неподвижным, и в то же
время изгибы ее были такие вкрадчивые и медлитель-
ные, что казалось я никогда больше не смогу отвести
взор, так долго томивший меня. Она прижалась к моей
голове все так же, обнимая меня коленями. Вдруг я
ощутил у себя на губах шелковые ресницы, припухшие
веки закрывали мне рот и розовый требовательный зра-
чок коснулся моего языка. О! Теперь я был не так
безрассуден и не терпелив, как ночью. Я уже мог рас-
считывать силу и нежность моих ласк. Я не знаю, ка-
кие ласки наиболее отзывчивы и пленительны, я пос-
лушно откликнулся на зов моей страсти, почти жесто-
кой от невозможности найти себе удовлетворение. Еле-
на склонилась надо мной, внезапно ее талия наклони-
лась, руки упали к моим коленям, мои бедра ощутили
упругость ее груди. С невыразимым содроганием я ощу-
тил ее ласки, они же были непередаваемо сладостны.
Ножки Елены сжимали мою голову, ее ноготки бессозна-
тельно царапали мне ноги, ее литой ротик ласкал виб-
рирующую от наслаждения кожу неисчислимым количест-
вом поцелуев, легких, мгновенных, влажных. Потом го-
рячие губы впились в выдающуюся часть моего тела,
которая исчезла за их мягкой тканью так, что я чувс-
твовал прикосновения острых зубок, слегка сжимавших
напряженную часть тела. Момент сильнейшего упоения
приближался, тело женщины изгибалось в пароксизмах
страсти, руки рвали полотно простыни. Вдруг она вся
ослабела, словно раненая птица. Ее губы оторвались,
ноги расжались и безжизненное тело распростерлось
около меня. Ее горячая щека лежала на моих бедрах. Я
пока не был утомлен и хотел возобновить ласки, но ее
утомленный голос остановил меня:
- Нет, нет, подожди, дай мне прийти в себя! -
Медленно потекли минуты, солнце поднималось над го-
ризонтом и шелк волос отливал золотом. Они были так
близко, что мое дыхание шевелило их нити, на которых
блестела влага, как роса на утренней траве. Елена
приподняла голову и сейчас же откинулась опять, вы-
тянув ноги. Уютное тепло во впадине притянуло мои
губы. Это прикосновение пробудило Елену от легкого
покоя. Мелодичный тихий смешок мешал ей говорить. -
Ой, ой, оставь, я боюсь, ой! Не могу, ха-ха-ха, пус-
ти, боюсь щекотки...
Опять круглые колени охватили мои бедра, розовый
язычек выглянул из маленькой, жадно раскрытой пасти.
Жаркий зев ее приближался и, наконец, поглотил горя-
щий перед ним светильник. Влажно дышало ее тело вок-
руг воспаленного венчика. Я видел по лицу Елены, что
она опять поддается опьянению, ноздри ее раздвину-
лись, полузакрытые глаза мерцали почти бессознатель-
ной синевой. Рот приоткрылся, обнажая мелкий розовый
жемчуг зубов, сквозь который чуть слышен был взвол-
нованный шепот:
- Ну иди, иди же, теперь хорошо... нет, нет, не
спеши... делай это равномерно...
Она не только звала, ее рука вела за собой, ука-
зывая путь, но не пуская дальше, удерживая в глубине
своего тела часть моего существа, не давая ему сов-
сем погрузиться в блаженство. Она вытянула свои
стройные ножки так, что они оказались у меня под
мышками. Она откинулась назад всем корпусом и села
на мои колени. Я был готов закричать от невыносимой
боли, но в это же время восторг острого наслаждения
пронзил меня. Наверно и Елена испытывала боль, ей
было трудно говорить:
- Подожди еще несколько секунд... это так восхи-
тительно... Мне кажется, что я сейчас поднимусь на
воздух. - И она сделала движение, приподнимаясь,
чтобы ослабить напряжение живой пружины, и снова от-
кинулась назад, испытывая облегчение. О! Это была
непередаваемая пытка страсти, не знаю, смог бы я вы-
держать до конца, но в то время, когда Елена, опер-
шись руками о мои колени, откинулась назад, раздался
лязг буферов. Сильный толчок рванул поезд, руки жен-
щины не выдержали, и она всем телом опустилась на
меня, потряся до глубины мое тело, жаждущее минуты
последнего слияния. Ритм быстро несущегося поезда
удесятерил степень моих ласк и эта последняя минута
наступила. Елена заснула в моих объятиях, розовая,
обнаженная.
3
В Вильнюс поезд пришел около полудня. Я не нашел
в себе мужества расстаться с этой, внезапно попавшей
в мою жизнь женщиной. Мысль о разлуке казалась мне
дикой и нелепой. Все мои чувства, мысли желания были
пронизаны ею. Воспоминаниями нельзя было наслаждать-
ся. Приступ отчаяния испытал я, когда Елена оделась
и я увидел ее в строгом черном платье. Контраст это-
го одеяния с тем чувством, которое наполняло все
клетки моего тела, был так соблазнителен, что мне
захотелось тут же еще раз овладеть ею. Но она резко
отстранилась, как будто этот костюм напомнил ей то,
что с концом дороги кончится и наша близость. Я
спросил:
- Мы остановимся вместе?
Я очень этого хотел. Мой страх был напрасен, она
согласилась и еще по дороге в гостиницу я имел воз-
можность убедиться, что она не хочет забыть мое те-
ло. Мы ехали в открытом автомобиле. Она сидела не
слишком близко от меня. Нежный овал ее лица под чер-
ной вуалью был строг и печален, и это выражение со-
вершенно не вязалось с быстрыми движениями ее рук,
продолжавших ласкать меня. В гостинице нам предложи-
ли двухкомнатный номер, приняв нас за мужа и жену. Я
искоса взглянул на нее, боясь, что она откажется, но
она спокойно поднималась по лестнице, следом за ко-
ридорным, который нес чемодан.
Я до сих пор не знал, кто моя спутница. Ее траур
давал мне надежду, что она вдова. Судя по тому, как
охотно она согласилась занять со мной номер, общест-
венное мнение не имело для нее большого значения и
не могло служить препятствием к продолжению нашей
связи. Хотя остатки инстинктивной стыдливости в со-
четании с совершенным бесстыдством, с которым она
отдалась мне, и разнообразие ласк, придавшее такую
пикантность нашей близости, иногда смешили меня.
Так, например, она долго не открывала дверь, когда
я, вернувшись из парикмахерской, постучал в номер.
- Нет, нельзя, я не одета. - Я слышал шум перед-
вигаемых вещей. Я продолжал настаивать, но она, от-
казавшись открывать дверь, снова полураздраженно,
полушутливо отвечала. - Но ведь я совсем раздета. Да
вы с ума сошли. Фу, какой стыд. Нет, ни за что.
Пожалуй не стоит говорить, что как только я был
впущен в комнату ( а на это потребовалось значитель-
но меньше времени, чем надо, чтобы одеться) эта
стыдливость стала совсем не строгой. Мы довольно
много бродили по городу, заходили в старый монас-
тырь, блуждали по темным аллеям парка, и даже совер-
шили прогулку по быстрой речке среди тенистых бере-
гов. Лодка медленно скользила по темной воде, легкий
ветерок освежал наши разгоряченные головы. Было уди-
вительно хорошо. Наступил тихий и нежный вечер, ког-
да мы вернулись в гостиницу, чтобы отдохнуть и пере-
одеться. Нечего говорить, что нам удалось только
второе. Я все не мог равнодушно видеть, как из глу-
бокого траура обнажается стройное тело, гибкое и мо-
лодое. Каждое ее движение, пойманное моими глазами,
немедленно передавалось безошибочным рефлексом по
всему телу, сосредотачивая кровь, мускулы, силы,
вновь пробуждающееся желание. Нет, эти полчаса нам
отдыхать не пришлось! В сиреневом сумраке вечера бы-
ло заметно, какие глубокие сладострастные тени легли
у Елены под глазами. Эти глаза мерцали, то вспыхивая
огоньком пережитого наслаждения, то потухали от тя-
жести перенесенной усталости. Ее руки, ослабленные в
объятиях, беспомощно повисли вдоль склоненного в ис-
томе тела. Заласканные мною колени сжимались лениво
и бессильно, маленьким ступням передавалось их мед-
ленное движение, отчетливо обвивался вокруг юных бе-
дер тяжелый шелк черного платья. Когда я следил за
ее движениями, мне казалось, что я вижу обнаженные
линии точеных икр. Лаская глазами уютные ямочки под
круглыми коленями, я созерцал безукоризненный подъем
бедер, увенчанных как ореолом рыжеватыми волосами,
под пушистым клубком которых вздымался розовый мра-
мор живота. Мне казалось, что я погрузился взглядом
полным наслаждения в таинственные места, в которых
темнела едва приоткрытая дверь, сжатая сведенными
стройными ножками. Но в то же время усталость одоле-
вала мною.
Она делала движения вялыми, ленивыми руками,
внезапно сковывала движения ног и расслабляющей вол-
ной проходила по икрам. Я начинал опасаться того
повторного страшного паралича, который так внезапно
овладел мною в поезде. Я хотел отказаться от ласк,
чувствуя, что дремота начинает окутывать мое созна-
ние, но все еще мечтал о нежном объятии и трепетал
при мысли, что завтра может быть, должен буду расс-
таться с Еленой. Мы рано пришли домой, поужинав у
Шумана, где на счастье удалось получить несколько
бутылок вина. Я выпил их почти один потому, что Еле-
на, сделав несколько глотков, сказала, что она пьяна
и без вина.
- Нет! Теперь спать, - решительно сказала она на
мою попытку обнять ее.
Мы вошли в комнату. Несколькими быстрыми движе-
ниями она сбросила с себя платье, которое упало у ее
ног, открывая совершенно новое существо. Не садясь,
она стоя, держась за спинку стула, сняла чулки, вы-
соко открыв молодую белизну ножек, потянула за те-
семку, нетерпеливо пошевелив бедрами, отчего края
батистовой рубашки разошлись и снова сошлись, обна-
жив на мгновение кудрявый холмик. Как будто чужое,
бешеное существо, с невыносимой силой пытающееся ра-
зорвать преграду, мешающую ему наслаждаться этим
зрелищем поднялось во мне. Да, трепетать и сдержи-
ваться было невозможно! Вся моя мужская гордость
встала на дыбы. Я тоже встал. Елена насмешливо, че-
рез плечо, поглядела на меня, потом сбросила лифчик,
осталась в одной коротенькой рубашке, едва прикры-
вавшей ее прелести, и, подойдя к умывальнику, стала
умываться. Я следил за ней, поглощенный желанием,
сдерживать которое с каждой минутой становилось все
труднее. Высоко подняв над головой руки, она потяну-
лась к верху ленивым движением, от которого подня-
лась рубашка, открыв то место, которое я ждал. Я за-
мер в ожидании, но как будто угадав мое желание,
Елена рассмеялась, и, наклонившись над нишей, стала
брызгать воду себе в лицо, вскрикивая от удовольст-
вия. Тело напряглось, округлилось, она как бы пред-
лагала себя для совокупления. Слегка откинувшись,
она смотрела с улыбкой, в которой снова показалось
знакомое мерцание приближающейся страсти. Все мое
существо напряглось, как убийца, готовый вонзить нож
в тело жертвы. И я вонзил его. Я погрузил клинок в
горячую влажную рану на всю глубину с таким неистов-
ством, что Елена затрепетала. Ее голова откинулась,
руки судорожно вцепились в мраморный столик. Малень-
кие ступни оторвались от пола и обвились вокруг моих
напряженных ног. Я не знаю чей стон, мой или ее раз-
дался, приглушенный приливом нового наслаждения.
Упоение охватило Елену почти мгновенно. Она безжиз-
ненно повисла у меня на руках, ее ноги шатались и
она наверно упала бы, если бы ее не поддерживала
опора более страстная и крепкая.
- Подожди... больше не могу. Ради бога, отнеси
меня на кровать. - Я схватил ее на руки и понес, как
добычу. Пружины матраса застонали с жалобой и оби-
дой, когда на них обрушилась тяжесть наших тел. Еле-
на молила о пощаде. Прошло несколько минут, прежде
чем она позволила возобновить ласки. Ее ножки разд-
винулись, руки приобрели прежнюю гибкость, чудесные,
словно яблоки, груди подняли твердые жемчужины сос-
ков. Она опять хотела меня, держа рукой символ моей
страсти. Она передала силу своей благодарной нежнос-
ти в длительном пожатии, чуть слышном и сердечном.
Она любовалась им. - Подожди, не лезь туда. Дай мне
посмотреть на него. Какой красавец! Ты похож на фа-
кел пылающий багряным огнем. Я как будто чувствую,
как это пламя зажигает все внутри меня, - она лепе-
тала, теряя сознание от наслаждения. - Дай мне поце-
ловать его. Вот так! Мне кажется, что он передает
этот поцелуй вглубь моего тела. - И вдруг она шалов-
ливо заметалась, восхищенная новой мыслью. - Какой
ты счастливый, ты можешь ласкать сам себя. Ну, ко-
нечно, попробуй нагнуться. Да нет, не так, еще силь-
ней. Вот видишь. Неужели тебе никогда не приходи-
лось?.. Я еще девочкой плакала от того, что не могу
себя поцеловать там внизу. У меня была сестра на год
старше меня, и мы по утрам садились на кровати и
пригибались, стараясь коснуться губами. И когда ка-
залось, что остается совсем немного... А потом мы
ласкали друг друга...
Она притянула меня к себе, замкнула кольцом на
мне свои ножки. Впилась в торс и я почувствовал, как
упругие, словно маленькие комочки резины, пятки,
скользя, то опускаются, то вновь взбираются по моей
спине.
- Еще, еще... - шептала Елена, задыхаясь. Я уде-
сятерил свои ласки в стремлении дать ей полное бла-
женство, погрузиться хотя бы на несколько миллимет-
ров глубже в ее тайник. - Поцелуй сюда, - попросила
Елена, указывая на ложбинку, разделяющую грудь. -
Мне кажется, что он достанет до этого места.
Снова наступил пароксизм страсти, не разделенный
мною. Я уже не владел собой, прекратить ласку было
не в моих силах, будто не часть моего тела, а метал-
лический утомленный поршень с тупой жестокостью без-
душной машины терзал тело женщины. Ей тоже было не
легко. Иногда в ней опять мгновенным огнем вспыхива-
ла жизнь, но эти минуты были все короче, судороги
упоения наступали все чаще, быстрее. Казалось, что
мое тело обратилось в один, лишенный мысли и воли,
орган страсти. Я был измучен, я задыхался, ждал что-
бы поток влаги потушил наконец жар, не дающий ни
мне, ни Елене наслаждения. Она умоляла меня:
- Подожди... Оставь меня, я больше не могу. Нет
сил... Мне кажется, что так можно умереть... Ведь
это уже в шестой раз!
И как будто получив новые силы, как будто чувст-
вуя, что эта ласка может в самом деле убить ее, она
отчаянным усилием вырвалась из моих объятий, выс-
кользнула из под моих прижимавшихся плеч и распрос-
терлась на постели почти без сознания. Она потяну-
лась к ночному столику, стоявшему возле кровати, и
едва удержалась. Я почувствовал, что настоящее пла-
мя, подобное струе растопленного масла охватило неж-
ные покровы моего тела. Это Елена схватила мой член
ладонью, наполненной одеколоном. Я был потрясен вне-
запной, жгучей болью до того, что потерял способ-
ность осознавать, что она хочет делать. Склонившись
надо мной курчавой головой, Елена дышала на нежную
обнаженную поверхность моей кожи. Это легкое дыхание
давало необычно успокаивающее и ленивое удовольст-
вие. Потом ее влажные губы, острый язычек прилипли к
сухой коже и дразнили ее с бесконечной нежностью.
Начали бродить по телу, чутко вибрирующему и замира-
ющему под этой лаской. Ее руки бродили по моему те-
лу, почти не касаясь его. От их вздрагиваний исходи-
ла тоска нарастающей страсти Елены, как будто пере-
давая на расстояние всю силу нежности, воспринятой
от меня, за этот час непрерывной ласки. Концы ее
пальцев источали сладостное томление, разливающееся
по всему телу. И когда эти пальцы прикасались слу-
чайно к тугому пучку мускулов, сосудов кожи, я чувс-
твовал, что минута освобождения приближается. При-
косновения рук, губ, языка становились все быстрее и
настойчивее, непрерывнее, наконец, они слились в од-
но нераздельное наслаждение. Страстная дрожь прошла
по моим членам. Стон вырвался из стиснутого рта.
Бурная волна брызгнула и пролилась, впитываемая при-
никшими губками Елены. Я видел, как по напряженному
горлу прошелся тяжелый вздох, как будто она сделала
сильный глоток. Я ослабевал, таял, терял сознание от
блаженства и бессилия. Сон, в который я погрузился
тотчас же по окончании ласки, можно сравнить со
смертью.
4
Я открыл глаза утром. Елены со мной не было.
Свозь сон я подумал, что должно быть еще поздно и
тотчас же снова погрузился в забытье. Неясные снови-
дения принесли мне смутные воспоминания неописуемых
ласк, пережитых накануне. Тревожным и сладостным
волнением взмыло отдохнувшую кровь, и в тот же миг я
услышал стук женских каблучков в коридоре и шелест
платья, приближающийся к моей двери. Сон мгновенно
покинул меня. Я почувствовал, что пробуждаюсь отдох-
нувшим, полным бодрости и сил. Я приподнялся на лок-
те и вытянул голову в направлении двери, в которой
должна была появиться Елена. Шаги простучали мимо,
шелест раздался в конце коридора. Это становилось
страшным, отсутствие Елены продолжалось долго. Я
встал и еще, не сознавая в чем дело, начал быстро
одеваться. Елены не было. Чемодан, в котором был
приказ, торчал из-под неплотно прикрытой двери пла-
тяного шкафа. Я твердо помнил, что вчера запирал
шкаф на ключ, убедиться в обратном было делом нес-
кольких минут. В эти минуты я почувствовал страшное
подозрение, которое, как молния, пронзило мой мозг
еще раньше, чем я открыл двери шкафа. В моей памяти
мгновенно пронеслась слабо освещенная фигура Елены,
склонившаяся в темном купе над моими вещами. Ее ипу-
ганный голос:" Не смейте входить!" И отказ пустить
меня в номер, когда я вернулся из парикмахерской.
Чувство смертельного холода коснулось моих волос. Я
резко распахнул двери шкафа и увидел: чемодан отк-
рыт, приказ исчез...
Сомнений не было. Эта женщина одурачила меня,
как мальчишку. Мне показалось, что сразу вдруг обру-
шился весь мир. 28 лет достойной осмысленной жизни,
семья, карьера, честь - все полетело в преисподнюю.
Я чувствовал смерть у себя за плечами. Ничего не мо-
жет быть ужасней, чем ужас перед ответственностью,
страх заслуженного позора, невыносимый стыд за прес-
тупную небрежность. Меня мучила мысль, что для этой
женщины я был не более, чем случайное происшествие,
которое ей пришлось пережить, чтобы достигнуть цели.
Совершенно не связанная со мной лично, она играла,
как играет котенок с мышью. Меня переполняла злоба.
Еще более невыносимо было сознавать, что никогда
больше глубоким, влажным, шелковистым, ресницам, ды-
шащим медленно и ровно, то расширяясь, то вновь су-
жаясь, словно сладострастный взгляд из под батисто-
вой сорочки, не возникнуть в моей памяти и не пройти
по каждому нерву настойчивым, нежным порывом. Я по-
нял, что лишиться этой женщины было выше моих сил. Я
должен разыскать ее, чтобы выполнить свой долг офи-
цера и утолить жажду мужчины. Во чтобы то ни стало я
найду ее, спасусь или погибну вместе с ней.
Через несколько минут я мчался по пыльному шос-
се. Не стоит рассказывать, как мне удалось найти
верный путь. Теперь, пожалуй, я даже не смог бы объ-
яснить это. Скорее всего мне помогла безошибочная
интуиция. Что-то неопределенное в моем сознании,
присутствие чего даже не подозреваешь обычно, и что
с необыкновенной силой и точностью начинает действо-
вать в решающие моменты, помогли мне к полудню пе-
ребраться через бесконечные обозы, эшелоны маршевых
рот, нескольких рядов тянувшихся орудий, грузовиков
и телег, нагруженных крестьянским скарбом, крестьян,
напуганных слухами о близком начале боев и бессмыс-
ленно уходящих на восток. В деревне Лацанды я услы-
шал, что совсем молодая, хорошенькая женщина в кос-
тюме сестры милосердия за час перед этим наняла под-
воду, чтобы уехать в Оранды.
Машина мчалась по выбитой дороге с бешеной ско-
ростью. Я не знал уже бега времени. Наконец, вдали
показалась жалкая таратайка, в которой рядом с угрю-
мым белорусом сидела женщина с белой повязкой на го-
лове. Расстояние между нами сокращалось с каждой ми-
нутой. Женщина обернулась, я увидел, как ужас иска-
зил ее лицо. Она в отчаянии замахала руками, впилась
пальцами в возницу, он зацокал, задергал вожжами,
хлестнул кнутом по лошади, которая понеслась вскач.
- Стой! - закричал я, выхватил револьвер и вы-
пустил одну за одной все пули. Прижавшись от страха
к сидению, крестьянин остановил бричку. Елена спрыг-
нула и бросилась к маленькому лесочку на расстоянии
нескольких сажен от дороги. Я стиснул плечо шофера.
- Корнет, быстрее! Постарайтесь объехать лес этой
стороной. Караульте там! - Мне стало страшно, что
спасти ее уже невозможно, но думать не было времени
и я бросился в чащу невысоких деревьев и кустарни-
ков.
Не знаю, как долго я пробыл в лесу. Все кругом
было тихо и безжизненно. Хруст ветки под ногами зас-
тавлял меня вздрогнуть. Даже птиц не было слышно,
сказывалась близость фронта. Много раз я хотел прек-
ратить поиски, выйти в поле, чтобы позвать на подмо-
гу. Было ясно, что необходима облава, которая могла
бы обыскать каждый куст, осмотреть каждое дерево. Но
я все еще не решался уйти. Меня останавливала мысль,
что если ее найдут другие, я не смогу ее спасти и в
то же время страшился, что она может выйти из леса и
скрыться.
Надвигались тучи, стало темнеть. Приближался ве-
чер, я стал осторожно прислушиваться. В густой тиши-
не малейший шорох отдавался в моих ушах. Рыжая бел-
ка, распушив хвост, беспечно взбиралась на высокую
ель. Я бессознательно следил за ней глазами. Она не
замечала меня, движения ее были легки и свободны.
Она добралась до самой верхушки дерева и перепрыги-
вала с ветки на ветку с ловкостью акробата. Вцепив-
шись за тонкие ветки передними лапками, привстала,
готовая к новому прыжку, но вдруг застыла, затаи-
лась, подозрительно навострив уши. Вся ее поза выра-
жала страх и недоверие, в глазах блестел испуг по-
павшей в беду старушки сплетницы. Взглянув туда, ку-
да была обращена мордочка белки, я увидел Елену. Она
судорожно вцепилась в ветку дерева и прижалась к
стволу, как бы желая спрятаться под его защитой. Си-
дела на верхушке дерева, глядя на меня такими же
злобными напряженными глазами, какими следила за ней
белка. Я едва не вскрикнул от радости. Нет, это не
была гордость офицера, достигшего своей цели и спас-
шего может быть целую армию. Меня поразил восторг
встречи с любимой женщиной. Она была со мной наеди-
не. В несколько прыжков я достиг дерева и стал взби-
раться по ломающимся под ногами сухим веткам. Я ни-
чего не говорил. Я еще не мог найти слов, мне нужно
было обнять ее, ощутить под руками черты ее прекрас-
ного тела до последнего изгиба. Она впилась в меня
взглядом, полным страха и ненависти, слегка приотк-
рыв рот. Наконец, моя рука коснулась ее ноги. Дрожа-
щими пальцами я схватил ее за полные икры, но она
сильным ударом каблука рассекла мне кожу на подбо-
родке. И стала взбираться на сгибающуюся под нашими
телами тонкую вершину. Ничего не сознавая, я подни-
мался следом за ней, дерево дрожало. Раздался треск
обламывающихся веток, я мгновенно понял опасность.
Мы висели на высоте около 10 аршин над землей. Я хо-
тел что-нибудь сказать, объяснить Елене, что хочу ее
спасти, что она только должна отдать приказ. Я под-
нял голову и голубые глаза женщины засветились нез-
накомым мерцанием страсти. В них горел огонь непере-
даваемой ненависти. Елена держалась рукой за ствол
елки, как будто собиралась прыгнуть вниз, стояла ши-
роко расставив ноги на широко расходящихся сучьях.
Порыв внезапно налетевшего ветра раздул ее платье,
прямо надо мной темнел глубокий, ненасытный, затем-
ненный густым шелком волос таинственный глаз. Почти
теряя сознание от охватившего меня желания, я сделал
движение вверх, остый каблук ударил меня по голове,
раздался треск ломающихся веток, тело Елены пролете-
ло мимо меня и я услышал, как оно ударилось о землю.
В тот же миг я был возле нее. Она лежала бес-
сильно, подвернув одну руку, платье поднялось к вер-
ху, открыв белизну безукоризненно красивых ножек.
Глаза ее горели болью отражения. Не думая о приказе,
не произнося ни звука, я накинулся на это тело, мял
его руками, рвал скромное платье сестры милосердия.
Впивался губами в нежные овалы груди, мои сапоги
придавили колени женщины, разжимали их, царапая тон-
кую кожу. Она отбивалась с ненавистью и отчаянием.
Ее зубы со страшной силой вонзились в мою шею. Ногти
покрыли мое лицо кровавыми царапинами. Она пыталась
достать, придавленную тяжестью моего тела, сломанную
при падении руку. Но все было напрасно. Я придавил
плечами ее извивающееся тело, руками развел в сторо-
ны ее бедра и яростно проник в глубину ее тела. Но
не лаская любимую женщину, я вгонял жестокое орудие
в тело умирающей преступницы. В глазах Елены я читал
ненависть. Я был уверен, что через несколько мгнове-
ний уловлю в ее глазах знакомое огненное желание, но
в этот миг сумасшедшая, ни с чем не сравнимая боль в
смертельной судороге свела мое тело. Елена единст-
венной здоровой рукой схватила и стиснула со всей
силой, почти сплющила клубок нервов, который только
накануне ласкала с такой поразительной нежностью. Я
закричал, как безумный и, теряя сознание от ужасной
боли, ослабил руки. Елена быстро вскочила на ноги и
бросилась бежать. Я не имел сил больше преследовать
ее.
- Вот она! Держите ее! - раздались крики и я
увидел отряд солдат, кинувшихся в погоню за Еленой.
Через 2 минуты Елена была поймана. Со всей зло-
бой и ненавистью, какую только знают люди я прика-
зал:
- Это шпионка! Обыскать ее! - Десяток рук с удо-
вольствием обшарили молодое тело. Приказа не было. -
Где приказ? - спросил я, чувствуя, как бешенство ли-
шает меня возможности думать и взвешивать свои пос-
тупки. - Говори, где приказ?! - В бешенстве повторил
я. - Разденьте ее донага. Обыщите ее.
Истерзанное, в синяках и царапинах, но все же
еще прекрасное тело сияло передо мной своей божест-
венной красотой. Она снова пробуждала мою страсть,
возбуждение, для которого не могло быть утомления,
охватило меня.
- Режь ветки. Лупи ее! Так, еще сильнее! Ты ска-
жешь, стерва! - кричал я, как безумный. Грязные и
ужасные ругательства неслись из моих уст.
Свистящие удары сыпались по ее голове, каждая
кровавая полоса, каждый свист удара, каждое слово
боли я слушал с упоением. Наконец, я опомнился и
круто повернувшись, пошел прочь. Все тело было раз-
бито, голова ныла от смертельной усталости. Уходя я
слышал гоготание солдат, и вдруг опомнился. Ведь
они, скоты, изнасилуют ее. Эта мысль была невыноси-
мой, делиться с кем-нибудь Еленой. О, нет! Она не
должна быть больше ничьей. Я повернулся, Елена лежа-
ла без сознания.
- Это шпионка. Она погубила армию. Повесить ее!
- скомандовал я и увидел, как откуда то появилась
веревка и поднялось вдруг с земли божественное тело.
Я увидел, как оно вздрогнуло, вытянулось, повисло
невысоко над землей. Дрожь прошла по моему телу. Она
была также остра и полна, как прежние объятия Елены.
Но так же, как и для Елены, для меня эта ласка ока-
залась последней. Эта была последняя волна, прилив-
шая к моим жилам. Больше никогда в жизни ни одна
женщина не была в состоянии зажечь этот факел, огонь
которого как будто погас с предсмертными конвульсия-
ми Елены. И Лазарь, когда-то чудесно воскресший,
умер навсегда.
Это возмездие я ношу уже 15 лет. Я хочу наслаж-
дения, вызывая в фантазии образ далекого сладострас-
тия. Я переживаю муки недостигаемого сладострастия.
Я жив, полон страсти и вместе с тем - мертв.
Да, может быть вам интересно узнать, что стало с
приказом. Его нашли в саквояже, который Елена оста-
вила в тарантайке. Там же нашли паспорт на имя Елены
Андреевны Родионовой, несколько писем, написанных
крупным четким мужским почерком, начинающихся слова-
ми:" Любимая, ненаглядная Стася!"
Приказ о наступлении опоздал. Меня судили. При-
говорили к расстрелу, который был заменен 20 годами
крепости. Революция выпустила меня на свободу. Впро-
чем, это уже не интересно.
По-моему это просто тупая ***********... Причем тут любовь вообще непонятно -- что-то типа групповой случки...:блевать:
У человека при чтении вооброжение развиваеться. Лутше читать чем смотреть
