Dimoks
Адмін
Статус:
Offline
Реєстрація: 15.08.2003
Повідом.: 70269
Реєстрація: 15.08.2003
Повідом.: 70269
Беслан. Человек, который там работал все дни.
Знакомый прислал по емейлу:
===
..............
Это писал мой друг. Не через третьи руки, именно мой личный друг, которого я знаю пол жизни, так что в правдивости описанного никаких сомнений быть не может.
Впрочем, там нет каких-то совсем шокирующих или сенсационных вещей, это просто реальное описание того, что человек видел все эти дни, с первого до последнего, находясь в Беслане.
Он работает психологом в Службе Спасения.
Думаю кому-то может быть интересно.
--------------------
День первый. 1.09.2004.
Заехал на факультет, встретился с другом. Идем по направлению к переходу, звонит мобильник - шеф. "Срочно, на работу! Вылет через 2 часа!". Я хватаю у друга все его деньги - 100 р, приплюсовываю к своим - 30 р. и становится несколько не по себе. Сразу понимаю, что зарядник для мобилы оставил дома. Настроение ухудшается моментально.
Таганка, радиальная, кольцевая, бегом два светофора на красный, по дороге заворачиваю в магазин, 3 пачки сигарет, 2 литра минералки. Готов. Мимо охраны на третий этаж, рукопожатие. Громко орет радио, телевизор, секретарь что-то набирает на компе. Мне в двух словах описывают то, что произошло, информации мало, точнее почти нет. Чувствуется легкое напряжение, желание что-то быстро сделать, а потом вернуться домой. Нельзя, работа.
Прилетают еще 6 человек. Группа сформирована. Секретарь отчаянно продолжает исправлять списки вылетающих, забиваются паспортные данные, номера удостоверений, даты рождения.
Водитель готов. Мы забиваемся в наш Соболь. (Это единственный ЗЕЛЕНЫЙ Соболь, раскрашенный в МЧСовские полоски). Маршрут Таганка - Внуково. 6 вечера. До вылета 45 минут. Дико воет сирена, кажется, что она уже воет внутри нас, а не с крыши машины, вперед лучше не смотреть, потому что видна только встречная полоса и уходящие от столкновения мерседесы и жигули. Страшно. Впервые становится немного страшно.
Район Юго-Западной. Сообщают по мобильнику, что самолет вылетает через две минуты. Не успеваем. Шеф орет, что не слышит сирену, водитель ее включает и становится не слышно шефа. Почти смешно. А напряжения внутри уже слишком много. Несемся вперед.
Внуково. Приехали. Оказывается, из-за нас вылет отложили, всюду успеваем. В аэропорте знакомимся с нашими коллегами - психиатрами из Сербского. Их 4 человека. Вместе ждем денег на билеты, общаемся мало, даже друг с другом.
Деньги привезли. Пишем расписку, забираем деньги, тут же их отдаем, забираем билеты. Быстро проходим контроль и садимся в маленький ТУ-134. И постепенно расслабляемся. Самую легкую часть пути уже выполнили.
День второй.
Прилетели ночью в город Нальчик. До Беслана примерно 100 км. Нас встречают местные МЧС, сажают 12 человек + 2е приехавших за нами в таблетку, он же УАЗик, он же батон. Выдвигаемся в Беслан.
Приехали мы часам к трем ночи. Сразу в местный штаб МЧС, школа № 6. От нее примерно 100 метров до ДК, в котором собирается местный народ чтобы узнать последние известия. От ДК до плачевно известной школы № 1 примерно 500 м. Как только мы сбросили вещи, нас проводили в ДК. Перед зданием и в нем самом на первом этаже ходят люди. На лицах только одно - ожидание. И усталость. И желание всех убить и всех простить. И слезы. У нас - совещание на втором этаже. Сообщаются последние цифры, расписывается фронт работ. Мы находимся в подчинении психиатров, делаем с ними одну работу. План работ на ночь до утра - контролировать местное население. Надо сказать, что вообще до штурма наша работа больше сводилась к наблюдению, а не к разговору. Если толпится рядом 10 мужиков, их надо развести, опросить не толпиться. Если кричат друг на друга несколько женщин - пусть разойдутся.
Часть нашей группы осталась. Я пошел спать. Вам никогда не приходилось спать в горячих точках? Первый час заснуть невозможно. Дергаешься от каждого взрыва, потом успокаиваешься.
Проснулись около 8 утра. Сразу пошли в ДК сменить наших. Утро. Народу просто офигенное количество, тысяч 5. Мы аккуратненько снимаем куртки и входим в толпу все с той же целью - посеять спокойствие. Бродим, ходим, с некоторыми разговариваем, на всех нет времени да и народ такой, замкнутый. Иногда кого-то помогаем дотащить до скорой, обычно после звука выстрела из подствольного гранатомета со стороны школы.
Опять совещание. Приезжают наши коллеги из Ставрополя, Владикавказа. У них есть свои преимущества и недостатки. Они знают местный осетинский язык, но не знают, что нужно делать. Поэтому мы проводим с ними инструктаж и отпускаем в поле. Хочется спать, очень устаешь от постоянной толпы, от шума и вообще от населения, которое в массе своей не желает говорить по-русски, хотя может. Где-то днем опять сменились, поспали некоторое время и вновь на работу. Спали мы в спальниках в школе, питались армейскими сух пайками. Что это такое, лучше не рассказывать. Ими можно, пожалуй, только занюхивать, а вот закусывать уже нельзя, не то что просто есть.
Второй день подходит к концу. Жители постоянно требуют новой информации от представителей властей. Один раз я наблюдал занимательный разговор двух местных жителей. Представьте, стоят двое с автоматами. Один говорит: "Надо на штурм идти. Давай всех наших соберем и пойдем." А второй отвечает: "Таких как ты надо на месте расстреливать. Штурма не будет." Интересно, правда?
Еще в этот день местный старейшина устроил что-то типа митинга возле ДК, где призывал к штурму. Еле народ успокоили.
Под конец второго дня работали уже не с теми, кому было плохо, а с теми, кто оставался вменяемым. Просили женщин, чтобы они сдерживали своих мужей, просили старейшин о спокойствии. Около 12 ночи очередной раз сменились и пошли спать.
День третий. Штурм. 3.09.04
Заснуть в эту ночь оказалось непросто. Мысли постоянно о штурме. Других возможностей мы не видели. Когда? Как? С какой стороны будет нападение? Меня вызывает один парень из Центроспаса и рассказывает план: кто где будет находиться во время штурма, говорит, что передвинут оцепление, что раненых не должно быть много. С этими ожиданиями я возвращаюсь в класс-спальню. Пытаемся заснуть.
Начинаются реакции выхода. Дикий смех. Смеемся над тем, что уже становится невозможно ходить в своей собственной футболке, поступает предложение поменяться футболками друг с другом, чтобы хотя бы не свое надевать. Не то что смеемся, ржем. потому что актуально. Пытаемся заснуть.
Раздается серия выстрелов из подствольного гранатомета. Минут эдак на 10-15. Заходит наш полковник и говорит, что это вовсе не гранатомет, а зенитка. В 15-20 км в направлении Беслана прорываются боевики из Чечни. Свет нигде не включать, возле окон не стоять в форме с отражателями. Тяжелые мысли прерывает следующая очередь из зенитки. Пытаемся заснуть.
В 4 утра кто-то сменился. Проснулись все, т.к. ожидали начало штурма. Все тихо. Заснули опять.
В 7:30 под окнами начали заводиться машины Центроспаса. Точно, подготовка. Быстро вскакиваем и идем узнавать последние новости. Центроспас просто проверяет свои машины. Акустика в школе такая, что делать это тихо невозможно. Но мы уже проснулись. Идем менять тех, кто работает в ДК, пусть немного поспят.
Возле ДК народу много. Особенно много журналистов, которых выгнали из линии оцепления. Само оцепление действительно передвинули намного дальше, места стало меньше, давка больше. Помогаем милиции оттеснять народ от коридоров обстрела.
В воздухе повисает напряжение, оно как шаровая молния серо, очень энергоемко и непонятно. Кому-то раздаем легкие успокаивающие, с кем-то мирно беседуем. Подходит один из охранников ДК. Вы, говорит, присматривайтесь к тем, кто заходит в ДК, среди них могут быть "шахидки". Вы же психологи, вы можете их отличить по поведению.
Честно присматриваемся. Люди как люди. Все кавказской национальности. Наибольшее подозрение вызывают скорее наши психиатры, которые не спали с первого дня. Пошутили, вышли обратно в толпу. Шахидки – дело милиции, какая из нас разведка.
Так прошло несколько часов. Тихое ожидание. Ощущение, что у людей просто не осталось сил на действия. Редко возникают маленькие очаги, но быстро гаснут, сами, мы даже не успеваем подойти.
Около 14.00 находимся в ДК. Слышим очередной взрыв. Он несколько громче. Народ весь выбегает на улицу, мы за ними. Опять отгоняем от предположительной линии огня. И тут начинается перестрелка. Взрывы со всех сторон, стрельба отовсюду. Народ сначала не понимает что происходит, а потом начинает постепенно уходить от ДК. Где-то крики, визги колес машин, стрельба уже везде. Скидываем форму. В ней ощущение, что на спине нарисована мишень, такая, с окружностями и двумя перпендикулярными прямыми и надпись "Стреляй сюда!".
Уводим толпу. Народ бежит, но не очень быстро. Кому-то помогаем, всем говорим, чтобы сохраняли спокойствие. И вместе с ними направляемся в свой штаб. Мы все растерялись, уходили парами, чтобы держаться друг за друга. Кто где есть из своих не знаем, знаем только, что нужно остаться в живых, не попасть под толпу и под выстрел. А выстрелы все ближе. Появляются на небе вертолеты. Везде шум, машин на улице становится все больше, все больше визга и криков.
Добежали. Дома, в школе чувствуешь себя в большей безопасности. Совсем рядом раздаются выстрелы, взрывы. Такое ощущение, что что-то взрывается на соседних огородах. Из школы выбегают трое наших, те, кого мы сменили с утра. Подбегают от ДК все остальные. Все в сборе. Слава Богу!
Собрали веши, составили рюкзаки в арку школы. Война идет по всему городу, стреляют отовсюду, взрывы, озабоченные лица руководства. Ждем команды отступать.
Перебрались в машину психологов из Ставрополя. Скинули туда все вещи, ждем. Чего ждем? Не знаем. Просто ждем.
Центроспасу дают задание выезжать. Вслед за ними выезжают 4 пожарных расчета. Такое ощущение, что про нас все забыли. Но пока штабная машина стоит во дворе школы № 6, мы никуда не поедем. Только за ними.
Уже 4 часа дня. Все постепенно успокаивается, вертолеты уже не делают очередной круг. Выстрелы продолжаются до сих пор. Заходим обратно в школу, считаем, что там безопаснее. Что делали до 18.00 не помню. Точно курили, предполагали и думали, где нам предстоит работать.
Еще в какой-то момент мне позвонили двое психиатров из Сербского и сказали, что во время перестрелки их спрятали местные жители в каком-то подвале. И они просят прислать машину на какую-то улицу д. 38. Машины нет, сказали, чтоб они там сидели, что мы их заберем при первой возможности. Как потом выяснилось, они удирали огородами от каких-то людей с автоматами. Кто, что - ничего не знаю.
В 18.00 поступает распоряжение ехать в больницу. Приезжаем. Постоянно подвозят раненых, развернуто два мобильных госпиталя, но даже они не справляются. На стене детского отделения висят списки. Родственники ходят от одного списка к другому, уже прочитали все не по одному разу, но до сих пор не могут найти знакомой фамилии. Иногда добавляются новые листки с фамилиями живых. На некоторых указание – уехал во Владикивказ. Больница Беслана, видимо, не могла справится и с половиной раненых.
Журналисты пристают к местному населению. Иногда чуть до драки не доходило. Все на взводе. Вроде бы все закончилось и можно вздохнуть с каким-никаким облегчением, но как я понимаю тех, кто до сих пор, по сей день не может найти своих родных.
Разговариваем с местными, помогаем по мере сил. Черт возьми, если б нам самим хоть дали информацию: кого, куда и когда повезли. Или хотя бы сказали, в какие города отправляли раненых. Мы все узнавали от населения, а не сверху.
Во дворе больницы темнеет. Постепенно выясняются подробности произошедшего, ходит множество верных/ложных слухов. А списки теряются в сумерках. Обращаемся в больницу, чтобы провели освещение. Нет ответа. Еще раз, теперь с матом. Все равно не реагируют. Идем к своим в мобильный госпиталь и просим освещение у них. Параллельно просим провести свет трех человек, уж кто-то один это обязательно сделает.
Через 10 минут дали свет. Три прожектора вполне хорошо освещают списки, да вот только обновления уже нет и народ не столько их читает, сколько барражирует перед ними. Создается ощущение полного отсутствия работы. С каждым не поговоришь, сил нет, толпы тоже.
Последние наши сомнения в том, стоит ли ехать отсыпаться развеял мощный ливень. Спрятались под каким-то навесом, промокли. В это время возле списков осталось несколько человек. Прям под ливнем. Они читали. И свет. От прожекторов. И струи дождя с навеса. Правду говорят – земля плачет.
Как вернулись не помню. Уснули моментально.
День четвертый. 04.09.04.
Ночью мы впервые пили. Коньяк. На удивление хороший. Во всяком случае так казалось. Закусывали местными пирогами, которые сильно отличаются от привычных нам: плоские, круглые, широкие, с картошкой, сыром или батвой. Пора спать.
Легли как всегда на матрацы, накрылись спальниками. Спим. Все вместе. Впервые не разделяясь.
Проснулись в 8.00. Выпили минералки и поехали в больницу. В 9.00 там еще мало посетителей. Стоим на заднем дворе между моргом и главным зданием. Начальство ушло решать нашу дальнейшую судьбу. Хорошая погода. Здесь ничто не напоминает о происходящем, кроме списков, промокших за ночь, и охранников – ОМОНа – стоящих перед каждым входом в две шеренги.
Сидим, курим. Хочется есть. Это хорошо, значит спало напряжение. Идем к госпиталю Центроспаса, там полевая кухня. Надо все сделать побыстрее, чтобы вернуться к приходу руководителей. На кухне дежурят две девушки. Раньше вот дежурил дядя Коля, а теперь он уже не ездит, дежурит в Раменском. Черт, как время летит. Девушки выдают нам по бутерброду с сыром и пластиковому стаканчику чая. Я аккуратно интересуюсь: "Скажите, ваших же четверо зашло в школу?" Спросить девушек было менее больно, т.к. они новенькие в команде. Их ответа я ждал, но хотел услышать другое.
Двое. Двое наших. Двое ребят, самых лучших, самых добрых ребят.
У вас все – самые лучшие. Пытаюсь приободрить. Ваши, наши. Наши. С одним из них я говорил за полчаса до его выезда. Опять запах смерти и безопасность от горячего чая испарятся в безоблачность. И сплоченность. Наши.
Молча возвращаемся на задний двор. "Тот же лес, тот же воздух и та же вода…" И тот же начальник. Он выходит из здания и объявляет места работы каждой из групп.
Нам выдают самый сложный участок – Владикавказ, морг. Опознание. Опыт такой работы есть, вспоминается гадкий запах формалина. Напарница ехидно замечает, что там будет запах совсем другой, судмедэксперты не успели обработать всех. Вместе с нами трое из Сербского, трое местных психологов и машина службы спасения.
Дорога во Владикавказ. Впервые вокруг поля, полотно дороги, шепот колес. Наших едет четверо. Остальные трое остались в Беслане. Пусть не видят того, что еще не видели мы. Пусть. Будет легче.
Подъехали к моргу.
При нас разгружают рефрижератор. Видели такие огромные грузовики – холодильники? Вот такой и разгружают. Народ толпится вокруг машины, внутрь никого не пускают. Там работает прокуратура и молодые пацаны 18-19 лет в медицинских масках. Стараюсь не смотреть им в руки.
Второй рефрижератор.
Третий.
Он немного погазовал и уехал.
Напряжение растет, никого не пускают. Во время разгрузки все психологи и психиатры начинают показывать людям, что про них не забыли. Делается это так: бутылка минералки под мышку, в правый карман банку валерианы, в левую руку – стакан для воды.
- Не хотите водички? – Можно произнести, а можно сказать только взглядом.
- А с успокаивающим?
Жара на улице располагает людей отвечать нам положительно. Да. Пусть хоть тонкое "да". В любом случае лучше чем "нет".
Перед началом опознания думали, что будем работать на входе. Объяснять людям, что они видят только останки, а не живых людей, помогать вспоминать какие-то детали: сережки, бумажник, пальцы…
Но фантазии о такой работе быстро заканчиваются. Прокуратура решила так: запускать по 20-30 человек, также выпускать.
Распределились по толпе. Когда вышла первая группа – не помню. С какой группы по счеты началась целая серия истерик? Вроде со второй.
Выходит женщина. Дикий крик, рев. направляюсь к ней. Именно направляюсь: бежать нельзя, слишком многие обращают внимание на яркую форму. Последние шаги бегом. Эту женщину обнимают еще две и начинают орать вместе. Толпа вокруг напрягается сильнее. Властным голосом прошу отойти в сторону. Стоят на месте. К крику подключается кто-то из толпы. Потом еще кто-то. Прошу родственников-мужчин помочь мне довести женщину до кушетки возле "скорой". Ведем. Пройдена половина пути.
Второй крик. Оборачиваюсь – вышла еще одна семья. Внутренне разрываюсь: надо и этих проводить, и туда бежать (идти). Выбираю второе. Вновь приближаюсь к воротам морга. У женщины уже аутоагрессия: рвет на себе волосы. Потом начинает заваливаться на спину и кулаками, из которых торчат вырванные волосы, начинает бить себя по коленям. Оттаскиваем к "скорой". Возле кареты скорой помощи эти две женщины начинают кричать вместе. Они далеко от входа в морг и от толпы. Пусть кричат. Это даже полезно.
Крик. Взгляд к воротам. Следующая. Господи, когда де это закончится? Взял, отвел, вернулся. Стало тише. Толпа под контролем. А у самого колени ходуном ходят, дрожь в руках. Иду к нашей машине, сам выпиваю валерьянки. Конечно понятно, что от нее толку нет, но ведь надо верить в то, что даешь другим.
Сигарета за сигаретой. Прихожу в себя. Решаю пока не стоять прямо возле входа, а контролировать толпу по периферии. Иногда кому-то становится плохо, бегу за врачом. Иногда кто-то просто хочет выпить воды.
Время летит незаметно, темнеет. Народу уже не так много. В какой-то момент подъехал четвертый рефрижератор и привез еще. И вновь плач.
Нам предлагают сходить помыться в дом неподалеку. Спасибо. Даже кормят настоящим ужином. И правда – добродушный и гостеприимный народ.
Около 11 вечера отправляем двоих в наш новый дом – в палату отделения сифилиса КВД Владикавказа. Остаемся с напарницей и врачом. Работы уже нет. В качестве проверки собственных сил в убеждении пытаемся посадить одного пьяного парня в автобус на Беслан. Он возражает, в результате остается.
К 12 ночи и мы оставляем морг, немногочисленные люди сидят на лавочках и чего-то ждут. Рядом на газоне стоит еще один рефрижератор. Закрытый. На ветровом стекле пометка: ПУСТОЙ. Хорошо, что никто не знает, что в нем тела захватчиков.
Идем в палату, покупаем пиво. Пьем его на ступеньках КВД и смеемся. Опять дико ржем. На этих ступеньках я нашел грань, где смех переходит в плач. Главное – ее чувствовать.
День пятый. 05.09.04.
Пиво допито. Напарница до сих пор разговаривает со своим мужем из Москвы. Волнуется. И он, и она. Возникают мысли о доме. Возникают уже не в первый раз, но достаточно сильно, чтобы их заметить.
Заходим в КВД. На входе дежурные мальчики-призывники узнают от нас последние новости. Задают вопросы, на которые и по сей день нет ответа.
Поднимаемся на 6 этаж. Металлическая дверь. Стучим. Открывает дежурная медсестра, провожает нас в палату. Там четыре места, приносим еще две кровати и помещаемся все вместе.
Как же это здорово, спать на настоящих кроватях с матрацами, а не просто на матрацах. Кайф.
Пьем. За тех, кто остался. За тех, кто есть. И за нас. Тугие разговоры на ночь, одна глупая фотография на цифровик. Спать. Можно спать.
Сквозь сон слышны звуки капающей воды, но не слышно выстрелов.
Просыпаемся поздно, в 9.00. Пора снова на опознание. Отправляем в первую очередь тех, кто вчера пришел раньше, сами досыпаем до 11.00.
Проснулись второй раз. Смешно проснулись, передразнивая храп друг друга. Попили чай, умылись. Пошли.
Народу сначала было мало. Потом люди стали подходить. По ощущениям, их было меньше, чем в прошлый день, но все равно много. А главное, выглядели они гораздо хуже. Мы тоже.
Люди, не сумевшие в первый день опознать своих родных, или ищущие их по моргам всех городов. Плач отовсюду.
Жара спала. Чувствуется, что вечером будет дождь. Возле нас как всегда дежурит одна "скорая", уже с новыми врачами. Нам дается распоряжение дежурить не только на входе, но и внутри морга. Организуем дежурство по 20-30 минут, медицинские маски передаем по очереди. Один из психологов из Владикавказа долго переживал, что не может войти внутрь, от запаха начинает терять сознание. Успокаиваю, признаюсь, что тоже не мог там быть более двух минут. Это дело индивидуальное, нужна сноровка.
Люди заходят реже, меньшими группами. Зато вот кричат чаще, если находят. И если не находят – тоже кричат. Потому что знают, что скорее всего просто не смогли опознать. Некоторые подходят и спрашивают про генетическую экспертизу. Надежда теряется с каждой минутой.
Около 14.00 при выходе из морга женщина падает. Слышу крик: "Врача". Сам нахожусь рядом. Сначала надо посмотреть в чем дело, а потом уже кого-то звать. Остановка дыхания. Запал язык. Переворачиваю на бок и бегом за врачом. Подбегаю к машине, сообщаю. С переднего сиденья вываливается такая трехместная женщина, в три обхвата, не спеша подходит к задней дверце, открывает. Начинает собирать чемоданчик! У врача не собран чемоданчик! Слов нет. Потом неспешно продвигается к больной. Что-то над ней колдует, просит подогнать машину "скорой". Возвращаюсь обратно к водителю и прошу подъехать. Машина подъехала. Оказывается, в ней нет ни носилок, ни места, куда их поставить.
Бегом, хватая за руку какого-то местного МЧСника несемся за носилками. Он предлагает спросить их в одной из машин-таблеток, пригнанных для перевозки гробов. Водитель выдает носилки. Бегом обратно, теряем несколько секунд на том, чтобы носилки раскрыть, расщелкнуть замочек. Аккуратно перекладываем женщину. Несем к той же машине. Принесли, ставим носилки в машину. Минута разговора с врачихой, объяснение, что я не врач и что именно Вы должны поехать с ней в больницу. Потом тоже самое объяснение с матом. Поняла. Последний вопрос врача был самым неожиданным: "А в какую больницу мне ее везти?" Пытаюсь спокойно объяснить, что я из Москвы и она сама должна решить столь сложную проблему.
Перекур. Три подряд. Глоток воды и снова к воротам. День идет примерно в таком же темпе. А небо становится все темнее.
Все больше приходится уделять внимание мальчишкам из МВД и судмедэкспертам. Разговариваем с ними, помогаем чем можем. Приходит понимание, что то что мы видим – это все "блажь и второстепенно", а вот то что видят они…
Тем временем на улицах ставятся палатки от дождя. Мы все больше сидим в машине. Сил нет. Точнее физические силы остались, но разговаривать уже тяжело даже друг с другом. Выгораем.
Начинается дождь, потом сильный затяжной ливень часа на два. Пережидаем его, отправляем машину в Беслан, а сами отправляемся в КВД. Пить и спать.
День шестой. 06.09.04.
Что было ночью уже не вспомнить. Вроде бы немного посидели и легли спать.
Проснулись около 9.00. В этот день работа предстояла только на похоронах. А поместному обычаю похороны проходят строго с 14.00 до 16.00. Не торопимся. Попили чай, поговорили о Москве. Очень хочется домой. Накопилась какая-то усталость, пронизывающая все: и время, и физические силы и собственные моральные принципы. Как говорится, держимся только на кофе и сигаретах, хотя кофе не пили несколько дней.
Выходим из КВД, садимся в специально данный нам автобус. Едем. Едем с надеждой радостной встречи с нашими тремя коллегами, которые остались в Беслане. За прошедшие два дня связи с ними не было.
Встретились, обнялись. Свои. Свои лица в чужой, но уже почти родной обстановке. Немного поговорили, рассказали друг другу в двух словах кто чем занимался и легли спать. Через час большинство группы поднялось для того, чтобы поехать на похороны. Меня и еще двоих оставили отсыпаться. Проснулись мы часа в четыре-пять дня. Проснулись такими же уставшими, какими и легли. Скоро приехали коллеги с кладбища.
Какие-то разговоры ни о чем, иногда даже сплетни. И все друг у друга спрашивают, когда же мы поедем домой. Все мысли только об этом.
Как часто бывает на подобных ЧС, появился некий психолог-психотерапевт-психиатр-соционик-шаман-экономист-юрист-и.т.д. Все в одном. Прилетел из Сибири, чтобы помочь нам в работе. Все бы хорошо, но говорит очень много и не отвяжешься. Ну и ладно. Уже сил нет разбираться еще с такими блаженными личностями. Приехал и приехал. Пусть посмотрит на город Беслан.
Вечером мы решили уехать ночевать во Владикавказ, там все-таки кровати, а не матрацы. Поехали большой компанией, в КВД пришлось даже выделять нам вторую палату.
День седьмой. 07.09.04.
Ночью к нам в гости пришли два судмедэксперта. О чем-то долго говорили, пили водку, вспоминали прошедшие самые накаленные дни. Я пошел спать.
Проснулись опять таки довольно поздно. В этот день также были назначены похороны, и нам предстояла дорога в Беслан. Снова чай и шуршание колес ПАЗика. На выезде из Владикавказа попросили водителя остановиться у памятника женщине, держащей в руках Солнце. Даже фотография есть. Приехали в Беслан, который раз. Оставили нескольких людей спать в школе, а сами поехали дежурить на кладбище. Смысл дежурства я до сих пор не могу понять. Местные жители попросили нас ни в коем случае не вмешиваться в процесс похорон. Если кому-то станет плохо, они сами позовут врача или донесут обессилевшего человека на руках до скорой помощи. Сами процессии ведут себя спокойно, агрессии нет, также как и сил у всех. Все выдохлись.
Мы подъезжаем к кладбищу. Представьте себе огромное поле, с одной стороны распаханное в пять-шесть рядов по 20-30 могил. Вдоль этих рядов идет только что насыпанная грунтовая дорога. С другой стороны от дороги стоят пять машин "скорой", наш автобус, КАМаЗы с телекамерами и трактора с экскаваторами. На поле грязь, да и дождь моросит, в летних куртках очень даже прохладно. Распределяемся по машинам "скорой", в них знакомимся с врачами и водителями. За все дежурство к "моей" машине обратились всего один раз, просили дать успокаивающее. Но картина, которая была видна из окна "скорой", была какой-то уж слишком удручающей. С 14.00 процессии тянулись одна за одной, иногда одна процессия с несколькими гробами. А земля каждую минуту превращалась в новую могилу с водруженным православным крестом или мусульманской доской. Люди двух религий лежат рядом друг с другом.
В 16.00, когда кладбище покидали последние посетители, экскаваторы продолжили свою работу. На месте грунтовой дороги также будет последний приют для многих ушедших третьего сентября.
Мы уезжаем в больницу Беслана. Там проводится совещание, на котором нас отпускают домой. Радуемся как-то тихо. Еще не понятно, каким способом нам лететь в Москву.
Уточняем некоторые формальности, передаем работу тем психологам, кто остается и едем в школу № 6, в которой кроме нас никого уже не осталось. Интересует только информация по поводу отлета из Беслана.
Вечером, где-то в районе 21.00 наш полковник говорит, что вылетать мы будем утром из Минеральных вод, а ночью будем туда ехать. Последние приготовления, сбор укладок. Собираемся как никогда быстро, садимся в автобус. Одна из наших коллег остается еще на день, чтобы довершить все дела до конца. Мы уезжаем.
День восьмой. 08.09.04.
Около 23.00 заехали из Беслана во Владикавказ. Нужно пересидеть до трех часов ночи, когда за нами придет машина на минеральные воды. Кто-то сидел и пил пиво, кто-то спал. В половине третьего собрали вещи, в три погрузились в Газель. Ночь холодная, в машине дует, теплых вещей практически не осталось. Греет мысль о том, что скоро уже будем дома.
В 6 утра проезжаем Пятигорск, видим вдали Эльбрус. Еще через полчаса въезжаем в аэропорт.
Покупки билетов. Регистрация. Проверка документов. Досмотр багажа. Посадка. Пристегнуть ремни. Взлет. Через два часа уже будем дома.
Внуково. Прием багажа. Проверка вещей и документов. Выход из аэропорта. Знакомое лицо водителя, знакомая машина зеленого цвета в полоску. Прощания. Впереди еще несколько дней оклиматизации и знакомства с такой старой, но совсем изменившейся за неделю Москвой.
===
Знакомый прислал по емейлу:
===
..............
Это писал мой друг. Не через третьи руки, именно мой личный друг, которого я знаю пол жизни, так что в правдивости описанного никаких сомнений быть не может.
Впрочем, там нет каких-то совсем шокирующих или сенсационных вещей, это просто реальное описание того, что человек видел все эти дни, с первого до последнего, находясь в Беслане.
Он работает психологом в Службе Спасения.
Думаю кому-то может быть интересно.
--------------------
День первый. 1.09.2004.
Заехал на факультет, встретился с другом. Идем по направлению к переходу, звонит мобильник - шеф. "Срочно, на работу! Вылет через 2 часа!". Я хватаю у друга все его деньги - 100 р, приплюсовываю к своим - 30 р. и становится несколько не по себе. Сразу понимаю, что зарядник для мобилы оставил дома. Настроение ухудшается моментально.
Таганка, радиальная, кольцевая, бегом два светофора на красный, по дороге заворачиваю в магазин, 3 пачки сигарет, 2 литра минералки. Готов. Мимо охраны на третий этаж, рукопожатие. Громко орет радио, телевизор, секретарь что-то набирает на компе. Мне в двух словах описывают то, что произошло, информации мало, точнее почти нет. Чувствуется легкое напряжение, желание что-то быстро сделать, а потом вернуться домой. Нельзя, работа.
Прилетают еще 6 человек. Группа сформирована. Секретарь отчаянно продолжает исправлять списки вылетающих, забиваются паспортные данные, номера удостоверений, даты рождения.
Водитель готов. Мы забиваемся в наш Соболь. (Это единственный ЗЕЛЕНЫЙ Соболь, раскрашенный в МЧСовские полоски). Маршрут Таганка - Внуково. 6 вечера. До вылета 45 минут. Дико воет сирена, кажется, что она уже воет внутри нас, а не с крыши машины, вперед лучше не смотреть, потому что видна только встречная полоса и уходящие от столкновения мерседесы и жигули. Страшно. Впервые становится немного страшно.
Район Юго-Западной. Сообщают по мобильнику, что самолет вылетает через две минуты. Не успеваем. Шеф орет, что не слышит сирену, водитель ее включает и становится не слышно шефа. Почти смешно. А напряжения внутри уже слишком много. Несемся вперед.
Внуково. Приехали. Оказывается, из-за нас вылет отложили, всюду успеваем. В аэропорте знакомимся с нашими коллегами - психиатрами из Сербского. Их 4 человека. Вместе ждем денег на билеты, общаемся мало, даже друг с другом.
Деньги привезли. Пишем расписку, забираем деньги, тут же их отдаем, забираем билеты. Быстро проходим контроль и садимся в маленький ТУ-134. И постепенно расслабляемся. Самую легкую часть пути уже выполнили.
День второй.
Прилетели ночью в город Нальчик. До Беслана примерно 100 км. Нас встречают местные МЧС, сажают 12 человек + 2е приехавших за нами в таблетку, он же УАЗик, он же батон. Выдвигаемся в Беслан.
Приехали мы часам к трем ночи. Сразу в местный штаб МЧС, школа № 6. От нее примерно 100 метров до ДК, в котором собирается местный народ чтобы узнать последние известия. От ДК до плачевно известной школы № 1 примерно 500 м. Как только мы сбросили вещи, нас проводили в ДК. Перед зданием и в нем самом на первом этаже ходят люди. На лицах только одно - ожидание. И усталость. И желание всех убить и всех простить. И слезы. У нас - совещание на втором этаже. Сообщаются последние цифры, расписывается фронт работ. Мы находимся в подчинении психиатров, делаем с ними одну работу. План работ на ночь до утра - контролировать местное население. Надо сказать, что вообще до штурма наша работа больше сводилась к наблюдению, а не к разговору. Если толпится рядом 10 мужиков, их надо развести, опросить не толпиться. Если кричат друг на друга несколько женщин - пусть разойдутся.
Часть нашей группы осталась. Я пошел спать. Вам никогда не приходилось спать в горячих точках? Первый час заснуть невозможно. Дергаешься от каждого взрыва, потом успокаиваешься.
Проснулись около 8 утра. Сразу пошли в ДК сменить наших. Утро. Народу просто офигенное количество, тысяч 5. Мы аккуратненько снимаем куртки и входим в толпу все с той же целью - посеять спокойствие. Бродим, ходим, с некоторыми разговариваем, на всех нет времени да и народ такой, замкнутый. Иногда кого-то помогаем дотащить до скорой, обычно после звука выстрела из подствольного гранатомета со стороны школы.
Опять совещание. Приезжают наши коллеги из Ставрополя, Владикавказа. У них есть свои преимущества и недостатки. Они знают местный осетинский язык, но не знают, что нужно делать. Поэтому мы проводим с ними инструктаж и отпускаем в поле. Хочется спать, очень устаешь от постоянной толпы, от шума и вообще от населения, которое в массе своей не желает говорить по-русски, хотя может. Где-то днем опять сменились, поспали некоторое время и вновь на работу. Спали мы в спальниках в школе, питались армейскими сух пайками. Что это такое, лучше не рассказывать. Ими можно, пожалуй, только занюхивать, а вот закусывать уже нельзя, не то что просто есть.
Второй день подходит к концу. Жители постоянно требуют новой информации от представителей властей. Один раз я наблюдал занимательный разговор двух местных жителей. Представьте, стоят двое с автоматами. Один говорит: "Надо на штурм идти. Давай всех наших соберем и пойдем." А второй отвечает: "Таких как ты надо на месте расстреливать. Штурма не будет." Интересно, правда?
Еще в этот день местный старейшина устроил что-то типа митинга возле ДК, где призывал к штурму. Еле народ успокоили.
Под конец второго дня работали уже не с теми, кому было плохо, а с теми, кто оставался вменяемым. Просили женщин, чтобы они сдерживали своих мужей, просили старейшин о спокойствии. Около 12 ночи очередной раз сменились и пошли спать.
День третий. Штурм. 3.09.04
Заснуть в эту ночь оказалось непросто. Мысли постоянно о штурме. Других возможностей мы не видели. Когда? Как? С какой стороны будет нападение? Меня вызывает один парень из Центроспаса и рассказывает план: кто где будет находиться во время штурма, говорит, что передвинут оцепление, что раненых не должно быть много. С этими ожиданиями я возвращаюсь в класс-спальню. Пытаемся заснуть.
Начинаются реакции выхода. Дикий смех. Смеемся над тем, что уже становится невозможно ходить в своей собственной футболке, поступает предложение поменяться футболками друг с другом, чтобы хотя бы не свое надевать. Не то что смеемся, ржем. потому что актуально. Пытаемся заснуть.
Раздается серия выстрелов из подствольного гранатомета. Минут эдак на 10-15. Заходит наш полковник и говорит, что это вовсе не гранатомет, а зенитка. В 15-20 км в направлении Беслана прорываются боевики из Чечни. Свет нигде не включать, возле окон не стоять в форме с отражателями. Тяжелые мысли прерывает следующая очередь из зенитки. Пытаемся заснуть.
В 4 утра кто-то сменился. Проснулись все, т.к. ожидали начало штурма. Все тихо. Заснули опять.
В 7:30 под окнами начали заводиться машины Центроспаса. Точно, подготовка. Быстро вскакиваем и идем узнавать последние новости. Центроспас просто проверяет свои машины. Акустика в школе такая, что делать это тихо невозможно. Но мы уже проснулись. Идем менять тех, кто работает в ДК, пусть немного поспят.
Возле ДК народу много. Особенно много журналистов, которых выгнали из линии оцепления. Само оцепление действительно передвинули намного дальше, места стало меньше, давка больше. Помогаем милиции оттеснять народ от коридоров обстрела.
В воздухе повисает напряжение, оно как шаровая молния серо, очень энергоемко и непонятно. Кому-то раздаем легкие успокаивающие, с кем-то мирно беседуем. Подходит один из охранников ДК. Вы, говорит, присматривайтесь к тем, кто заходит в ДК, среди них могут быть "шахидки". Вы же психологи, вы можете их отличить по поведению.
Честно присматриваемся. Люди как люди. Все кавказской национальности. Наибольшее подозрение вызывают скорее наши психиатры, которые не спали с первого дня. Пошутили, вышли обратно в толпу. Шахидки – дело милиции, какая из нас разведка.
Так прошло несколько часов. Тихое ожидание. Ощущение, что у людей просто не осталось сил на действия. Редко возникают маленькие очаги, но быстро гаснут, сами, мы даже не успеваем подойти.
Около 14.00 находимся в ДК. Слышим очередной взрыв. Он несколько громче. Народ весь выбегает на улицу, мы за ними. Опять отгоняем от предположительной линии огня. И тут начинается перестрелка. Взрывы со всех сторон, стрельба отовсюду. Народ сначала не понимает что происходит, а потом начинает постепенно уходить от ДК. Где-то крики, визги колес машин, стрельба уже везде. Скидываем форму. В ней ощущение, что на спине нарисована мишень, такая, с окружностями и двумя перпендикулярными прямыми и надпись "Стреляй сюда!".
Уводим толпу. Народ бежит, но не очень быстро. Кому-то помогаем, всем говорим, чтобы сохраняли спокойствие. И вместе с ними направляемся в свой штаб. Мы все растерялись, уходили парами, чтобы держаться друг за друга. Кто где есть из своих не знаем, знаем только, что нужно остаться в живых, не попасть под толпу и под выстрел. А выстрелы все ближе. Появляются на небе вертолеты. Везде шум, машин на улице становится все больше, все больше визга и криков.
Добежали. Дома, в школе чувствуешь себя в большей безопасности. Совсем рядом раздаются выстрелы, взрывы. Такое ощущение, что что-то взрывается на соседних огородах. Из школы выбегают трое наших, те, кого мы сменили с утра. Подбегают от ДК все остальные. Все в сборе. Слава Богу!
Собрали веши, составили рюкзаки в арку школы. Война идет по всему городу, стреляют отовсюду, взрывы, озабоченные лица руководства. Ждем команды отступать.
Перебрались в машину психологов из Ставрополя. Скинули туда все вещи, ждем. Чего ждем? Не знаем. Просто ждем.
Центроспасу дают задание выезжать. Вслед за ними выезжают 4 пожарных расчета. Такое ощущение, что про нас все забыли. Но пока штабная машина стоит во дворе школы № 6, мы никуда не поедем. Только за ними.
Уже 4 часа дня. Все постепенно успокаивается, вертолеты уже не делают очередной круг. Выстрелы продолжаются до сих пор. Заходим обратно в школу, считаем, что там безопаснее. Что делали до 18.00 не помню. Точно курили, предполагали и думали, где нам предстоит работать.
Еще в какой-то момент мне позвонили двое психиатров из Сербского и сказали, что во время перестрелки их спрятали местные жители в каком-то подвале. И они просят прислать машину на какую-то улицу д. 38. Машины нет, сказали, чтоб они там сидели, что мы их заберем при первой возможности. Как потом выяснилось, они удирали огородами от каких-то людей с автоматами. Кто, что - ничего не знаю.
В 18.00 поступает распоряжение ехать в больницу. Приезжаем. Постоянно подвозят раненых, развернуто два мобильных госпиталя, но даже они не справляются. На стене детского отделения висят списки. Родственники ходят от одного списка к другому, уже прочитали все не по одному разу, но до сих пор не могут найти знакомой фамилии. Иногда добавляются новые листки с фамилиями живых. На некоторых указание – уехал во Владикивказ. Больница Беслана, видимо, не могла справится и с половиной раненых.
Журналисты пристают к местному населению. Иногда чуть до драки не доходило. Все на взводе. Вроде бы все закончилось и можно вздохнуть с каким-никаким облегчением, но как я понимаю тех, кто до сих пор, по сей день не может найти своих родных.
Разговариваем с местными, помогаем по мере сил. Черт возьми, если б нам самим хоть дали информацию: кого, куда и когда повезли. Или хотя бы сказали, в какие города отправляли раненых. Мы все узнавали от населения, а не сверху.
Во дворе больницы темнеет. Постепенно выясняются подробности произошедшего, ходит множество верных/ложных слухов. А списки теряются в сумерках. Обращаемся в больницу, чтобы провели освещение. Нет ответа. Еще раз, теперь с матом. Все равно не реагируют. Идем к своим в мобильный госпиталь и просим освещение у них. Параллельно просим провести свет трех человек, уж кто-то один это обязательно сделает.
Через 10 минут дали свет. Три прожектора вполне хорошо освещают списки, да вот только обновления уже нет и народ не столько их читает, сколько барражирует перед ними. Создается ощущение полного отсутствия работы. С каждым не поговоришь, сил нет, толпы тоже.
Последние наши сомнения в том, стоит ли ехать отсыпаться развеял мощный ливень. Спрятались под каким-то навесом, промокли. В это время возле списков осталось несколько человек. Прям под ливнем. Они читали. И свет. От прожекторов. И струи дождя с навеса. Правду говорят – земля плачет.
Как вернулись не помню. Уснули моментально.
День четвертый. 04.09.04.
Ночью мы впервые пили. Коньяк. На удивление хороший. Во всяком случае так казалось. Закусывали местными пирогами, которые сильно отличаются от привычных нам: плоские, круглые, широкие, с картошкой, сыром или батвой. Пора спать.
Легли как всегда на матрацы, накрылись спальниками. Спим. Все вместе. Впервые не разделяясь.
Проснулись в 8.00. Выпили минералки и поехали в больницу. В 9.00 там еще мало посетителей. Стоим на заднем дворе между моргом и главным зданием. Начальство ушло решать нашу дальнейшую судьбу. Хорошая погода. Здесь ничто не напоминает о происходящем, кроме списков, промокших за ночь, и охранников – ОМОНа – стоящих перед каждым входом в две шеренги.
Сидим, курим. Хочется есть. Это хорошо, значит спало напряжение. Идем к госпиталю Центроспаса, там полевая кухня. Надо все сделать побыстрее, чтобы вернуться к приходу руководителей. На кухне дежурят две девушки. Раньше вот дежурил дядя Коля, а теперь он уже не ездит, дежурит в Раменском. Черт, как время летит. Девушки выдают нам по бутерброду с сыром и пластиковому стаканчику чая. Я аккуратно интересуюсь: "Скажите, ваших же четверо зашло в школу?" Спросить девушек было менее больно, т.к. они новенькие в команде. Их ответа я ждал, но хотел услышать другое.
Двое. Двое наших. Двое ребят, самых лучших, самых добрых ребят.
У вас все – самые лучшие. Пытаюсь приободрить. Ваши, наши. Наши. С одним из них я говорил за полчаса до его выезда. Опять запах смерти и безопасность от горячего чая испарятся в безоблачность. И сплоченность. Наши.
Молча возвращаемся на задний двор. "Тот же лес, тот же воздух и та же вода…" И тот же начальник. Он выходит из здания и объявляет места работы каждой из групп.
Нам выдают самый сложный участок – Владикавказ, морг. Опознание. Опыт такой работы есть, вспоминается гадкий запах формалина. Напарница ехидно замечает, что там будет запах совсем другой, судмедэксперты не успели обработать всех. Вместе с нами трое из Сербского, трое местных психологов и машина службы спасения.
Дорога во Владикавказ. Впервые вокруг поля, полотно дороги, шепот колес. Наших едет четверо. Остальные трое остались в Беслане. Пусть не видят того, что еще не видели мы. Пусть. Будет легче.
Подъехали к моргу.
При нас разгружают рефрижератор. Видели такие огромные грузовики – холодильники? Вот такой и разгружают. Народ толпится вокруг машины, внутрь никого не пускают. Там работает прокуратура и молодые пацаны 18-19 лет в медицинских масках. Стараюсь не смотреть им в руки.
Второй рефрижератор.
Третий.
Он немного погазовал и уехал.
Напряжение растет, никого не пускают. Во время разгрузки все психологи и психиатры начинают показывать людям, что про них не забыли. Делается это так: бутылка минералки под мышку, в правый карман банку валерианы, в левую руку – стакан для воды.
- Не хотите водички? – Можно произнести, а можно сказать только взглядом.
- А с успокаивающим?
Жара на улице располагает людей отвечать нам положительно. Да. Пусть хоть тонкое "да". В любом случае лучше чем "нет".
Перед началом опознания думали, что будем работать на входе. Объяснять людям, что они видят только останки, а не живых людей, помогать вспоминать какие-то детали: сережки, бумажник, пальцы…
Но фантазии о такой работе быстро заканчиваются. Прокуратура решила так: запускать по 20-30 человек, также выпускать.
Распределились по толпе. Когда вышла первая группа – не помню. С какой группы по счеты началась целая серия истерик? Вроде со второй.
Выходит женщина. Дикий крик, рев. направляюсь к ней. Именно направляюсь: бежать нельзя, слишком многие обращают внимание на яркую форму. Последние шаги бегом. Эту женщину обнимают еще две и начинают орать вместе. Толпа вокруг напрягается сильнее. Властным голосом прошу отойти в сторону. Стоят на месте. К крику подключается кто-то из толпы. Потом еще кто-то. Прошу родственников-мужчин помочь мне довести женщину до кушетки возле "скорой". Ведем. Пройдена половина пути.
Второй крик. Оборачиваюсь – вышла еще одна семья. Внутренне разрываюсь: надо и этих проводить, и туда бежать (идти). Выбираю второе. Вновь приближаюсь к воротам морга. У женщины уже аутоагрессия: рвет на себе волосы. Потом начинает заваливаться на спину и кулаками, из которых торчат вырванные волосы, начинает бить себя по коленям. Оттаскиваем к "скорой". Возле кареты скорой помощи эти две женщины начинают кричать вместе. Они далеко от входа в морг и от толпы. Пусть кричат. Это даже полезно.
Крик. Взгляд к воротам. Следующая. Господи, когда де это закончится? Взял, отвел, вернулся. Стало тише. Толпа под контролем. А у самого колени ходуном ходят, дрожь в руках. Иду к нашей машине, сам выпиваю валерьянки. Конечно понятно, что от нее толку нет, но ведь надо верить в то, что даешь другим.
Сигарета за сигаретой. Прихожу в себя. Решаю пока не стоять прямо возле входа, а контролировать толпу по периферии. Иногда кому-то становится плохо, бегу за врачом. Иногда кто-то просто хочет выпить воды.
Время летит незаметно, темнеет. Народу уже не так много. В какой-то момент подъехал четвертый рефрижератор и привез еще. И вновь плач.
Нам предлагают сходить помыться в дом неподалеку. Спасибо. Даже кормят настоящим ужином. И правда – добродушный и гостеприимный народ.
Около 11 вечера отправляем двоих в наш новый дом – в палату отделения сифилиса КВД Владикавказа. Остаемся с напарницей и врачом. Работы уже нет. В качестве проверки собственных сил в убеждении пытаемся посадить одного пьяного парня в автобус на Беслан. Он возражает, в результате остается.
К 12 ночи и мы оставляем морг, немногочисленные люди сидят на лавочках и чего-то ждут. Рядом на газоне стоит еще один рефрижератор. Закрытый. На ветровом стекле пометка: ПУСТОЙ. Хорошо, что никто не знает, что в нем тела захватчиков.
Идем в палату, покупаем пиво. Пьем его на ступеньках КВД и смеемся. Опять дико ржем. На этих ступеньках я нашел грань, где смех переходит в плач. Главное – ее чувствовать.
День пятый. 05.09.04.
Пиво допито. Напарница до сих пор разговаривает со своим мужем из Москвы. Волнуется. И он, и она. Возникают мысли о доме. Возникают уже не в первый раз, но достаточно сильно, чтобы их заметить.
Заходим в КВД. На входе дежурные мальчики-призывники узнают от нас последние новости. Задают вопросы, на которые и по сей день нет ответа.
Поднимаемся на 6 этаж. Металлическая дверь. Стучим. Открывает дежурная медсестра, провожает нас в палату. Там четыре места, приносим еще две кровати и помещаемся все вместе.
Как же это здорово, спать на настоящих кроватях с матрацами, а не просто на матрацах. Кайф.
Пьем. За тех, кто остался. За тех, кто есть. И за нас. Тугие разговоры на ночь, одна глупая фотография на цифровик. Спать. Можно спать.
Сквозь сон слышны звуки капающей воды, но не слышно выстрелов.
Просыпаемся поздно, в 9.00. Пора снова на опознание. Отправляем в первую очередь тех, кто вчера пришел раньше, сами досыпаем до 11.00.
Проснулись второй раз. Смешно проснулись, передразнивая храп друг друга. Попили чай, умылись. Пошли.
Народу сначала было мало. Потом люди стали подходить. По ощущениям, их было меньше, чем в прошлый день, но все равно много. А главное, выглядели они гораздо хуже. Мы тоже.
Люди, не сумевшие в первый день опознать своих родных, или ищущие их по моргам всех городов. Плач отовсюду.
Жара спала. Чувствуется, что вечером будет дождь. Возле нас как всегда дежурит одна "скорая", уже с новыми врачами. Нам дается распоряжение дежурить не только на входе, но и внутри морга. Организуем дежурство по 20-30 минут, медицинские маски передаем по очереди. Один из психологов из Владикавказа долго переживал, что не может войти внутрь, от запаха начинает терять сознание. Успокаиваю, признаюсь, что тоже не мог там быть более двух минут. Это дело индивидуальное, нужна сноровка.
Люди заходят реже, меньшими группами. Зато вот кричат чаще, если находят. И если не находят – тоже кричат. Потому что знают, что скорее всего просто не смогли опознать. Некоторые подходят и спрашивают про генетическую экспертизу. Надежда теряется с каждой минутой.
Около 14.00 при выходе из морга женщина падает. Слышу крик: "Врача". Сам нахожусь рядом. Сначала надо посмотреть в чем дело, а потом уже кого-то звать. Остановка дыхания. Запал язык. Переворачиваю на бок и бегом за врачом. Подбегаю к машине, сообщаю. С переднего сиденья вываливается такая трехместная женщина, в три обхвата, не спеша подходит к задней дверце, открывает. Начинает собирать чемоданчик! У врача не собран чемоданчик! Слов нет. Потом неспешно продвигается к больной. Что-то над ней колдует, просит подогнать машину "скорой". Возвращаюсь обратно к водителю и прошу подъехать. Машина подъехала. Оказывается, в ней нет ни носилок, ни места, куда их поставить.
Бегом, хватая за руку какого-то местного МЧСника несемся за носилками. Он предлагает спросить их в одной из машин-таблеток, пригнанных для перевозки гробов. Водитель выдает носилки. Бегом обратно, теряем несколько секунд на том, чтобы носилки раскрыть, расщелкнуть замочек. Аккуратно перекладываем женщину. Несем к той же машине. Принесли, ставим носилки в машину. Минута разговора с врачихой, объяснение, что я не врач и что именно Вы должны поехать с ней в больницу. Потом тоже самое объяснение с матом. Поняла. Последний вопрос врача был самым неожиданным: "А в какую больницу мне ее везти?" Пытаюсь спокойно объяснить, что я из Москвы и она сама должна решить столь сложную проблему.
Перекур. Три подряд. Глоток воды и снова к воротам. День идет примерно в таком же темпе. А небо становится все темнее.
Все больше приходится уделять внимание мальчишкам из МВД и судмедэкспертам. Разговариваем с ними, помогаем чем можем. Приходит понимание, что то что мы видим – это все "блажь и второстепенно", а вот то что видят они…
Тем временем на улицах ставятся палатки от дождя. Мы все больше сидим в машине. Сил нет. Точнее физические силы остались, но разговаривать уже тяжело даже друг с другом. Выгораем.
Начинается дождь, потом сильный затяжной ливень часа на два. Пережидаем его, отправляем машину в Беслан, а сами отправляемся в КВД. Пить и спать.
День шестой. 06.09.04.
Что было ночью уже не вспомнить. Вроде бы немного посидели и легли спать.
Проснулись около 9.00. В этот день работа предстояла только на похоронах. А поместному обычаю похороны проходят строго с 14.00 до 16.00. Не торопимся. Попили чай, поговорили о Москве. Очень хочется домой. Накопилась какая-то усталость, пронизывающая все: и время, и физические силы и собственные моральные принципы. Как говорится, держимся только на кофе и сигаретах, хотя кофе не пили несколько дней.
Выходим из КВД, садимся в специально данный нам автобус. Едем. Едем с надеждой радостной встречи с нашими тремя коллегами, которые остались в Беслане. За прошедшие два дня связи с ними не было.
Встретились, обнялись. Свои. Свои лица в чужой, но уже почти родной обстановке. Немного поговорили, рассказали друг другу в двух словах кто чем занимался и легли спать. Через час большинство группы поднялось для того, чтобы поехать на похороны. Меня и еще двоих оставили отсыпаться. Проснулись мы часа в четыре-пять дня. Проснулись такими же уставшими, какими и легли. Скоро приехали коллеги с кладбища.
Какие-то разговоры ни о чем, иногда даже сплетни. И все друг у друга спрашивают, когда же мы поедем домой. Все мысли только об этом.
Как часто бывает на подобных ЧС, появился некий психолог-психотерапевт-психиатр-соционик-шаман-экономист-юрист-и.т.д. Все в одном. Прилетел из Сибири, чтобы помочь нам в работе. Все бы хорошо, но говорит очень много и не отвяжешься. Ну и ладно. Уже сил нет разбираться еще с такими блаженными личностями. Приехал и приехал. Пусть посмотрит на город Беслан.
Вечером мы решили уехать ночевать во Владикавказ, там все-таки кровати, а не матрацы. Поехали большой компанией, в КВД пришлось даже выделять нам вторую палату.
День седьмой. 07.09.04.
Ночью к нам в гости пришли два судмедэксперта. О чем-то долго говорили, пили водку, вспоминали прошедшие самые накаленные дни. Я пошел спать.
Проснулись опять таки довольно поздно. В этот день также были назначены похороны, и нам предстояла дорога в Беслан. Снова чай и шуршание колес ПАЗика. На выезде из Владикавказа попросили водителя остановиться у памятника женщине, держащей в руках Солнце. Даже фотография есть. Приехали в Беслан, который раз. Оставили нескольких людей спать в школе, а сами поехали дежурить на кладбище. Смысл дежурства я до сих пор не могу понять. Местные жители попросили нас ни в коем случае не вмешиваться в процесс похорон. Если кому-то станет плохо, они сами позовут врача или донесут обессилевшего человека на руках до скорой помощи. Сами процессии ведут себя спокойно, агрессии нет, также как и сил у всех. Все выдохлись.
Мы подъезжаем к кладбищу. Представьте себе огромное поле, с одной стороны распаханное в пять-шесть рядов по 20-30 могил. Вдоль этих рядов идет только что насыпанная грунтовая дорога. С другой стороны от дороги стоят пять машин "скорой", наш автобус, КАМаЗы с телекамерами и трактора с экскаваторами. На поле грязь, да и дождь моросит, в летних куртках очень даже прохладно. Распределяемся по машинам "скорой", в них знакомимся с врачами и водителями. За все дежурство к "моей" машине обратились всего один раз, просили дать успокаивающее. Но картина, которая была видна из окна "скорой", была какой-то уж слишком удручающей. С 14.00 процессии тянулись одна за одной, иногда одна процессия с несколькими гробами. А земля каждую минуту превращалась в новую могилу с водруженным православным крестом или мусульманской доской. Люди двух религий лежат рядом друг с другом.
В 16.00, когда кладбище покидали последние посетители, экскаваторы продолжили свою работу. На месте грунтовой дороги также будет последний приют для многих ушедших третьего сентября.
Мы уезжаем в больницу Беслана. Там проводится совещание, на котором нас отпускают домой. Радуемся как-то тихо. Еще не понятно, каким способом нам лететь в Москву.
Уточняем некоторые формальности, передаем работу тем психологам, кто остается и едем в школу № 6, в которой кроме нас никого уже не осталось. Интересует только информация по поводу отлета из Беслана.
Вечером, где-то в районе 21.00 наш полковник говорит, что вылетать мы будем утром из Минеральных вод, а ночью будем туда ехать. Последние приготовления, сбор укладок. Собираемся как никогда быстро, садимся в автобус. Одна из наших коллег остается еще на день, чтобы довершить все дела до конца. Мы уезжаем.
День восьмой. 08.09.04.
Около 23.00 заехали из Беслана во Владикавказ. Нужно пересидеть до трех часов ночи, когда за нами придет машина на минеральные воды. Кто-то сидел и пил пиво, кто-то спал. В половине третьего собрали вещи, в три погрузились в Газель. Ночь холодная, в машине дует, теплых вещей практически не осталось. Греет мысль о том, что скоро уже будем дома.
В 6 утра проезжаем Пятигорск, видим вдали Эльбрус. Еще через полчаса въезжаем в аэропорт.
Покупки билетов. Регистрация. Проверка документов. Досмотр багажа. Посадка. Пристегнуть ремни. Взлет. Через два часа уже будем дома.
Внуково. Прием багажа. Проверка вещей и документов. Выход из аэропорта. Знакомое лицо водителя, знакомая машина зеленого цвета в полоску. Прощания. Впереди еще несколько дней оклиматизации и знакомства с такой старой, но совсем изменившейся за неделю Москвой.
===
тогда пиар против путина. А тут никакиго пиара. Просто события с задворок... страшно.
