Рассказы о животных (КОНКУРС с призами от "АВИЦЕННА")

Джеймс Хэрриот. БУЯН. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ КОТЕНОК

Стоит мне подумать о Рождестве, как в памяти всплывает одна беспризорная кошечка.

В первый раз я увидел ее однажды осенью, когда приехал посмотреть какую-то из собак миссис Эйнсворт и с некоторым удивлением заметил на коврике перед камином пушистое черное существо.

-- А я и не знал, что у вас есть кошка, -- сказал я.

Миссис Эйнсворт улыбнулась:

-- Она вовсе не наша. Это Дебби.

-- Дебби?

-- Да. То есть это мы так ее называем. Она бездомная. Приходит к нам раза два-три в неделю, и мы ее подкармливаем. Не знаю, где она живет, но, по-моему, на одной из ферм дальше по шоссе.

-- А вам не кажется, что она хотела бы у вас остаться?

-- Нет,-- миссис Эйнсворт покачала головой, -- это очень деликатное создание. Она тихонько входит, съедает, что ей дают, и тут же исчезает. В ней есть что-то трогательное, но держится она крайне независимо.

Я снова взглянул на кошку.

-- Но ведь сегодня она пришла не только чтобы поесть?

-- Вы правы. Как ни странно, она время от времени проскальзывает в гостиную и несколько минут сидит перед огнем. Так, словно устраивает себе праздник.

-- Да... понимаю...

Несомненно, в позе Дебби было что-то необычное. Она сидела совершенно прямо на мягком коврике перед камином, в котором рдели и полыхали угли. Но она не свернулась клубком, не умывалась -- вообще, не делала ничего такого, что делают в подобном случае все кошки,-- а лишь спокойно смотрела перед собой. И вдруг тусклый мех, тощие бока подсказали мне объяснение. Это было особое событие в ее жизни, редкое и чудесное: она наслаждалась уютом и теплом, которых обычно была лишена.

Пока я смотрел на нее, она встала и бесшумно выскользнула из комнаты.

-- Вот так всегда, -- миссис Эйнсворт засмеялась. -- Дебби никогда не сидит тут больше, чем минут десять, а потом исчезает.

Миссис Эйнсворт -- полная симпатичная женщина средних лет -- была таким клиентом, о каких мечтают ветеринары: состоятельная заботливая владелица трех избалованных бассетов. Достаточно было, чтобы привычно меланхолический вид одной из собак стал чуть более скорбным, и меня тут же вызывали. Сегодня какая-то из них раза два почесала лапой за ухом, и ее хозяйка в панике бросилась к телефону.

Таким образом, мои визиты к миссис Эйнсворт были частыми, но не обременительными, и мне представлялось много возможностей наблюдать за странной кошечкой. Однажды я увидел, как она изящно лакала из блюдечка, стоявшего у кухонной двери. Пока я разглядывал ее, она повернулась и легкими шагами почти проплыла по коридору в гостиную.

Три бассета вповалку похрапывали на каминном коврике, но, видимо, они уже давно привыкли к Дебби: два со скучающим видом обнюхали ее, а третий просто сонно покосился в ее сторону и снова уткнул нос в густой ворс.

Дебби села между ними в своей обычной позе и сосредоточенно уставилась на полыхающие угли. На этот раз я попытался подружиться с ней и, осторожно подойдя, протянул руку, но она уклонилась. Однако я продолжал терпеливо и ласково разговаривать с ней, и в конце концов она позволила мне тихонько почесать ее пальцем под подбородком. В какой-то момент она даже наклонила голову и потерлась о мою руку, но тут же ушла. Выскользнув за дверь, она молнией метнулась вдоль шоссе, юркнула в пролом в изгороди, раза два мелькнула среди гнущейся под дождем травы и исчезла из виду.

-- Интересно, куда она ходит? -- пробормотал я.

-- Вот этого-то нам так и не удалось узнать, -- сказала миссис Эйнсворт, незаметно подойдя ко мне.

Миновало, должно быть, три месяца, и меня даже стала несколько тревожить столь долгая бессимптомность бассетов, когда миссис Эйнсворт вдруг мне позвонила.

Было рождественское утро, и она говорила со мной извиняющимся тоном:

-- Мистер Хэрриот, пожалуйста, простите, что я беспокою вас в такой день. Ведь в праздники всем хочется отдохнуть.

Но даже вежливость не могла скрыть тревоги, которая чувствовалась в ее голосе.

-- Ну что вы, -- сказал я. -- Которая на сей раз?

-- Нет-нет, это не собаки... а Дебби.

-- Дебби? Она сейчас у вас?

-- Да, но с ней что-то очень неладно. Пожалуйста, приезжайте сразу же.

Пересекая рыночную площадь, я подумал, что рождественский Дарроуби словно сошел со страниц Диккенса. Снег толстым ковром укрыл булыжник опустевшей площади, фестонами свешивается с крыш поднимающихся друг над другом домов, лавки закрыты, а в окнах цветные огоньки елок манят теплом и уютом.

Дом миссис Эйнсворт был щедро украшен серебряной мишурой и остролистом; на серванте выстроились ряды бутылок, а из кухни веяло ароматом индейки, начиненной шалфеем и луком. Но в глазах хозяйки, пока мы шли по коридору, я заметил жалость и грусть.

В гостиной я действительно увидел Дебби, но на этот раз все было иначе. Она не сидела перед камином, а неподвижно лежала на боку, и к ней прижимался крохотный совершенно черный котенок.

Я с недоумением посмотрел на нее:

-- Что случилось?

-- Просто трудно поверить, -- ответила миссис Эйнсворт. -- Она не появлялась у нас уже несколько недель, а часа два назад вдруг вошла на кухню с котенком в зубах. Она еле держалась на ногах, но донесла его до гостиной и положила на коврик. Сначала мне это даже показалось забавным. Но она села перед камином и против обыкновения просидела так целый час, а потом легла и больше не шевелилась.

Я опустился на колени и провел ладонью по шее и ребрам кошки. Она стала еще более тощей, в шерсти запеклась грязь. Она даже не попыталась отдернуть голову, когда я осторожно открыл ей рот. Язык и слизистая были ненормально бледными, губы -- холодными как лед, а когда я оттянул веко и увидел совершенно белую конъюнктиву, у меня в ушах словно раздался похоронный звон.

Я ощупал ее живот, заранее зная результат, и поэтому, когда мои пальцы сомкнулись вокруг дольчатого затвердения глубоко внутри брюшной полости, я ощутил не удивление, а лишь грустное сострадание. Обширная лимфосаркома. Смертельная и неизлечимая. Я приложил стетоскоп к сердцу и некоторое время слушал слабеющие частые удары. Потом выпрямился и сел на коврик, рассеянно глядя в камин и ощущая на своем лице тепло огня.

Голос миссис Эйнсворт донесся словно откуда-то издалека:

-- Мистер Хэрриот, у нее что-нибудь серьезное?

Ответил я не сразу.

-- Боюсь, что да. У нее злокачественная опухоль. -- Я встал -- К сожалению, я ничем не могу ей помочь.

Она ахнула, прижала руку к губам и с ужасом посмотрела на меня.

Потом сказала дрогнувшим голосом:

-- Ну так усыпите ее. Нельзя же допустить, чтобы она мучилась.

-- Миссис Эйнсворт, -- ответил я, -- в этом нет необходимости. Она умирает. И уже ничего не чувствует.

Мисисс Эйнсворт быстро отвернулась и некоторое время пыталась справиться с собой. Это ей не удалось, и она опустилась на колени рядом с Дебби.

-- Бедняжка! -- плача, повторяла она и гладила кошку по голове, а слезы струились по ее щекам и падали на свалявшуюся шерсть -- Что она, должно быть, перенесла! Наверное, я могла бы ей помочь -- и не помогла. Несколько секунд я молчал, сочувствуя ее печали, столь не вязавшейся с праздничной обстановкой в доме.

-- Никто не мог бы сделать для нее больше, чем вы. Никто не мог быть добрее.

-- Но я могла бы оставить ее здесь, где ей было бы хорошо. Когда я подумаю, каково ей было там, на холоде, безнадежно больной... И котята... Сколько у нее могло быть котят?

Я пожал плечами.

-- Вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Не исключено, что только этот один. Ведь случается и так. Но она принесла его вам, не правда ли?

-- Да, верно... Она принесла его мне... она принесла его мне.рный комочек. Она разгладила пальцем грязную шерстку, и крошечный ротик раскрылся в беззвучном "мяу".

-- Не правда ли, странно? Она умирала и принесла своего котенка сюда. Как рождественский подарок.

Наклонившись, я прижал руку к боку Дебби. Сердце не билось.

Я посмотрел на миссис Эйисворт.

-- Она умерла.

Оставалось только поднять тельце, совсем легкое, завернуть его в расстеленную на коврике тряпку и отнести в машину.

Когда я вернулся, миссис Эйнсворт все еще гладила котенка. Слезы на ее щеках высохли, и, когда она взглянула на меня, ее глаза блестели.

-- У меня еще никогда не было кошки, -- сказала она.

Я улыбнулся:

-- Мне кажется, теперь она у вас есть.

И в самом, деле, у миссис Эйнсворт появилась кошка. Котенок быстро вырос в холеного красивого кота с неуемным веселым нравом, а потому и получил имя Буян. Он во всем был противоположностью своей робкой маленькой матери. Полная лишений жизнь бродячего кота была не для него -- он вышагивал по роскошным коврам Эйнсвортов, как король, а красивый ошейник, который он всегда носил, придавал ему особую внушительность.

Я с большим интересом наблюдал за его прогрессом, но случай, который особенно врезался мне в память, произошел на рождество, ровно через год после его появления в доме.

У меня, как обычно, было много вызовов. Я не припомню ни единого рождества без них -- ведь животные не считаются с нашими праздниками... Но с годами я перестал раздражаться и философски принял эту необходимость. Как-никак после такой вот прогулки на морозном воздухе по разбросанным на холмах сараям я примусь за свою индейку с куда большим аппетитом, чем миллионы моих сограждан, посапывающих в постелях или дремлющих у каминов. Аппетит подогревали и бесчисленные аперитивы, которыми усердно угощали меня гостеприимные фермеры.

Я возвращался домой, уже несколько окутанный розовым туманом. Мне пришлось выпить не одну рюмку виски, которое простодушные йоркширцы наливают словно лимонад, а напоследок старая миссис Эрншоу преподнесла мне стаканчик домашнего вина из ревеня, которое прожгло меня до пят. Проезжая мимо дома миссис Эйнсворт, я услышал ее голос:

-- Счастливого рождества, мистер Хэрриот!

Она провожала гостя и весело помахала мне рукой с крыльца:

-- Зайдите выпейте рюмочку, чтобы согреться.

В согревающих напитках я не нуждался, но сразу же свернул к тротуару. Как и год назад, дом был полон праздничных приготовлений, а из кухни доносился тот же восхитительный запах шалфея и лука, от которого у меня сразу засосало под ложечкой. Но на этот раз в доме царила не печаль -- в нем царил Буян.

Поставив уши торчком, с бесшабашным блеском в глазах он стремительно наскакивал на каждую собаку по очереди, слегка ударял лапой и молниеносно удирал прочь.

Миссис Эйнсворт засмеялась:

-- Вы знаете, он их совершенно замучил! Не дает ни минуты покоя!

Она была права. Для бассетов появление Буяна было чем-то вроде вторжения жизнерадостного чужака в чопорный лондонский клуб. Долгое время их жизнь была чинной и размеренной: неторопливые прогулки с хозяйкой, вкусная обильная еда и тихие часы сладкого сна на ковриках и в креслах. Один безмятежный день сменялся другим... И вдруг появился Буян.

Я смотрел, как он бочком подбирается к младшей из собак, поддразнивая ее, но когда он принялся боксировать обеими лапами, это оказалось слишком даже для бассета. Пес забыл свое достоинство, и они с котом сплелись, словно два борца.

-- Я сейчас вам кое-что покажу.

С этими словами миссис Эйнсворт взяла с полки твердый резиновый мячик и вышла в сад. Буян кинулся за ней. Она бросила мяч на газон, и кот помчался за ним по мерзлой траве, а мышцы так и перекатывались под его глянцевой черной шкуркой. Он схватил мяч зубами, притащил назад, положил у ног хозяйки и выжидательно посмотрел на нее. Я ахнул. Кот, носящий поноску!

Бассеты взирали на все это с презрением. Ни за какие коврижки не снизошли бы они до того, чтобы гоняться за мячом. Но Буян неутомимо притаскивал мяч снова и снова.

Миссис Эйнсворт обернулась ко мне:

-- Вы когда-нибудь видели подобное?

-- Нет, -- ответил я. -- Никогда. Это необыкновенный кот.

Миссис Эйнсворт схватила Буяна на руки, и мы вернулись в дом. Она, смеясь, прижалась к нему лицом, а кот мурлыкал, изгибался и с восторгом терся о ее щеку.

Он был полон сил и здоровья, и, глядя на него, я вспомнил его мать. Неужели Дебби, чувствуя приближение смерти, собрала последние силы, чтобы отнести своего котенка в единственное известное ей место, где было тепло и уютно, надеясь, что там о нем позаботятся? Кто знает...

По-видимому, не одному мне пришло в голову такое фантастическое предположение. Миссис Эйнсворт взглянула на меня, и, хотя она улыбалась, в ее глазах мелькнула грусть.

-- Дебби была бы довольна, -- сказала она.

Я кивнул.

-- Конечно. И ведь сейчас как раз год, как она принесла его вам?

-- Да. -- Она снова прижалась к Буяну лицом. -- Это самый лучший подарок из всех, какие я получала на Рождество.

Каждый раз когда читаю аж за душу берет(найдено в инете).

Исповедь бездомной кошки

Обидеть очень просто
Того, кто ниже ростом.
Но у меня есть когти,
Я очень страшный зверь!

Дугой я выгну спину
И небо опрокину
Истошным криком - "МЯУ"!
Ну, каково теперь?

Еще шипеть умею
На каждого злодея.
Ведь нет чтобы погладить,
Все норовят прогнать...

А листья вниз кружатся
И хочется прижаться
К тому, кто даст сметанки
И теплую кровать.

Нельзя сказать иначе,
Но жизнь моя собачья!
Устала быть бездомной,
Хочу найти приют.

Зима в сердца вмерзает...
Быть может кто-то знает
То место, где бесплатно
Хозяев раздают?

(Стихи московской поэтессы под ником Лучинка)

Вы знаете породу кане-корсо?
Солидный пес внушительного роста,
Серьезный,мудрый и суровый взгляд...
Прохожие с опаской вслед глядят...
А маленьких корсят вы не видали?
Не ведомы пока им ни медали,
Ни выставки серьезной суета...
Им бы по дому погонять кота!
Поесть,попрыгать,вдоволь наиграться
И к маме на ночь под бочок прижаться.
Их мама,к вечеру усталая такая,
Детишек,утомленных,оглядит...
"Тигровый.голубой и черный..."-повторит,
И пожелает им в который раз:
Хозяев добрых,щедрых и любимых,
И жизни долгих лет неповторимых!
(автор Елена Жукова)

Эдуард Багрицкий. КОШКИ

Уже на крыше за трубой,
под благосклонною луною
они сбираются толпой,
подняв хвосты свои трубою.

Где сладким пахнет молоком
и нежное белеет сало,
свернувшись бархатным клубком,
они в углу лежат устало.

И возбужденные жарой,
они пресыщенны едою,
их не тревожит запах твой,
благословенное жаркое.

Как сладок им вечерний жар
на кухне, где плита пылает,
и супа благовонный пар
там благостно благоухает.

О черных лестниц тишина,
чердак пропахнувший мышами,
где из разбитого окна
легко следить за голубями.

Когда ж над домом стынет тишь
волной вечернего угара,
тогда скользя по краю крыш,
влюбленные проходят пары.

Ведь ты, любовь для всех одна,
ты всех страстей нежней и выше,
и благосклонная луна
зовет их на ночные крыши.

КРИШОН\STRANGER

Собака

Бежала собака, приюта искала
В подъездах высоток бездушных;
От молний оскала собаку пугало,
Но больше от глаз равнодушных.

Все наглухо двери ненастье закрыло,
Нет места, где можно укрыться;
И ей бы повыть,
но бездомной не вылось,
А просто хотелось забыться.

Не грела промокшая шерсть бедолагу,
Но рядом вдруг скрипнула дверца,
Малыш приподнял, прижимая дворнягу,
Позвал её в детское сердце.

У меня временно опять открылся стихотворный дар, и такой получился АКРОСТИХ

Колышет ветер шерсть, в глазах отвага
Его взгляд очень искренен и тверд
Рад солнцу, никогда не знает страха
Рад жизни, он всегда вперед зовет
И он как солнце, яркий, лучезарный

Блестят озорно хитрые глаза
Луч света в жизни, пес шикарный
Юла он, шкода, умник, егоза

Терьер он, в этом слове все сокрыто
Его натура – это просто ртуть
Рьяно живет, его душа открыта
Его вам не удастся обмануть
Рад подарить любовь тепло и ласку наш кавалер-
Самая прекрасная собака - керри-блю терьер