Тьма, пришедшая из-за Лысой Горы, накрыла ненавистную пииту келью. Исчезло всё: старый пошарпанный стол, два ободранных кресла, щедро привезенные Эдиком Горбатым (тогда еще со стройными целыми ногами), обои невнятной расцветки с непонятным мутным узором, развешанные по гвоздикам на стенах картины и иконы, допотопный громоздкий монитор с электронно-лучевой трубкой, собственно сам системный блок компьютера, притулившийся под видавшем виды столом, лилии в больших горшках на подоконнике незанавешенного окна, которые давным давно отцвели, а их тычинки обратились в тлен, и даже сам котик-братик Адамик, тихо дремавший на коротком и неудобном диване. В комнате царила гробовая тишина. Мир вокруг будто растаял и растворился во всепоглащающих темноте и пустоте. Не слышно шагов по коридору за дверью, привычной брани соседей, шкварканья готовящейся на кухне еды, мяуканья кошек. Вечно пьяная Валюха со свитой мужей и любовников, тож постоянно под шафе, взяла тайм-аут неопределенного срока и размера. Лаврентий тихо исчез, будто его никогда и не было вовсе. Алкаши-сборщики вторсырья Гарик и Толян ретировались куда-то за горизонты. Интернет не работал уже 5 дней, его отключили за неуплату. На телефоне с грустно погасшим экраном не хватало денежных средств для исходящих соединений. Последние полторы гривны закатились куда-то в пыль давно неубранного жалкого жилища. "Это конец" - подумал Сергей, неотвратимо проваливаясь на самое дно болезненного и глубокого сна.
Ему снилась прежняя жизнь. Его потерянная трехкомнатная квартира на Юбилейном, в которой так вольно дышалось и созидалось, где он самозабвенно писал все свои стихи и прозу. С одного балкона был виден розовый закат, с другого - юный и не менее розовый, нет, даже алый и трепетный, нежный невинный и полный надежд рассвет нового весеннего теплого майского дня. Воздух пьянил сладким запахом буйно цветущей под окнами сирени, соловьиные трели услаждали слух, радуя усталую душу и грея остывающее сердце...
В келье звонил телефон. При всех своих нулевом балансе и кнопочной сущности входящие он всё еще принимал исправно. Встрепенувшись, оживший и взбодрившийся экран светился мягким призывным светом. Но Сергей не слышал. В его сне прекрасные соловьиные песни продолжали баюкать несчастного.
Немона с досадой нажала "отбой".
И снова вязкая тишина заполонила собою всё сущее.
Во сне он был полон сил и энергии. Мама еще была жива и уверенно и въедливо ругалась на кухне в адрес проститутки -Камилика. Последняя же лежала рядом с ним на кровати, нежно поглаживая его волнительную и беспокойную натуру. Впереди клубилось громадье планов - вытащить любимую из жерла пьянства и разврата, обучить ее всем наукам и премудростям будущей прилежной жены и боевой подруги барда, поэта, писателя и просто умного человека. Работа на кафедре, концерты, творческие вечера, встречи, поклонницы и поклонники... Умиротворяюще тикали часы на стене и даже противная вредная сестричка-лисичка посапывала и прихрапывала за стеной в соседней комнате. Соловьи заливались неистово и рьяно в апогее любовных серенад. Всё громче и громче, звонче, сильнее, настырнее...
Звонил телефон. На этот раз он сконцентрировал в своем звоне всю ресурсную составляющую данной модели мобильного, будто желая проорать во всё своё телефонное горло "Это твой последний шанс, просыпайся!"
И как ни странно, на краю сознания Сергей его услышал. Еще не стряхнув с себя оковы чарующе-обманного сна о безвозвратно утраченном, еще находясь в плену пригрезившихся иллюзий и воспоминаний, еще не веря жестким реалиям стального блеска надвигающегося сегодня, он схватил трубку и промычал в нее нечто невразумительное.
"Ну здравствуй, это я - тихо прошептала трубка - твой Призрак".
Чего ему трубку не брать? А вдруг заболе и в горячечном бреду там лежит...
