Д.Пещикова
― Так а, может, у нас только так можно? Вы сами говорите, культура у нас такая. Невоспитанный народ.
В.Ерофеев
― Ну, вот, именно… Да. Вот, именно та культура, которая называется «воспитанностью». У нас, как ни странно, очень неплохая высокая культура и люди знают больше, чем в других странах. А вот такая вот культура повседневности, культура просто общежития невероятно груба.
Я тут читал свой текст о русских народных сказках, который… Просто выходит книжка и мне надо было корректуру прочитать. И там в этих сказках есть часть сказок, посвященные русскому народному сексу, да? Заветные сказки, которые Афанасьев когда-то передал Герцену. Я прочитал вот это… В середине XIX века это было (передача случилась), а у нас только недавно их напечатали.
Я был поражен вот этой невероятной грубостью отношений. Грубость. Не обязательно эротических (даже не будем брать это). А, вот, просто как обращаются муж к жене там. «Кочерга» — это самое нежное, что можно. «Старая кочерга». Ну и понятно, что там «Старый хрен» или «Старый козел» и так далее, и так далее. Я подумал, почему? Ну, почему там? Казалось бы, тут ничего. Тут нет ничего смешного, ничего. Это нормальный такой посыл, нормальный разговор. Ну вот. И, вот, видимо, и тогда не было воспитания, по крайней мере, в этой среде. Ну а в 1917 году эта среда стала доминирующей средой. И надо сказать, что и сегодняшние начальники – они же пришли не из той среды дореволюционной, они пришли тоже из хамов.
Д.Пещикова
― Так послушайте, но, с другой стороны, все эти активисты – это же, в основном, молодое поколение. Это уже как раз не те люди, которые что-то помнят, что-то застали.
В.Ерофеев
― Ой, дело в том, что молодое поколение – это не значит, что они взяли и выучились, и стали воспитанны. У них тоже не хватает этого воспитания. Откуда у них взялось это воспитание? Да ниоткуда. Никто не воспитывает. Посмотрите, что в школах делается.
Д.Пещикова
― А сколько поколений еще будут в себе держать?
В.Ерофеев
― А всё зависит от того, как построить институции. Если будет так, как сейчас, всё так расхлябано, так это будет до той поры, пока просто все не будут смеяться над этим поведением. Кстати говоря, и все если не смеются, то опасаются, потому что, вот, наш человек за границей, когда он едет на машине, он представляет из себя повышенную опасность. А в магазин входит – может украсть. А еще что-то…
Потому что, как бы, такая мораль, условная: Ну да, вообще красть нельзя, но не можно» – «Почему?» – «Ну, просто, вот, как-то так вот случилось». «Ездить быстро нельзя, но, вот, я поехал быстро, потому что мне захотелось». И так далее, и так далее.
То есть когда это всё нарушается… А над европейцами издеваются: «Во, они какие. Стоят ночью, ждут переключения на зеленый свет. Во, какие они дураки» и прочее, и прочее. А, на самом деле, это же одна линейка. Если они там стоят на красный свет, то, значит, они и в магазине не украдут. Ну и так далее.
Д.Пещикова
― Ну и русский-то, ведь, не каждый пойдет красть, будет перебегать дорогу в неположенном месте.
В.Ерофеев
― Не, конечно, не каждый. Ну, понятно. Мы же не говорим, что каждый. Мы же не говорим, что мы нация какая-то такая, уж совсем. Но Достоевский говорил, кстати говоря, делал какие-то широкие обобщения, даже страшные. Он говорит «Мы склонны к бесчестию», — говорил Достоевский. При том, что он любил вообще русский народ и всё.
