А пофилософствовать? (стихами о самом главном)

Как мне ехать к тебе, мой город?
К паркам, скверам, проспектам, лужам...
Как же мне принять твой морок?
Как не вспомнить, что было так нужно?

Я скучала. Годами в снах - Невский,
В Летнем - белки, июль, жарко,
Я увижу твои дворы-клетки,
Город мой, как же мне жалко...

Город мой, не тревожь память,
Дай мне, что полюбить снова.
Дай мне сил маету сгладить
И приткнуться под твоим кровом...
притыкайтесь (можно под моим) :вітаю:
 
***
Всегда любопытны раскопки.
Вот ваза и несколько блюд.
Я вынесу вещи за скобки,
попробую глубже копнуть.

Обрыва старинная фреска,
зелёных побегов эмаль...
Здесь век вожделенно и резко
мгновения в глину поймал.

Минувшего шлейфы и шрамы,
остатки раздавленных фляг –
следы отыгравшейся драмы
раскрасили скупо овраг.

В подземных архивах застыли
и линии ссохшихся швабр,
драконы, арканы и шпили,
и сивых борозд канделябр.

Небес беспристрастное чрево
и туч полинявших чалма
смотрели, как корчится древо
в охряном разрезе холма.

Сосёт и водичку, и падаль
корявых корней худоба,
а время – не думая, надо ль? –
все тянет в свои погреба.

Продуманней и безнадёжней
оно современных хитрюг:
ту кладь своим днищем дотошным
прожжёт неизбежный утюг.

Как странно – в конце жизнечистки
от лордов, рабов, секретарш
останутся только очистки
и праха рассохшийся фарш...

Нет! Будут звучать отголоски
любви, красоты, доброты,
и землю под каждой березкой
в их честь нахлобучат кроты.

Увидят твой внук или внучка
в тот час, когда ветер утих:
насыпана в честь твою кучка
повыше от кучек других.

А ты с высоты, отстранённо,
забыв про земной эгоизм,
заметишь стаканчик гранёный
и лучик на плоскости призм.

Далёкий от пошлой бравады,
в пыльце озаренья поймёшь,
насколько блистательна правда,
насколько уродлива ложь:

"Покинув заоблачный рынок
и новую жизнь получив,
любить буду запах тычинок,
и корни, и холм, и обрыв.

С отдачею страстной Франчески
любить буду неба вуаль,
обрыва старинные фрески,
зеленых побегов эмаль.

Любить буду... Но отчего же
себя на ошибке ловлю?
Извечно охряное ложе
давно безраздельно люблю."
 
Останнє редагування:
Ах, если бы люди пытались,
Очистить свои погреба.
Забыты былые скрижали,
Слоями от них лишь труха.

Попробуй, копни-ка поглубже,
Увидишь весь собранный хлам.
Тебе он давно ведь не нужен,
Как якорь к забытым делам.

Его не увидеть так сразу,
Забвением пылью он скрыт.
Наивные детства проказы,
И юности трепетный быт.

Засыпано почвой рутины,
Крестом припечатано дат.
Хранят, молча наши глубины,
Мечты-корабли там лежат.

Мы ходим по ним ежедневно,
Растут под ногами пласты.
И скоро макушкою в небо,
Упрёмся когда-нибудь мы.
 
а именно: © Copyright: Николай Колычев, 2015. Свидетельство о публикации №115041703567



***
С убийцами пока неясно,
а вслух угадывать опасно.

Народ - он разве однородный?
И кто бессовестный, тот не голодный.

Голодный ходит без инета -
и не поймет мораль поэта:

как вместо зла предотвращенья
катить на нищих обвиненья?

Душа где только ни скиталась,
но что дает кому-то жалость?

И как бы маленькая странность:
у совести - национальность?
 
Останнє редагування:
***
Я знаю, что деревьям, а не нам
Дано величье совершенной жизни;
На ласковой земле, сестре звездам,
Мы — на чужбине, а они — в отчизне.

Глубокой осенью в полях пустых
Закаты медно-красные, восходы
Янтарные окраске учат их —
Свободные, зеленые народы.

Есть Моисеи посреди дубов,
Марии между пальм... Их души, верно,
Друг другу посылают тихий зов
С водой, струящейся во тьме безмерной.

И в глубине земли, точа алмаз,
Дробя гранит, ключи лепечут скоро,
Ключи поют, кричат — где сломан вяз,
Где листьями оделась сикомора.

О, если бы и мне найти страну,
В которой мог не плакать и не петь я,
Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчислимые тысячелетья!

Николай Гумилев


BXx8ycTlYtwQTLXHjQKYcOb-qxnmzFjNC5xpYkjOFg6mok0crSQGjUYkHcnOtUQMvLOWNDGqO7fE_swinvGZOnImz1OajMPVg73HNq2_pWAcx69z_yswbphuMLYYqB7Jo12P=s0-d-e1-ft

Бет Мун. Портреты времени
 
Бабочка
5413429d534cd49d3e2c83bec2e8411a.md.jpg


I

Сказать, что ты мертва?
Но ты жила лишь сутки.
Как много грусти в шутке
Творца! едва
могу произнести
"жила" — единство даты
рожденья и когда ты
в моей горсти
рассыпалась, меня
смущает вычесть
одно из двух количеств
в пределах дня.

II

Затем, что дни для нас —
ничто. Всего лишь
ничто. Их не приколешь,
и пищей глаз
не сделаешь: они
на фоне белом,
не обладая телом
незримы. Дни,
они как ты; верней,
что может весить
уменьшенный раз в десять
один из дней?

III

Сказать, что вовсе нет
тебя? Но что же
в руке моей так схоже
с тобой? и цвет —
не плод небытия.
По чьей подсказке
и так кладутся краски?
Навряд ли я,
бормочущий комок
слов, чуждых цвету,
вообразить бы эту
палитру смог.

IV

На крылышках твоих
зрачки, ресницы —
красавицы ли, птицы —
обрывки чьих,
скажи мне, это лиц,
портрет летучий?
Каких, скажи, твой случай
частиц, крупиц
являет натюрморт:
вещей, плодов ли?
и даже рыбной ловли
трофей простёрт.

V

Возможно, ты — пейзаж,
и, взявши лупу,
я обнаружу группу
нимф, пляску, пляж.
Светло ли там, как днём?
иль там уныло,
как ночью? и светило
какое в нём
взошло на небосклон?
чьи в нём фигуры?
Скажи, с какой натуры
был сделан он?

VI

Я думаю, что ты —
и то, и это:
звезды́, лица́, предмета
в тебе черты.
Кто был тот ювелир,
что бровь не хмуря,
нанёс в миниатюре
на них тот мир,
что сводит нас с ума,
берёт нас в клещи,
где ты, как мысль о вещи,
мы — вещь сама?

VII

Скажи, зачем узор
такой был даден
тебе всего лишь на день
в краю озер,
чья амальгама впрок
хранит пространство?
А ты — лишает шанса
столь краткий срок
попасть в сачок,
затрепетать в ладони,
в момент погони
пленить зрачок.

VIII

Ты не ответишь мне
не по причине
застенчивости и не
со зла, и не
затем, что ты мертва.
Жива, мертва ли —
но каждой Божьей твари
как знак родства
дарован голос для
общенья, пенья:
продления мгновенья,
минуты, дня.

IX

А ты — ты лишена
сего залога.
Но, рассуждая строго,
так лучше: на
кой ляд быть у небес
в долгу, в реестре.
Не сокрушайся ж, если
твой век, твой вес
достойны немоты:
звук — тоже бремя.
Бесплотнее, чем время,
беззвучней ты.

X

Не ощущая, не
дожив до страха,
ты вьёшься легче праха
над клумбой, вне
похожих на тюрьму
с её удушьем
минувшего с грядущим,
и потому,
когда летишь на луг,
желая корму,
преобретает форму
сам воздух вдруг.

XI

Так делает перо,
скользя по глади
расчерченной тетради,
не зная про
судьбу своей строки,
где мудрость, ересь
смешались, но доверясь
толчкам руки,
в чьих пальцах бьётся речь
вполне немая,
не пыль с цветка снимая,
но тяжесть с плеч.

XII

Такая красота
и срок столь краткий,
соединясь, догадкой
кривят уста:
не высказать ясней,
что в самом деле
мир создан был без цели,
а если с ней,
то цель — не мы.
Друг-энтомолог,
для света нет иголок
и нет для тьмы.

XIII

Сказать тебе "Прощай",
как форме суток?
Есть люди, чей рассудок
стрижёт лишай
забвенья; но взгляни:
тому виною
лишь то, что за спиною
у них не дни
с постелью на двоих,
не сны дремучи,
не прошлое — но тучи
сестёр твоих!

XIV

Ты лучше, чем Ничто.
Верней: ты ближе
и зримее. Внутри же
на все сто
ты родственна ему.
В твоём полёте
оно достигло плоти;
и потому
ты в сутолке дневной
достойна взгляда
как лёгкая преграда
меж ним и мной.
1972

® Иосиф Бродский
 
I

Сказать, что ты мертва?
Но ты жила лишь сутки.
Как много грусти в шутке
Творца! едва
могу произнести
"жила" — единство даты
рожденья и когда ты
в моей горсти
рассыпалась, меня
смущает вычесть
одно из двух количеств
в пределах дня.

II
...
VI
...
XIV

Ты лучше, чем Ничто.
Верней: ты ближе
и зримее. Внутри же
на все сто
ты родственна ему.
В твоём полёте
оно достигло плоти;
и потому
ты в сутолке дневной
достойна взгляда
как лёгкая преграда
меж ним и мной.
1972

® Иосиф Бродский

Конечно, может показаться:
у насекомых век не торт.
Но у таких цивилизаций
у времени - иной полет.

Там белый день тягуче длится
и эрой тянется до тьмы,
и наши медленные лица
для них - как спящие холмы.

Ты ценишь индивидуальность?
У них в почете - целый род,
связующий святую данность,
инстинктов точный переход.

Но человек, хватая, давит,
что осознать не в силах сам.
Иосиф, можешь ли представить,
какой рождаешь ты бедлам:

ведь, совершив уничтоженье
прекраснейшего существа,
даешь тем самым разрешенье
на то же действо для себя.

Природа ж книжек не читает,
от лицемерья далека
и все поступки возвращает -
да с точностью до пятака.

А для неведомых галактик
мы, населенье - муравьи,
а шарик - полигон для практик,
шанс ставить опыты свои.

И потому в пыли архивов
спят артефакты катастроф:
побоищ, грабежей, разливов,
провалов, засух и костров.

А наши предки в жизни тленной
одну святыню берегли:
законы мудрые Вселенной
о сохранении Земли.
 
Останнє редагування:
Мне звонил абонент. В телефоне пропущенный вызов.
Нет, я слышала. Ранили сердце гудки.
Мне звонил абонент. Дождь стучал монотонно по крыше.
Не взяла. Не коснулся пропущенный вызов руки.

Мне звонил абонент. Очень нагло, настойчиво, дерзко!
На часах уже за полночь. И невдомек, что спала.
А я жить научилась без этих звонков абонента,
Научилась не ждать. И стирать все его номера.

Мне звонил абонент. На ответ он расчитывал точно!
И смотрела в окно на реакцию тихо луна.
Чем закончится с сердцем война этой ночью,
Мне звонил абонент. А ответом была тишина...

Ксения Газиева
 
Мне звонил абонент. В телефоне пропущенный вызов.
Нет, я слышала. Ранили сердце гудки.
Мне звонил абонент. Дождь стучал монотонно по крыше.
Не взяла. Не коснулся пропущенный вызов руки.

Мне звонил абонент. Очень нагло, настойчиво, дерзко!
На часах уже за полночь. И невдомек, что спала.
А я жить научилась без этих звонков абонента,
Научилась не ждать. И стирать все его номера.

Мне звонил абонент. На ответ он расчитывал точно!
И смотрела в окно на реакцию тихо луна.
Чем закончится с сердцем война этой ночью,
Мне звонил абонент. А ответом была тишина...

Ксения Газиева
Чтоб выжить в месиве личин,
сбавляем скорость, как пилоты.
Когда предчувствие кричит,
молчат слова и обороты.
 
Четверостишия о разном-5

1
Так приятно когда можно кратко,
обернуть бурных слов водопад.
И для каждого есть в нём закладка,
да и сам омовению рад.
2
Не распыляйтесь над другими,
когда вокруг сплошной поток.
Они забыли ваше имя,
иль просто дружбы срок истёк.
3
Поставь на паузу мгновение
и просто тихо обернись.
Вокруг накалено терпение,
так тяжко дышит твоя жизнь.
4
Зачем мне твои монологи?
Сыграть я их так не смогу.
Как-будто кривые дороги
слова выгибают в дугу.
5
Ты вновь идти не хочешь спать,
всё ищешь буквы в мониторе.
Но тянет сон опять в кровать,
ведь с ним увы не в силах спорить.
6
На улице бушует лето:
дождит,гремит и поливает.
Росу собрала вся планета
и нам по почте присылает.
7
Путь к себе тернист и долог,
помогает в нём психолог.
Слово за слово...и вот...
виден нужный поворот.
8
Дорогая я вышел из моды,
хотя многим знаком мой портрет.
Подходящей не сыщешь породы;
Хотя можно спросить интернет)))
9
Когда изысканное быдло
прельщает словом редкий слух.
Все эти речи как повидло,
в котором очень много мух.
10
Все мерки увы не для нас,
когда много нужных размеров.
Прикрывшись обрывками фраз,
всё жаждем похвальных примеров. (12-13.06.14)
 
Со мною что-то происходит,
Как-будто порча или сглаз.
На заключение наводит:
Так трудно жить без злобных фраз.

Я выделяю что-то в общем,
Не понимая результат.
Хотя всего лишь нужно проще,
Когда дороги нет назад.

Распят на тысячи песчинок,
И в сотый раз себе не рад.
Как-будто мысли из пылинок,
Туманят нездоровый взгляд.

А я опять хочу покоя,
Но нет-тошнит от суеты.
В плену чужого перегноя,
Когда для счастья нет черты.
 
***
Еще подростковые рёбра.
Уже повзрослевший успех.
Где автор, придумавший образ?
Респект ему. Слава не грех.

О Карл, нам тебя не оставить.
Ты, Карл, веселее гляди.
Пусть бесится чёрная зависть,
шипя тебе вслед: уходи!

В каких бы штормах ты ни выплыл,
на нервах бы чьих ни играл,
запомни, что шанс тебе выпал
победный и радостный, Карл!

Тільки зареєстровані користувачі бачать весь контент у цьому розділі
 
Тревожный лепесток свечи

Тревожный лепесток свечи,
Коснулся тайного немного,
Что по дороге от былого
Идет тихонько и молчит.

Густая тусклая печаль,
Слетая с пламени живого,
Меня укутывает в шаль
Из пряжи вечера слепого

Играют блики на лице,
Проигрывая все, что было,
Стекает воск горячей жилой,
Не зная о своем конце.

Но будет ли конец ему?
Вдруг кто-то труд возьмет на плечи,
Расплавит вновь его в аду
И отольет в немые свечи.

И будет снова воск стекать,
В такт мыслям прошлым поспевая,
Свое же тело обнимая,
Он будет мертво застывать.

И кто-то вновь издалека
В себе метания разбудит,
И, взабытьи вздохнув слегка,
Дыханьем жизнь свечи погубит.

Автор:Татьяна Снежина
 
Чем выстлана ваша тропинка,
которая к людям ведёт?
Быть может она как тростинка,
что мост очень хрупкий спасёт.

На ней много разных ловушек
и факелы тускло горят.
Забвение кто-то разрушит,
исполнив целебный обряд.

На ней бурьяны и овраги,
дорога уходит в кювет.
И нужно не мало отваги,
чтоб выбросить старый скелет.

Ведь многие прячут за шкафом
его,но не в силах понять,
что можно людей возвращать,
когда судьба падает крапом.

Чем выстлана ваша тропинка,
которая к людям ведёт?
Она не видна как песчинка,
нельзя без неё в гололёд.

Конечно намного приятней,
когда остаются следы.
Общение теплее и внятней:
напрасны не будут труды.(30.06-1.07)
 
На тему тропинок

Чем выстлана ваша тропинка,
которая к людям ведёт?
Быть может она как тростинка,
что мост очень хрупкий спасёт.

На ней много разных ловушек
и факелы тускло горят.
Забвение кто-то разрушит,
исполнив целебный обряд.

На ней бурьяны и овраги,
дорога уходит в кювет.
И нужно не мало отваги,
чтоб выбросить старый скелет.

Ведь многие прячут за шкафом
его,но не в силах понять,
что можно людей возвращать,
когда судьба падает крапом.

Чем выстлана ваша тропинка,
которая к людям ведёт?
Она не видна как песчинка,
нельзя без неё в гололёд.

Конечно намного приятней,
когда остаются следы.
Общение теплее и внятней:
напрасны не будут труды.(30.06-1.07)
***
Кому - то подарена нить Ариадны,
а мне - лишь клубок неотбеленной пряжи.
Бежит по тропинке клубок, ну и ладно,
а я всё за ним, и почти без поклажи.

А тени зловещие мечутся рядом,
доносятся речи, и писки, и хохот.
Посыпались шишки и жёлуди градом,
и рядом совсем - то ли рёв, то ли грохот.

Клубочек - Вергилий мой неторопливый...
Как странно: он светится ласковым светом.
Мерцающих нитей струятся отливы
и словно меня ободряют при этом.

И чаща лесная раскрылась полянкой:
дымок неопасно над теремом вился;
промыла в ручье говорливом я ранки,
и алый цветок к ним головкой склонился.

Огонь долгожданный согрел мое тело.
Исчезли царапинки, шрамы, морщинки.
Клубочек залёг в облаках чистотела,
и жёлудь рубином сверкнул на тропинке.

И стали удачей былые пропажи,
и дым улыбнулся в пушистые вихры...
Клубок, ты ведь был из небеленой пряжи,
а стал серебристый, как лунные игры!
 
Останнє редагування:
Во время ужина он встал из-за стола
и вышел из дому. Луна светила
по-зимнему, и тени от куста,
превозмогая завитки ограды,
так явственно чернели на снегу,
как будто здесь они пустили корни.
Сердцебиенье, ни души вокруг.

Так велико желание всего
живущего преодолеть границы,
распространиться ввысь и в ширину,
что, стоит только выглянуть светилу,
какому ни на есть, и в тот же миг
окрестности становятся добычей
не нас самих, но устремлений наших.

/Иосиф Бродский. Во время ужина он встал из-за стола.../
 
Во время ужина он встал из-за стола
и вышел из дому. Луна светила
по-зимнему, и тени от куста,
превозмогая завитки ограды,
так явственно чернели на снегу,
как будто здесь они пустили корни.
Сердцебиенье, ни души вокруг.

Так велико желание всего
живущего преодолеть границы,
распространиться ввысь и в ширину,
что, стоит только выглянуть светилу,
какому ни на есть, и в тот же миг
окрестности становятся добычей
не нас самих, но устремлений наших.

/Иосиф Бродский. Во время ужина он встал из-за стола.../
:)

Подражание Бродскому

Во время завтрака я вышла на балкон.
Уже хлестали дождевые капли
петуний щеки, отрывая плоть.
Дробился град, и мутные потоки
несли с собой в нутро автомобиля
намокший сор, и ветки, и песок.
Казалось, туча села на антенны.

Так велико желанье человека
природой управлять, что дотянулся
до самых он таинственных пределов.
И, повинуясь жесткому приказу,
трясутся отрешенно небеса,
вдруг превратясь в пугливую добычу
не нас самих, но устремлений наших.

IK3RLYWGoGg.jpg
 
Ремонт

Жена сказала:-Я вчера была у Маши,
Ремонт закончили - такая красота!
У них так здОрово сейчас, а стены
наши...
Почуяв страшное, я пнул ногой кота...

Она мне что-то говорила про обои,
Про люстру новую ("..а нашей - триста
лет"),
А я внимал ей с затаённою тоскою,
Я понял: от ремнта спасу нет.

Ещё надежда слабая теплилась,
Я даже попытался возражать!
Минута, и надежда растворилась,
Ремонта мне, увы, не избежать...

Уже с утра, как старый сивый мерин,
Я из прихожки мебель кантовал!
Я что-то резал, склеивал и мерял,
Куда-то ехал, что-то доставал...

Плевался, возмущался, матерился!
Вгонял, потея, в стену дюбеля,
Я за три дня ни разу не побрился,
Взглянул случайно в зеркало: Ой,
бляааа!!!

А в доме - панорама "После боя"",
"Последний день Помпеи"- детский бред!
Эх, Маша, Маша! Я твои обои...
Ага! Жена позвала на обед!

И так с утра до самой поздней ночи,
"Болгарка", дрель, отвёртка, саморез...
И кофе кружками, чтоб смог расплющить
очи,
Чтоб видел, где с узором, а где - без.

Но всё проходит. Чисто в доме нашем.
Закончился ремонт в конце концов!
Жена пришла: - " Сейчас была у Маши,
Ей Вовка сделал новое крыльцо..."

Кобец Владимир.
 
Бездомная кошка
Алексей Дмитриев

Однажды я встретил бездомную кошку.
– Как ваши дела?
– Ничего, понемножку.
– Я слышал, что вы тяжело заболели?
– Болела.
– Так значит, лежали в постели?
– Бездомной мне некуда ставить постель.

– Как странно, – я думал, –
Что в мире огромном
Нет места собакам и кошкам бездомным.
Вы слышите, кошка, пойдемте со мной,
Темнеет, и, значит, пора нам домой!

Мы шли с ней по улице гордо и смело –
Я молча, а кошка тихохонько пела.
О чем она пела? Возможно, о том,
Что каждому нужен свой собственный дом.

------------------------------

Стакан наполовину полон?
Алекс Авни Железнов

"Вася, ты знаешь, все дело во взгляде,
Вот, например, перед нами стакан.
Можно и с водкой - примера же ради,
И не смотри на меня как баран.

Он стограммовый, налито полтиник,
Не засыпай, не допили ж еще,
Ну до чего же, Василий, ты циник,
Я оптимизму учу, ё моё.

Значит вот так - я смотрю с оптимизмом,
На половину тот полон стакан,
Если смотреть на него с пессимизмом,
Полупустой - понимаешь, братан"?

Вася с трудом и туманом во взгляде,
На оптимиста, прищурясь, взглянул:
"Вот бы в тайгу тебя при снегопаде,
Полу-одетым отправить в загул.

Наполовину сухие чтоб спички,
С наполовину бы острым ножом,
Наполовину с таёжной привычкой,
С полузаряженным, кстати, ружьем.

Ну а вокруг, в ожидании снеди,
Там полусытые бродят медведи."
 
Останнє редагування:
Вино ангелів
Є лагідна земля, де діви, мов кришталь,
а діти ніби сталь – незламні неодмінно;
де ангелів вино в холодній тиші заль
п’ють змієборці, ставши на коліна.

Є лагідна земля, конаюча трава,
там, де дракон співа, чекаючи віками.
Нахилена його розумна голова,
габа могутніх крил гаптована квітками.

Червоний колір скель, де келії ченців,
де у нужді осель горять камінні чаші;
де ангелів вино невидиме давно,
як сльози на ріці, як мертві душі наші.

Там перемог нема, й поразок теж нема;
там скорпіон дріма в ногах рододендрона.
І в сяєві вікна божественна пітьма,
неначе письмена на шкірі скорпіона.

Наталка Білоцерківець

чотири стіни, і глухо неначе в танку,
і це фіолетове плаття старе, як світ
воно пам’ятає перші наші світанки,
де липи, немов обурені пуританки,
до нас простягали кістляві долоні віт

чотири стіни, і фото заплющить очі,
бо парко, бо тисне у скроні йому картон
і я забуваюся… просто забути хочу
неголені щоки, зовсім дитячий почерк
на шиї родимку, погляд, зухвалий тон

чотири стіни – коробка з-під черевиків,
з місцевої флори й фауни – цвіль та міль
і пилом осядуть спогади на повіки…
нечувана річ – довіритись чоловіку
і Шляхом Чумацьким
пустити його
по сіль

Юлія-Ванда Мусаковська

Що там залишиться після нас, мій коханий Серпню?
Стеля труситься від ударів, за ворот летить вікова труха,
у віконечко бомбосховища видно, як жовкне трава без людської уваги
і відчуття, від якого все тіло терпне,
вростає в твої кістки.
Цього не позбутись не те, що за ціле життя, а навіть за два.
Кожен з нас на мілі і продав би себе з потрохами,
та кому потрібні війною протрушені потроха?
Я виходжу за хлібом, миняю пости, патрулі, пастки,
пробираючись до розграбованого універмагу,
повертаюсь щоразу героєм, валюся навзнак.

Мій коханий, коханий Серпню,
коли хтось тобі скаже, що в смерті свої переваги -
бий його, бий!
Я знаю її в лице. Вона мій близнюк. Мені від неї в очах темно.
Тебе розводять, насправді усе не так.

Що там залишиться по нас із тобою, Серпню?
Листя зривається із дерев
та вальсує над містом залишеним,
люди ховаються в норах, як миші,
хто вирвався - той хрипить, як обскубаний лев.
Час висуває свої вимоги,
і те, як він змушує нас обжиратися голодом та упиватись годинною тишею,
зовсім не схоже на жарт, або блеф.

По нас із тобою, Серпню,
відходить в минуле ціла епоха.
Настільки прекрасна, що і згадати
нестерпно.

Що по нас із тобою залишиться? Гордість, віра та ґрати,
ескізи, чернетки, натяки, спогади, або, хоча би тінь?
Словом, щось, із чого потім наважаться починати
ті, що не наважаться вмерти тепер.
Амінь.

Олексій Чупа

як патрон береженого Бог береже
як у схроні останній патрон береже
хтось для власної скроні
за межею, що ділить своє і чуже
женчик-бренчик тобі насюркоче, що вже
син твій дибиться в лоні
заховайся у голці ялиці, в лиці
хлопченяти, що падатиме в ялівці
щоб тебе відшукати
у землі, що парує, в землі, що жива,
ти залишив для нього найважчі слова:
"батьківщина" і "тато"
батьківщина як те, що від батька йому,
замість батька такому малому йому,
що заплакав би кожен
"але, Господи, хай він відчує нутром,
що це він - мій насправді останній патрон
бережи його, Боже..."

Галина Крук

Вогняне озеро
Ми випали із червня,
як літери зі старих абеток і словників,
ми занурилися в липень, як у теплу річку,
запали в нього, як у сон.
Рухаючись однією з тих південних доріг,
що встелені під кінець літа перестиглими абрикосами,
я впізнавав перехрестя,
залізничні насипи і переїзди,
дерева в лісосмугах,
поля і балки,
ящірок і птахів,
мости,
всі ті місця, де колись стояв і ловив попутки.
Нам сказали, що ми йдемо до озера,
там зробимо привал,
переночуємо,
а вранці кожен із нас вирушить своєю дорогою.
Вечір спокійно і поволі переплавився в ніч,
ніч плавно перетекла у ранок.
Прощання було коротке,
всі зібрали свої речі і розійшлись,
не оглядаючись.
Тільки в кожного в голові, напевно, звучали слова провідника:
«Смерть — книжка, про яку всі говорять,
проте ніхто не читав.
Запрошуємо».
Опинившись на самоті,
я зрозумів, що від початку був сам,
кожен, гадаю, зрозумів.
Кожен зрозумів, що нічний вогонь був останнім теплом,
яке вони відчули,
що далі буде тільки дорога
і вічна студінь.
Ми зупинятимемося в незнайомих містах,
будем знайомитися з новими людьми,
інколи зустрічатимем старих друзів та знайомих,
продовжуватимемо жити так, як жили до того ранку,
але тепер нас оточуватиме тиша —
жодних слів,
жодних мелодій і ритмів.
Тиша,
мерзла тиша
і теплі речі в похідному наплічнику.

Мирек Боднар, «Пожертва на світло»

* * *

літо за ліком яке у тебе, дитино
лиється мед на зім’яту м’яту, а мало
риба при дні чекає донного тралу
сплять перелюбники в світлім покої гостиннім

уклавши меча між собою, як немовля
квіти й зітхання в пітьмі горять, наче постріли
повний траулер риби ведуть апостоли
всіх за срібні хвости тримає земля

шкіри дерга ловить іскру і попеліє
в світлі скляного ранку це добре видно
замість старої води, гойдаючись мідно
річка виносить у гирло оливну олію

літо незаліковне, о дитя тонкоспинне
не давайся до вилову, лишайся трохи колючою
а на ім’я покличуть – відвернись, утікай

вранці так тонко пахне ціаністим калієм
теплий пиріг, на тарелі переполовинений
спечений із любов’ю і дрібкою мигдалю.

Катерина Калитко, з майбутньої книги «Катівня. Виноградник. Дім»
 
Назад
Зверху Знизу